Урал-батыр.Башкирский народный эпос (перепечатано с издания 1981 года)

Автор неизвестен

Хумай:

«Акбуз-тулпара тебе я дам: Коня того не спалить огням, В воду ль упадет — не утонет, Ураганы его не догонят; Кроме хозяина самого, Другом не признает никого. Если топнет — скалы ломает. Море ржанием рассекает, Все лишенья разделит с тобой; Рожденный и выросший в небесах, Не имевший потомства в наших краях» Его тысячу лет подряд Дивы Азраки не могут поймать. Тулпара того подарила мне мать. Избраннику своему я должна Преподнести в подарок коня. Дам тебе я алмазный меч, Который ржавчина не берет, Который мощь ничья не согнет, Никакой огонь не сожжет. Станет водою он против вод. Всех чудовищ на этом свете В страх вгоняет, подобно Смерти, Будто бы овец, распугнет. Рад словам ее был Урал. Чтоб девичье исполнить желанье, За птицей отправиться слово дал. Несколько дней у Хумай он жил, Во дворце ее дивном гостил; Себя ж она так и не назвала, О том, что заперт в подвале Шульген Взятый вместе с Заркумом в плен, Не сказала ему; а он Догадаться не мог о том. Урал спозаранок с постели встал, Лицо водою омыл Урал, С девушкою за одним столом Поел неспешно, набрался сил. Жезл волшебный в коня превратил, Много дней с коня не сходил; Потом приехал на место одно, Что было горами окружено; Там ни ворон и ни сорока Души живой не видели сроду; Где никогда человек не бывал, Ни див какой-нибудь и ни джин О том месте не подозревал; Скалы здесь — как верблюжьи горбы; А на вершину посмотришь горы — Выше туч уходит вершина; Воплощеньем земной красоты Возвышалась она недвижимо. Рассекая громаду туч, Урал взошел на вершину ту, Мир с высоты оглядел, говорят, Свет какой-то заметил потом, Переливавшийся звездным огнем, Двинулся в направлении том. Огляделся, добравшись до цели: Озеро, поросшее камышом, Неподалеку увидал: Вместо камешков — серебром Дно было устлано и берега; Цветы стояли, не колыхаясь, Словно дети, в воде купаясь. Озера гладь слепила глаза. Отражай в себе небеса. Там вода на ветру не рябит, А от солнечных лучей Жемчугом дорогим блестит. Стая самых различных птиц На том озере собрались; Среди них выделил Урал Птицу одну — вобрала она В себя все краски и тона. Незаметно для птицы он К ней подкрался; со всех сторон Так и этак осматривать стал, Своим жезлом заколдовал. Подумал: «Уж не птицу ли эту Хумай велела искать по свету?» Ну а птица страха не знала. От человека не уплывала. Приближаться к Уралу стала. Не зная обычаев, батыр Бросился сломя голову к ней, Но рванулась она от него, Стараясь упорхнуть поскорей. Устремился за нею Урал, Изловчившись, птицу поймал. Тут она и загоревала. Решив, что в руки врага попала. И, когда ее крепко держа. Выбрался он из камыша, Чуя, что нависла беда. Заговорила птица тогда: «Кто ты — див или человек. Не ступавший сюда вовек?» Человечьи слова услыхав, В изумленье пришел Урал. Когда озеро он миновал, На лужайке, у родинка, Птицу он расспрашивать стал — Про то, чья родом и как зовут. Птица насторожилась тут, И затем, взглянув на Урале, Так она ему отвечала; «Закрой глаза, мой егет, не смотри, Руки прочь от меня убери». На

