Ураган
Шрифт:
Атташе. Все-таки не могу понять: каким образом вы остались живы, а инженер Патце погиб?
Функ. Сколько же раз объяснять: удар в хвост я принял за взрыв двигателя, ну и…
Атташе. Что?
Функ. Ну и… у меня вовсе не было желания отправляться на тот свет.
Атташе. Почему же вы не воспользовались катапультой?
Функ. Ребенок я, что ли? Будто я не знал, за каким чертом возле катапульты ковырялись механики этого типа Шредера. Потяни я ручку катапульты — фьють!..
Атташе. Но вы же все-таки включили подрывной механизм, который у вас был на случай вынужденной посадки.
Функ. Это совсем другое
Атташе. А ваш спутник, Бодо Патце?
Функ. А разве вам было бы приятней, если бы и он сидел тут вместе со мной?
Атташе. Нам было бы приятно, если бы здесь не сидел никто.
Функ. Это я знаю.
Атташе. За это вы и получали деньги.
Функ. Деньги, деньги!.. Едва ли теперь удастся ими воспользоваться… Деньги!
Атташе. Да, теперь ваше дело плохо: русские вас не пощадят.
Функ. Как знать, как знать!
Атташе. Уж не думаете ли вы наболтать тут черт знает чего?
Функ. Зависит от того, что они мне предложат.
Атташе. Ну и тип же вы, Функ!
Функ. Как раз такой, какой был вам нужен для этого грязного дела, генерал.
Атташе. Имейте в виду: наболтаете лишнего — дорога домой будет вам закрыта. А ведь… там ваша семья.
Функ. О, я знаю, с кем имею дело! Но вы не посмеете тронуть пальцем детей. Ну, а жена…
Атташе. У вас есть еще и ваши старики.
Функ. Ах, мои старики!..
Андрей с отвращением передернул плечами.
— Гадость!
— Да, типы соответственные.
— Значит, он сознательно взорвал свой экипаж.
— Чтобы не оставить свидетеля, кроме себя.
— Он не уцелел бы и так…
— Мало ли какая случайность. — Генерал пожал плечами. — Такие случаи бывали и раньше.
Видя, что Андрей хочет отложить папку:
— Нет, нет, прочитай немного дальше, там некоторые технические детали.
Андрей дочитал:
Атташе…Оставим это. Нам интересней, как вас атаковал этот русский.
Функ. Откуда я знаю! Локатор у меня отказал: инженер Патце был занят черт знает чем — может быть, строчил очередное письмишко своей мамаше… Так или иначе, я не имел представления о преследовавшем меня русском высотнике.
Атташе. Вы не можете нам сказать о том, что это был за самолет? Хоть что-нибудь о нем, а?!
Функ. Знаете ли, генерал, когда получаешь такой удар под зад, какой он мне дал, и не знаешь, летишь ли ты к апостолу Петру или прямо в объятия дьявола, уже не до того, чтобы рассматривать, кто дал тебе этот пинок… Могу только сказать: другой на моем мосте не оказал бы вам и той услуги, какую оказал я: он не стал бы думать о том, чтобы взорвать экипаж. Вы имели бы здесь еще этого слюнтяя Бодо Патце. Уж тот наверняка наплел бы тут такого, что вы почесали бы затылок… Все, что могу вам сказать наверняка: скорость, вертикальная и горизонтальная, у русского превосходит то и другое у «Пе-икса» — он свалился на меня, как ястреб на ворону.
Атташе. А как вы расцениваете то, что он по вас не стрелял, а таранил вас?
Функ. Это уж вам легче узнать, чем мне.
Атташе. Не так-то легко узнавать что-нибудь в этой стране. Странный народ, Функ. Наверно, вам еще предстоит это познать.
Функ. Ну знаете, я не так любопытен. Мне бы только спасти свою шкуру.
Атташе. Хорошо, Функ, напоследок докажите русским, что в вашей аварии повинен вовсе не их самолет, а вы сами.
Функ. Что, что?!
Атташе. Вся пресса свободного мира подхватит такую версию: русский самолет, якобы способный летать на такой же высоте, как наш «Пе-икс», — миф. Вас сбил вовсе не их самолет. Это вы сами спустились до высоты двадцать или, скажем, тринадцать тысяч, а там уж пусть хоть ракета.
Функ. И вы думаете, найдутся идиоты, которые поверят такой чепухе?! Нет, я тоже не хочу выглядеть идиотом.
Атташе. Тогда по крайней мере хоть держите язык на замке.
Функ. Ровно в той мере, в какой это будет нужно, чтобы меня не повесили.
Атташе. Увы, у них не вешают… Даже таких, как вы. Вы неисправимы.
Функ. Ваша школа, генерал…
Андрей отбросил папку.
— Скоты какие-то, а не люди.
Алексей Александрович рассмеялся.
— И как ты думаешь, чем кончилось дело с этим самым Функом?
— Вот уж кого бы я действительно…
— Он нам заявил: «Оставшись в живых, я нарушил договор. Благодаря этому я предстал перед вами и даю вам полезные сведения. Вы обязаны возместить мне то, чего я недополучу по договору».
Андрей расхохотался.
— Ну и логика — сталь! — И вдруг, насупив брови: — Как хочешь, а я бы таких…
— Тебе этого не понять. А мне вот по долгу службы пришлось на таких насмотреться. Я научился их понимать. Логика простая: хочешь получить — стань подлецом, соверши преступление, и тогда у тебя все будет — твой вожделенный домик, и садик, и все такое. Это декларировалось еще Гитлером. Так воспитали Функа и тех, кто идет ему на смену. С этим мы должны считаться. Вот почему мы, прежде чем сбивать таких ракетным выстрелом, высылаем навстречу истребитель: «Подумай и садись, так будет лучше для нас и для тебя. Ну, а если уж тебе охота погибать за прибыли твоих хозяев, тогда не взыщи».
— А я бы и не пробовал сажать… — Андрей с досадой ударил ладонью по столу. — И подумать, что за такую падаль я…
— Не чуди, — сказал генерал. — И вообще тебе пока еще не велено волноваться. Давай-ка отложим эти разговоры.
— Куда же откладывать? Ведь не сегодня-завтра ты уезжаешь свидетелем. Вы сделаете свое дело — будете судить Хойхлера. А ведь народы могут осуществить правосудие только благодаря тем четырем…
— Тут уж твои «четверо» ни при чем! — возразил генерал. — Если бы миллионы глаз не заглядывали во все щели, куда Хойхлер пытался забиться, он никогда и не предстал бы перед трибуналом.
— Найти, выследить, показать, выдать суду — это все-таки детали, а ведь главное — показать преступника.
— Может быть, конечно, Галич и… — было согласился уже генерал, но Андрей перебил его:
— И Галич, и Барнс, и Грили… их тени ведут вас за стол трибунала. Это они, мертвые, будут главными свидетелями на процессе. А Хойхлера надо повесить. На той же веревке, которая служила Кейтелю и Риббентропу.
— Откуда такая кровожадность? — удивился генерал.
— Западные немцы должны быть наказаны.