Ураган
Шрифт:
Августин протянул книгу Бонни. Она увидела, что Сцинк подчеркнул красным этот абзац.
– Да, это явно о нем.
– Или обо мне. Когда-нибудь и я стану таким. Небо начало окрашиваться в пурпурный цвет, над их головами на прохладном ветру парила стая грифов-индеек. В отдалении послышался короткий раскат грома. Августин спросил у Бонни, чем закончился ее разговор с Максом.
– Он возвращается домой один. А ты знаешь, мне показалось, что у меня начинают сдавать нервы. – Бонни достала обручальное кольцо.
Августин подумал, что она собирается
– Не надо, – попросил он, имея в виду обе возможности.
– Я отошлю его Максу. Не знаю, что еще можно было бы с ним сделать. – Голос Бонни звучал тихо и печально. Она торопливо спрятала кольцо.
– Что ты собираешься делать? – спросил Августин.
– Побыть с тобой немного. Можно?
– Разумеется.
Ответ Августина обрадовал Бонни.
– А как насчет тебя, мистер «Живу одним днем»?
– Тебе будет приятно узнать, что у меня есть план.
– В это трудно поверить.
– Кроме шуток. Я намерен продать ферму дяди Феликса, вернее то, что от нее осталось. И свой дом тоже. А потом найду какое-нибудь место вроде этого и начну все заново. Где-нибудь подальше от людей. Как тебе это нравится?
– Не знаю. А там будет телевизор?
– Ни в коем случае.
– А гремучие змеи?
– Возможно.
– Господи, какое-нибудь место на краю света. – Бонни притворилась, будто она размышляет.
– Ты когда-нибудь слышала о Десяти тысячах островов?
– Кто-то их все пересчитал?
– Нет, дорогая. Для этого понадобилась бы вся жизнь.
– Так это и есть твой план?
Августину была знакома проблема выбора партнера. Сейчас Бонни решала, остаться или уйти.
– Там есть городок, который называется Чоколоски. Возможно, он тебе совсем не понравится.
– Чепуха. Оставайся тут. – Бонни поднялась.
– А ты куда?
– Схожу, в лагерь, принесу какие-нибудь стихи.
– Сядь, я еще не закончил, – попросил Августин, Бонни отвела его протянутую руку.
– Ты мне читал. Теперь я хочу почитать тебе. Быстро двигаясь по тропинке, Бонни думала, что возьмет стихи Уитмена. Где-то в ржавой «скорой помощи» она видела сборник «Песнь о себе», эти стихи Бонни любила еще со школы. Особенно хороша была строчка, ассоциировавшаяся со Сцинком: «Напрасно мастодонт пытается выползти из своих костей. Измельченных в порошок».
Подойдя к лагерю, Бонни увидела Сцинка, неподвижно лежавшего на земле. Над ним, утробно рыча и светясь дикой злобой, склонился Кусака. В одной руке Кусака держал обгоревший кусок палки, в котором Бонни узнала факел губернатора.
Бонни стояла не шевелясь, опустив руки и сжав кулаки. Злобный вид искаженного лица Кусаки еще более усугубляло красное и хромированное противоугонное устройство. Он не подозревал, что из-за деревьев за ним наблюдает Бонни. Отшвырнув факел. Кусака схватил чемодан и бросился наутек.
Не отдавая себе отчета в том, что делает, Бонни последовала за ним.
Глава 31
Кусаку разбудил
Кусака потихоньку сел. Глаза слезились, во рту пересохло, комок грязи прилип к брови. Он в очередной раз безуспешно попытался снять противоугонное устройство, боль была ужасной, Кусаке казалось, что лицо распирает пружина, которая вот-вот разнесет его на части. Слава Богу, что он не мог сейчас видеть себя, потому что наверняка выглядел как безобразный шут.
«Господи, я должен выбраться из этой западни», – подумал Кусака.
Рядом с ним на земле – где его и оставил Сцинк – стоял чемодан, набитый деньгами. Запах мочи убедил Кусаку, что это не был страшный сон. Этот идиот действительно помочился на девяносто четыре тысячи прекрасных американских долларов.
Кусака пошевелил ногами, левой, правой, потом двумя вместе. Затем проверил, как функционируют руки. Вроде все в порядке, похоже, действие второго укола закончилось.
Он поднялся на ноги и сделал неуверенный шаг в направлении чемодана. Потом второй. Противоугонное устройство, распиравшее челюсти, оказалось настолько тяжелым, что Кусака потерял равновесие и чуть не шлепнулся вперед. Запирая чемодан, он старался не дышать, но в нос все равно ударил запах мочи. Кусака отыскал кувшин с водой и опорожнил его себе в глотку, при этом он закашлялся, едва не захлебнувшись, однако шум не разбудил спавшего психа.
Потом Кусака поискал вокруг что-нибудь, что могло бы послужить оружием, и подобрал длинную смолистую палку с обугленным концом.
Должно быть, одноглазый псих услышал его шаги, потому что попытался откатиться в сторону, уклоняясь от удара. И удар пришелся не в голову, а в плечо, но Кусака услышал, как хрустнула кость. Он знал, что это больно.
– А-а-ахххммм! – завопил Кусака, продолжая наносить удары, пока одноглазый псих не затих с шумным выдохом, похожим на звук лопнувшей покрышки.
Бонни никогда не смущало ее хрупкое телосложение. В старшем классе школы она как-то погналась за парнем, который задрал ей юбку в школьном кафетерии. Парня звали Эрик Шульц. Рост почти метр девяносто, сквернослов и задавака, звезда школьной баскетбольной команды. Он был тяжелее Бонни килограммов на тридцать пять, но, когда попытался убежать, Бонни догнала его, сбила с ног и пнула ногой в промежность. Эрик Шульц был вынужден пропустить две игры из серии «плэйофф». А Бонни Брукс на три дня отстранили от занятий. Отец одобрил поведение дочери, а мать сказала, что Бонни переборщила, мальчик Эрик, наверное, просто заигрывал с ней, но просто не знал лучшего способа. «Теперь будет знать», – ответила матери Бонни. Она была согласна с отцом, который считал, что нельзя все оправдывать глупостью.