миг задумался Урал, Так и этак прикидывать стал. Такие жезлу слова прошептал: «Если вдруг улетит — ты за ней Соколом воспаришь поскорей. Ну, а если в воду нырнет, Щукой метнешься в пучину вод!» И отпустил с тем птицу Урал. «Теперь, егет мой, глаза открой, О чем говорить желаешь со мной?» Глаза свои открыл Урал И чудо пред собой увидал: Красавица — тонких бровей размах, Мягкие ямочки на щеках. А на левой щеке темнеет Родника — нету которой нежнее. Туго заплетенные в косы Вдоль ее щек, горевших, как розы Словно черные ручейки, Ниспадают, тонки и легки, Волосы, украшенные тесьмой. Сквозь ресницы редкой длины Глаза сверкающие видны; Тают ямочки на щеках, Блещет улыбка на губах; Очертанья ж ее груди Готовы любого с ума свести. Начала так она говорить: «Да, егет мой, скажи, какой Тебя сюда привело судьбой? Какая вина за тобою есть, Что ты вдруг оказался здесь? Ай, егет мой! Скажу тебе; Улыбка моя и мое выражение, Все, что я думаю о тебе, — Доверия моего отражение. Доныне не приходилось мне Видеть егетов таких даже во сне. Не чаяла повстречать человека Здесь, где и Див не бывал от века. Сила во мне такая была, Чтобы уйти рыбою в воду, Взвиться звездою к небосводу, — И сохранила б тогда я свободу. Но при виде тебя желанье Стаяло, как под ветром туча; Всё дороги, что вдаль уходят, Тропками попадали с кручи; Все отошло далеко от глаз — Будто все испарилось враз. Девочкой я когда-то была, Баловницей дома слыла; Див проклятый выкрал меня; Там отдана была замуж я. Муж мой тоже егетом был, Да недолго со мною жил — Неожиданно вдруг исчез Из тех навек ненавистных мест, Убежала от дива я, Усмиряя на сердце грусть; Если снова к отцу вернусь. Туда, где родина моя. Боюсь, что див войною придет, Землю отца силой возьмет. Боюсь, что горе я принесу И стране своей, и отцу. Обернуться решила я птицей Такой, что людям и не приснится, Такой, каких на земле не бывает; К этому озеру я прилетела Которое никто никогда не найдет, Никто к которому не забредет». И услышав такие слова, Тайну девушки он узнал. Сам тоже таиться не стал. Только о том, что ищет птицу По просьбе царевны, умолчал. Так про себя он рассуждал: «Знать, судьбой я удачи лишен — Птицу, ради которой шел, И тут, видно, я отыскать не смог. И решил не жалеть он ног. Весь мир обойти из края в край, Но только исполнить желанье Хумай. „Егет, послушай слово мое! Тебе открыла я сердце свое, Айхылу меня в наших краях Звали все. Мой отец — падишах, А Луна — мне небесная мать. Чтоб нареченному подарить. Есть у меня рыжий конь — Харысай: Воды захочешь — к ней путь найдет“ В бой с тобою, как друг, пойдет. Так послушай меня, егет, Сам решай, соглашаться иль нет: Птицу, которую ищешь ты, В этих краях тебе не найти. Весь мир в полете отец охватил, В небе над землею парил, Во всех ее краях побывал, Всяких-разных птиц повидал, Поедем в царство отца моего, Добравшись туда, увидим его, Птицу ту, что нужна тебе, Мы отыщем в нашей стране. Если от дива меня спасешь, Отец богатством тебя одарит. Если ровней меня сочтешь, Для жизни страну мою изберешь, Вместе мы с тобой заживем, Будут там и очаг, и дом, Жизнь счастливую мы поведем». «Ах, красавица ты моя, Дары не приму никакие я, Не поеду в твою страну, Жизнь счастливую там не начну. Если птица и вправду ты, Коль стала на время девушкой ты, Я тебя заберу домой, Во дворец, что известен лишь мне, Мы прибудем вместе с тобой. Там поведаешь обо всем, Скажешь о желанье своем: Пожелаешь — птицею станешь, Пожелаешь — девушкой станешь; Если обидят тебя невниманьем, Не исполнят твои желанья, Сам за тебя я заступлюсь, Вновь с тобою сюда вернусь», — И закончил Урал на том. С ним девушка согласилась. По тому, как говорил он, Она доброту его оценила. В птичью шубу свою облачилась На жезл уселись они вдвоем, Горные цепи перелетели. Даже глазом моргнуть не успели, Как во дворце оказались Самрау. Девушки с радостными лицами Горячо обнимали птицу, Восклицая: «Ах, Айхылу!» И, видя такую встречу, Урал Удивляться не переставал. Шубу скинула Айхылу: «Проходи же, егет, не стой. Дворец, открытый передо мной, Также и для тебя открыт. Нас с тобою он породнит», — Так Уралу она говорит. Что оставалось Уралу? Он Был растерян и удивлен. Целуя девушку и обнимая, Обратилась к нему Хумай: «Ай, егет ты, вай, егет, Видно, преград для батыра нет: Ту, что приходится мне сестрой, Отыскав, ты привез домой, От коварных дивов увез…» И вконец смущенный Урал Нерешительно произнес: «В озере, где я птицу поймал, Дивов никаких не видал. В дороге трудностей никаких Я не видел, не испытал. Как, скажи, ты узнать могла, Что меня в тех краях будет ждать, В птичьей шубе твоя сестра Будет плавать там и нырять?» Тут Хумай и сама удивилась, К Айхылу она обратилась: «Как же див не узнал того, Что сбежала ты от него?» И тогда Айхылу поняла, Что не знает Хумай ни о чем, Что в неведеньи тут жила. Рассказала она о том, Как покинула мужнин дом, Убежав от коварного дива, Спряталась в камышах залива. И о том еще рассказала. Как Урал ее отыскал, Как ему в руки она попала; О том, что никто в отцовском дворце Про это не ведал и не слыхал. Хумай, услышав ее рассказ, Перед Уралом на этот раз Не стала скрывать, что она — Хумай; Что с тех пор она знает Урала, Как в их сети однажды попала. Затем позвала она отца На свою половину дворца. В радости царь Самрау прибежал, Дочь Айхылу к груди прижал, И роняя счастливые слезы. Дочери стал задавать вопросы. Обо всем рассказала та От начала и до конца; С волнением выслушал ее царь С растроганным выраженьем лица, И напоследок произнес. Не скрывая счастливых слез: «О том, что Айхылу возвратилась, Что от дивов она укрылась, Ни единой душе на свете Не говорите — держите в секрете. Див узнает — начнет войну, Нападет на мою страну; Видите, как извелась Айхылу От всех пережитых бед. Ее исцелит лишь матери свет. Пусть она к матери Луне Полетит и наш передаст привет. А понадобится — позовем…» Речь свою он закончил на том. Со своей стороны, во всем Дочери согласились с отцом. Айхылу всего несколько дней В доме родительском отдыхала, На глазах она расцветала. А затем отец и сестра Вызвали рыжего скакуна, Которого в дар Айхылу Преподнесла матерь Луна. И в одну из темных ночей Айхылу проводили к ней.

Глава 6

О том, как царь Самрау согласился выдать замуж за Урала Хумай, отдать ему в подарок коня Акбузата и булатный меч; о том, как встретились братья Шульген и Урал; как старший брат оказался коварным и злым человеком; как он осрамился на майдане, созванном царевной Хумай, как Урал удивил всех собравшихся на майдане.

Так во дворце у Самрау Урал Гостем желанным пребывал. Вот однажды в рассветный час, Пролежав, не смыкая глаз. Он Хумай негромко позвал И такие слова сказал: «Когда еще мальчишкой я был. Когда тебя отец подстрелил. Когда гибельную петлю Наложили на шею твою, Когда ты страхом объята была, — Или впрямь говорить могла. Или в испуге речь обрела. Но сказала: мол, есть такой На свете родник с живою водой. С тех пор охвачен я мыслью одной: Смерть проклятую отыскать. Навек ее из страны изгнать, Чтоб земля могла вечно жить, Воду из родника зачерпнуть. Землю той водой напоить,— С тем и вышли мы с братом в путь. Но расстаться нам вышел срок На скрещении двух дорог. Пошел налево мой старший брат. Направо пошел я, грустью объят. Так разделили дороги нас В тот роковой, тот прощальный час. Бродил по свету я много лет, Много радостей видел и бед. Памятуя слово твое, Я приехал в царство твое. Отыскал, как видишь, тебя, В твой дворец я вошел, любя, И завел разговор с тобой. Привязав льва пред вашей стеной Велела сестру ты родную найти И сюда ее привезти, Вновь напомнила мне о том (Говоря о подарке своем), Что от Смерти избавиться можно. Намекнула потом осторожно, Что подаришь мне что-то. Я жду; Дар какой ты имела в виду?» И, в батыра Хумай влюблена, Устремилась к отцу. Там она, Страсти и смятенья полна, Тайну сердца открыла ему, Отцу державному своему. «Любишь — душу не изводи, Замуж за него выходи, Акбузата ему подари, Счастье и радость познай в любви; Батыру такому же, как Урал, Благородной матерью стань; Во имя Урал-батыра ты На волю брата его отпусти, Всю страну позови на пир, Пусть восславится там батыр, Пусть никто не будет забыт. Каждый будет доволен и сыт», — Такие отец ей сказал слова. И послушна Хумай была — Шульгена выпустила она. Вся на свадьбу сошлась страна. Встретившись с Шульгеном, Урал Радости своей не скрывал. Видя брата перед собой. Счастлив был он встрече такой; Обо всем, что видел в пути, Шульгену подробно рассказал. Брата слушая своего, Шульген по-своему рассуждал: «Может так прославиться он, Что будет надо всеми вознесен, Домой вернется, гордости полн. Именем будет кичиться своим, Я ж окажусь ничтожным пред ним» Мыслями был он такими томим. И поэтому перед Уралом Ничего говорить не стал он — Скрыл и то, что с Заркумом знаком, Что в яме сидели они вдвоем; С целью какой явились сюда, Тоже не признался тогда. Зато надумал он брата убить, Славой его себя наделить, Хумай прекрасную в жены взять, Акбузата затем оседлать И меч алмазный себе забрать. То, что Шульген постоянно был зол, Что бродил он угрюмый, как вол, Что подозрительно всех озирал, Урал всерьез не принимал. «Оттого, что он в плен попал, Неудобно ему теперь», — Рассуждал про себя Урал. Однажды брата он увидал — Тот проходил и мрачный, и злой, Брови вытянуты тетивой, — Обратился к нему Урал: «Батыры, на львах своих восседая, От бед друг друга оберегая, Дружбой спаянные всегда, Не расстанутся никогда. Если в бою заодно они, кто Устоит перед силой той? Против огня она будет водой, Против врага вознесется горой; Ради других ляжет костьми — Попробуй силу такую сломить! Не переведутся батыры вовек, Пока на свете жив человек. Батыр без лестницы в небо взойдет, Земную глубь без ключа отомкнет, Знают: добрые руки дадут Воду, А подлые — только яд», — Так старшему молвил младший брат, А недоверчивая Хумай, Не понимая, что происходит, За братьями продолжала следить. Их отношений не понимая, Подходила к ним иногда — Замолкали она тогда. На вопросы не отвечали, Только хмурились и молчали. Едва батыра Хумай увидала, Оценила отвагу Урала, Благородство его оценила, Всей душою его полюбила. На нем свой выбор остановила. Видя злобу старшего брата, Свободе его не была она рада. То, что они без конца говорили. Раскаленными оба были, То, что сердито Шульген надувался, Настораживало Хумай. И когда спать улегся Урал (Он по пятеро суток спал), Очень странно Шульген себя вел, Взор был темен его и зол. И решила царевна не спать — Сон батыра оберегать. Шульгена отдельно уложила, Тем своего батыра спасла, Подлый удар от него отвела.

Шульген:

«Во многих землях ты побывал, Много всякого повидал, В богатырстве силу обрел И сюда вот теперь пришел. Оказался в стране Самрау, Словно в собственный дом вступил. Что же дальше делать решил? Кажется мне, ты не видишь пути, По которому надо идти. Давай против Самрау войной пойдем, Акбузата его отберем, Один из нас жезл волшебный возьмет, Сядет на Акбузата другой — Устоит ли кто против силы такой? Станем мы во главе страны — Всех кругом покорить мы должны; Станем могучими царями! Дай ты мне свой жезл колдовской — Ввергну эту страну я в пламя; Я царевну, что красотой Всех пленяет, в плен захвачу. На коня ее гордо вскочу. Не забудь: ведь я брат твой родной — Разделе свою славу со мной!»

Урал:

«Знай, Шульген: они никогда Людям не причиняли вреда, Кровь ничью они не проливали. Других врагами не считали. Лучше отправимся мы вдвоем В царство дивов и их побьем. Всех, кто в страшных муках томится, На свободу вернем из темницы. Захочешь ли девушку отобрать. Иль Акбузата захочешь взять, Бери, если девушка согласится. Если конь с твоей властью смирится. Из-за девушки воевать, Смерти дорогу открывать — Не будут ли это злодейством считать? Можно ли в отчий край возвратиться С кровавым именем убийцы? Азраку мы должны победить, Водою Живого родника Род человеческий окропить. И тогда всех людей на земле Сможем в бессмертных мы превратить». Слыша это, Шульген замолк, Взяв наконец мысли брата в толк. Однажды в укромном месте, когда Время Хумай коротала одна, К ней неслышно Шульген подошел. Руку ей положил на плечо, Сладкозвучно и горячо С нею речь о любви повел: «Добрые и злые дела Возвращаются к их творцу», — Ты когда-то давно изрекла. Черных помыслов между нами, Пиров, где топят друг друга в крови, Не будет — во имя нашей любви. Слово есть у меня к тебе: Вместе с братом выросли мы Там, где воды лишь и холмы; Сердца наши в дружбе закалены. Если выслушаешь, скажу. Тайну заветную разглашу И со страстью и нетерпеньем Твоего слова я буду ждать. А отвергнешь мое предложенье, Не сможешь ответа ясного дать, Буду вынужден для решенья Я другие пути искать. Лишь пришел во дворец я твой, Был пленен твоей красотой, Вмиг душой ты моей овладела, Хоть на меня и не поглядела. То ли меня ты тогда не узнала, (Лицо ли мое тебе что сказало) И тебя это испугало, Или испытывала меня, Как испытывают коня, Иль, быть может, приход Урала Стал причиной, что в подземелье Ты меня заточить велела. Снова увидев твой светлый лик, Обо всем позабыл я вмиг. «Не может лучше красавицы быть Век ищи — не найдешь такую, — Думал я, любя и тоскуя, Подавляя сердечный крик. Пожелаешь — и будем вместе. Прикажи — на тебе женюсь. Ну, а станешь противиться если, В одиночестве удалюсь».

Хумай:

«Егет, я выслушала тебя, Тайные помыслы твои Безошибочно поняла. Дочь я лучшего из царей, Старшая из дочерей. Мечты исполнятся все твои, Созову я большой майдан, Твою удаль увижу там, Акбузат сам выбора ждет, Только равного изберет. Конь в подарок мне матерью дан, Кликну — явится на майдан. Коль батыр ты — сразу поймет. Если из ножен вырвешь меч, Притороченный к луке седла, Вскинешь его над собой, тогда Будешь признан батыром ты, Перейдет тебе конь навсегда. Я отцу моему скажу, Что, мол, замуж выхожу». Так сказала Хумай в ответ. Тем ответом он был согрет. Вот царевна майдан созвала, Акбузата к себе призвала; С громом в небесной глубине. Вызвав бурю по всей земле, Глыбы камней круша на горах, Всех ввергая в смертельный страх Вдруг возник, будто сам собой. Словно с неба летящей звездой, Акбузат в мир сошел земной. Подойдя послушно к Хумай, Голову склонил, говорят. Успокоился Акбузат. Весь майдан восторгом объят: На коне чудесном седло, Ну а к луке седла того Приторочен алмазный меч; Лита из золота лука седла, Недоуздок на нем золотой; Уши — два шила над головой, Грива развевается гордо, Вздернута точеная морда, Зубы — как дольки чеснока, Грудь соколиная, узки бока, Крут и легок в копытах он, Медью отливают глаза, Шея тонкая, как змея; Двойная макушка, впалые щеки, Словно вытянутые — ноги, Веки — как у дикого беркута; Ступает,

вздернув голову кверху, Землю хвостом метет на ходу, Уши ножницами раздвигает. Танцует на месте, кося глазами; Как у волка, быстрая кровь, Так и пылает пара зрачков. Дрожит под ногами его земля, Пена стекает из пасти, бела, А помчится, вспорхнув, как птица, — Только следом пыль заклубится; Любого, кто повстречается с ним, Поражает величьем своим — Вот таким был дивный тот конь, Слетевший вниз, как небесный огонь. И Хумай коня обласкала, И такие слова сказала: «Как звезда, ты на небе жил, Свято честью своей дорожил. Тех батыров сбросил с седла, В ком не людская кровь текла. Батыров моих наперечет Знаешь ты — им узду не давал, Достойными себя не считал; Ну а сам для меня батыра Тоже искать по свету не стал. Вот два батыра, что здесь сошлись, Прихода твоего заждались. Сочтешь ли своим того, кто пригож, По богатырству ли изберешь, Только один в твоей судьбе Станет избранником, другом тебе, Так же, как нареченным мне».

Акбузат:

«Не принесет мне славу красивый, На мою не взберется он спину, Я признаю лишь отвагу и силу. Когда грозой набухает туча, Когда рванет ураган могучий, Все ж не смиряется птиц порыв, А перекати-поле, найдя обрыв, Дальше летит, бурю опережая. Я ж помчусь — Смерть сбежит, завывая, Камень на месте не улежит, Волна взволнуется и закипит — Рыба с ума сойдет под водой; А по Каф-тау ударю ногой — Разлетится она толокном. Кровожадные твари кругом До единого смерть найдут. Благодетели их спасут. К луке золотого седла Меч приторочен подобьем крыла. Долгие годы солнце его Калило жаром огня своего, И потому никакое пламя Меч тот алмазный вовек не расплавит. Ничто не может его раздробить. Лезвие прочное притупить. Если батыр, вступающий в спор, Не забросит превыше гор Тяжесть в семьдесят батманов, Затем тремя пальцами не поймает, Пусть батыром себя не зовет, — Меч алмазный он не возьмет. Коль силачом он не будет таким, Другом достойным не будет моим; Всадник такой усидит ли в седле, Если я поскачу по земле? Кто хочет имя батыра иметь, Кто мною желает завладеть, Пусть испытанье такое пройдет — Тогда и в руки меня возьмет!» И все, кто слышал слова Акбузата, К подножью большой горы пошли. Ровно в семьдесят батманов Исполинский камень нашли. Вывернуть из земли хотели, Целый месяц кряхтели, потели, Вытягивали его целый год — Камень не поддавался тот. Хумай на Шульгена поглядела: «А ну-ка, подними!» — повелела. Шульген к камню тому подошел, Стал ощупывать с разных сторон, Понял, что камень очень тяжел, Так напрягся, что по колени В землю, там где стоял, ушел. Месяц тужился, говорят, Год весь тужился, говорят, Толкал обеими руками — Только с места не двигался камень; Окончательно изнемог, Повалился бессильно с ног. Посмотрела Хумай на Урала, «Ну, теперь ты, батыр», — сказала; К камню Урал подошел, говорят. Был огорчен и наполнен стыдом. Ибо был посрамлен его брат. По камню стукнул он кулаком, Из земли его вырвал рывком, И затем тот камень схватил, В небо синее запустил — Точно выстреленный, тот взмыл И в небесном пространстве исчез. Все засмотрелись в глубь небес. Каждый падения камня ждал. Было утро — полдень настал, А потом — час закатный пал. Наконец в небе шум раздался — Это камень назад возвращался. В страхе, что он, упав, прибьет, Горьким плачем зашелся народ: «Ах, не дай беде разразиться, Камню на головы наши свалиться!» — Так Урала народ умолял. Руку одну подставил Урал, Камень падающий поймал. «В какой стороне Азрака?» — спросил, И когда ему показали, В сторону страны Азраки Камень что есть сил запустил. Люди, собравшиеся толпой, Переглянулись между собой, Стали строить догадки: куда, мол. Приземлятся запущенный камень? После этого Акбузат Голову перед ним склонял: «Покориться тебе я рад», — Он как будто бы говорил. Расступился тут народ — Выступил царь Самрау вперед, Руку богатырю протянул, Зятем быть своим предложил. Зазывалы тут всех собрали, Свадьбу сказочную сыграли, И, благодарности полны, Просили: «Будь батыром страны?» За этим всем я Шульген наблюдал, Видел, как был восславлен Урал, Вынести такого не мог, Завистью черною истек. И Урал его пожалел, С Хумай по душам поговорил, Отцу ее все как есть объяснял; Совет они стали держать втроем, Отозвать Айхылу решили потом. Вновь на свадьбу собрать народ, Выдать замуж ее за Шульгена. Решили, чтоб успокоился тот. И согласился с тем Самрау, Дочери благословение дал, Устроить пир большой приказал. Когда свадьба Хумай и Урала Шла, веселье было и смех, Внезапно вся земля задрожала, Напугав и встревожив всех. Синее небо над головой Покрылось огненной пеленой. Люди вскинули вверх глаза. Засмотрелись на небеса, Стали растерянно думать-гадать, В чем причина старались понять,— Никто не мог ничего сказать; Когда стояли так, в страхе немом, Думая: может быть, это — див? Когда стояли, в страхе застыв, С неба что-то, огнем полыхая, Стало падать, плача, стеная; Все стояли, рты пораскрыв. И тот дымный клубок огня, Что стремительно вниз слетал, Изловчившись, поймал Урал. Клок огня, что с небес спускался, Девушкой Айхылу оказался. Когда возвращалась она назад, Ее огонь объял, говорят. Каждый рассказу ее ужаснулся: «Когда ваш камень к небу взметнулся, Я с небес на него смотрела И уж только потом разглядела, А тот камень через моря Далеко-далеко уходил, Прямо на землю Азраки-царя Раскаленным комком угодил. Землю надвое он разбил. Вздыбился огонь высоко И меня собой охватил Так, что я потеряла память. Очнувшись, стала сбивать я пламя, С трудом добралась до своей страны». Все тут были поражены. Осознал Шульген наконец, Что Азрака ему солгал, Уверив, что он — Айхылу отец, Когда-то замуж ее отдал. Девушка, что с небес сошла, Той самой невестой его была. «То, что когда-то мне див говорил, То, что на дочке своей женил, — С начала и до конца — все сплошь, Оказывается, хитрость и ложь», — Про себя подумал Шульген. И соврал он и сам: мол, в плен Я попал и сбежал вот к вам. Поверила Айхылу тем словам. Видя, что снова Шульген предстал Вместе с дивом, который не раз Выйти замуж ее умолял, Хумай встревожилась тотчас, Дух сомненья ее объял. Самрау же про себя был рад: Два батыра — оба зятья. Будет опорой мне каждый брат, Жить в спокойствии буду я.

Глава 7

О том, как похитив волшебный жезл и с его помощью вызвав бурю и наводнение, Шульген вознамерился уничтожить людей, как сбежал вместе с аркумом к царю дивов Азраке; о том, как Урал убил Азраку и прочих дивов, как создал из их искромсанных тел горные хребты.

Когда Хумай во дворец возвратилась, Вниз к Заркуму она спустилась; Вмиг померк для Шульгена свет: Вдруг Заркум откроет секрет? Много ему сулит это бед. Думать стал Шульген и гадать, Выхода из тупика искать: Жезл волшебный похитить решил, Перевернуть все кверху дном, Оседлать Акбузата потом, Захватить с собою Хумай, К Азраке уехать, в тот край, Чтоб вернуться сюда войной. С черной думою об измене У брата чуть ли не на коленях Стал просить: «Дай и мне обрести Славу; позволь к Азраке пойти И страной его завладеть». «Лучше вместе на дивов пойдем. Сокрушим злодеев вдвоем», — От души предложил Урал. Но Шульген противиться стал. Жезл тогда ему отдал Урал. Пока с Заркумом Хумай говорила, Из подземелья потом выходила, Обо всем Шульген разузнал И жезл волшебный к рукам прибрал. Затем Хумай не дожидаясь, С Айхылу своей не встречаясь, Ничего не сказав Самрау, От дворцовых людей в стороне Ударил жезлом он по земле, Всю ее затопил водой, В ужас вверг Шульген род людской. Перемену увидев такую, В рыбу Заркум превратился большую, Вмиг Хумай живьем проглотил И в подводный зарылся ил. Когда свершилось черное дело. Солнце на небе потемнело, Акбузату сигнал дало — И нырнул Акбузат на дно; Помрачнело море, вскипело, И все поняли, в чем тут дело. Исчезновенье Хумай увидав, Море вмиг перекрыл Акбузат. В западню Заркума загнав, Вынудил Хумай отпустить. Все же вновь сумел тот словчить — Незаметно ушел под водой. Хумай во дворец вернулась живой; Догадался Урал о том, Что брат родной оказался врагом. Когда вода постепенно сошла, Когда Шульген, полон яда и зла, Понял, что сила жезла слаба, Чтобы против коня устоять. То с аркумом пошел опять К Азраке спасенья искать. Обо всем Азраке рассказал. Не в силах дрожи в теле унять, Азрака всех дивов созвал; Шульгена, Заркума и Кахкаху, Несколько дивов, что были в славе, Во главе своих войск поставил; Вынес затем приказ такой: Затопить всю землю водой, Небеса заволочь огнем, Чтоб не было жизни ни ночью ни днем. Чтоб птицы по небу не летали, Люди по земле не ступали. И пришла на землю беда: Всю ее затопила вода. А над нею — красным-красно — Пламя до небес доросло. Трудно стало птицам летать, Трудно стало людям дышать, Всюду крики пошли и стоны; Множество зверей и птиц, Убежав из страны драконов, В месте потайном собрались. К Уралу пришли они с мольбой. Урал не дрогнул перед бедой, Перед огненной пеленой. Живо на Акбузата вскочил, Меч алмазный тотчас схватил, Дивам коварным в тот же миг Войну смертельную объявил. Месяц Урал, говорят, воевал, Год, говорят, воевал Урал, Пламени разгореться не дал; Люди, смастерив себе плот, Не погибли в пучине вод; Бился Урал-батыр всем на диво, Уничтожал безжалостно дивов. Многих сразил могучей рукой; Кромсал их с ненавистью такой, Что там, где бился он с их ордой, Туши поднимались горой Над окровавленною водой. Воду Акбузат рассекал — Следом путь земной возникал. И по тверди, восставший из вод, Выбирался спасенный народ. Дни напролет воевал Урал, Ночи без сна воевал Урал. Когда он битвой охвачен был, Когда врагов косяками крошил, Азрака ему повстречался — И схлестнулись они вдвоем. Остервенело каждый сражался. Нанося удары мечом; Каждый из последних сил Удары страшные наносил. Когда Азрака бил своим мечом, В небесах раздавался гром; Когда на Урала огонь напускал, Водный простор вокруг закипал; Был по-звериному он жесток, Но выбить из седла Урала не мог; Силу духа Урал не терял; Ловко занес он алмазный меч — Снес им голову главного дива с плеч, На куски его искромсал. В воду меч Азраки упал — Кажется, весь мир задрожал; Так убил Азраку Урал. Огромное, страшное тело его Надвое водный простор рассекло; На месте том поднялась гора, Чтоб могли туда люди забраться, Отдохнуть и силы набраться. А Урал поскакал вперед; Конь его резал пучину вод. Там, где скакал он, верной опорой Поднимались высокие горы. Которые никакая вода Затопить не могла никогда; Каждый горам возникавшим был рад — На них взбирался и стар, и млад.

Глава 8

О том, как пришли к Урал-батыру его сыновья: Яик — от дочери царя Катила, Нугуш — от Гулистан, Идель — от Хумай, сын Шульгена Сакмар, рожденный от дочери Луны — Айхылу; как они стали ему верными спутниками в пути, неустрашимыми соратниками в битве и победили коварных драконов; о том, что произошло между Уралом и Шульгеном.

Много лет Урал воевал. Дивов во множестве уничтожал. Горы рождались одна за другой — Под могучей его рукой. Дети, родившиеся на свет. Когда вступил он в жестокий бой. Могли теперь мчаться во весь опор, За Уралом-отцом вослед, По хребтам и вершинам гор. Четыре молодца, говорят, Готовя себя к большим сраженьям, На четырех тулпарах в ряд При богатырском снаряженья Ехали путем отца, говорят. Друг от друга не отставая, След Урала в горах не теряя, Прибыли к нему, говорят, Приветствовали его, говорят.

Первый:

«Сын я дочери царя Катила, От тебя рожденный егет. На коня я сел в восемь лет И объездил почти весь свет. В месте одном я кровь увидал — Ее не впитывала земля, Даже ворон ее не клевал. Даже звери ее пугались, Во все стороны разбегались. Матери я о том рассказал, Просил ее тайну крови открыть Ничего не сказала мать, Только села и стала рыдать, И не знал я, что ей сказать. Был растерян я, удручен, Не зная, что значат те слезы и стон; По стране я много бродил, Много людей встречал по пути — И стариков, и молодых, О тайне крови спрашивал их. Не объяснил мне толком никто, Только одно говорили про то: „Отец твой — как Тенгри-бог для нас, Всех от страшной участи спас, Честь его мы в сердцах храним, Тайну матери свято чтим. Ты у отца могущество взял, Грудь своей матери ты сосал, Для обоих ты — общий сын. И если так твоя хочет мать, Сам постарайся все понять“. Услышав такое, я в дом воротился, Снова к матери обратился; Вновь сказать она не пожелала, Тайну свою от меня скрывала; Сел тогда я, стал слезы лить — Но все не хотела она говорить, Спать уложила меня потом, Стала баюкать меня шепотком. И тогда я решил притвориться, Что уснул. А сам сквозь ресницы Следил за нею. И вот она, Решив, что я уж во власти сна, Моего бдения не замечая, Слезы горючие роняя, Склонила голову надо мной, Зашептала полночной порой: „Ушел Урал мой и с тем пропал; Видно, уже не вернется он. Сын подрос, коня оседлал — Но об этом не знает он. Родился таким же, как и отец, Бесстрашным, словно с парой сердец; Кровь же злую отца моего И поныне земля не впитала. С тех пор, как дитя ее увидало, Вконец покинул его покой, Батыр успокоится ли такой? Как теперь я с ним поступлю, Тайну открою? Как стерплю? Если скажу — он тайну узнает, Голову в том краю потеряет, Поедет разыскивать отца, Одну меня бросит в стенах дворца“, — Сидя так, моя мать причитала. Поднялся я, когда светало, Туда завернул, где та кровь трепетала, Все вокруг нее я бродил, „Эх ты, кровь, ты кровь! — говорил, — Тебя отец, оказалось, пролил! Когда отец мой сюда ступил, Ты, выходит, с ним воевала. Не потому ли ты не остывала, Что рука батыра тебя проливала? Еще оттого, что ты грязна, Ворон не пьет, не вбирает земля, Лоснясь, лежишь ты, гнилью дыша, Мукой исходит твоя душа…“ Только такое успел я сказать, Кровавое озеро стало вскипать. Когда кипящая капля упала На белый камень, ушедший в грязь, Слизь каменистая задрожала И прямо из грязи речь полилась: „Мы четыре батыра-раба Дедушки твоего Катила. Бились против отца твоего, Но кровь царя нас в яд превратила. Даже земля нашу кровь не пьет, Солнца луч ее не берет. Воронов выпить ее умоляем — Они же в ответ: мол, нет, не желаем. Мучится наша душа и страдает. Поди к Уралу, отцу своему, Всю нашу боль поведай ему: Пусть снизойдет, нашу кровь оживит, Пусть в достойных богатырей Вновь из крова нас превратит“. Услышав такое, я тайну узнал, Матери обо всем рассказал. Недолго она раздумывать стала, Молча в сторону гор зашагала, Воронов всех вокруг собрала И, проводив одного куда-то, Каждодневно его ждала, С гор своего не спускала взгляда. Однажды, не помню, в какую пору, Шумно назад воротился ворон, Воду в клюве своем принес — Была та вода прозрачнее слез; Мать плеснула на кровь водой — Четверо встали из крови той. Тогда сказала батырам мать: „Позор за отца моего принять Вам пришлось. Вы кровью алели. Станьте ж друзьями Уралу на деле — Всех друзей моего отца Уничтожьте теперь до конца; Вместе с сыном моим ищите Урала по белому свету всему, Хоть под землей его найдите, Мой привет передайте ему“. Взяв четверых батыров с собой, Осознав, кто отец мой родной, Что я — Яик — рожден был тобой, Издалека я приехал к тебе, Чтобы товарищем быть в беде, Чтобы помощь тебе оказать, Чтобы рядом с тобой воевать. Пояс потуже я повязал, Что есть мочи к тебе прискакал».

Второй:

«Мать мою зовут Гулистан. Когда мне исполнилось шесть лет, Змей с Шульгеном из дальних стран Принесли нам множество бед. Нашу страну разорить пришли, В ужас всех людей привели, В горе покинули мы страну; Думала о тебе моя мать, Не переставала горевать. Когда мы собирались ко сну И мать в постели лежала больной, Дивы напали на нашу страну, Землю всю затопили водой; Детям и седым старикам — Всем плоты я изготовлял, Рассаживал их по плотам, Сам против змей воевал. Видя, что мы не сдаемся им, Что тонуть в воде не хотим, Что не боюсь я воды и огня, Стал аркум напротив меня, В ярости замахнулся мечом. Но удара я ждать не стал — Сам в ответ я нанес удар. Ни в чем ему я не уступал. Аркумом бешенство овладело — Помощь дивов к нему подоспела; Дивы бросились на меня — Но отбивался достойно я! От Заркума и дивов его Не оставил я ничего. Не считаясь с болезнью своей, Мать ко мне подошла поскорей, Увлажнились глаза слезами. Так она мне тогда сказала: „Сын! Отец твой Урал-батыр. От него ты пришел в этот мир: Нугуш-батыром на свет родился, В богатырстве с отцом породнился. Садясь на коня, мое дитя!“ — Так напутствовала меня мать И тулпара мне подарила, Верной дороге меня научила, Вышла на войну провожать».