Уран для Хусейна
Шрифт:
Володя непонимающе сдвинул брови, а Дракон уже увлекал нас к служебному входу, дружески подхватив под руки.
Кабинет Дракона представлял собой крохотную комнатуху, ранее служившую кладовой или чем-то в этом роде. Он ухитрился впереть сюда целую кучу нужных и полезных вещей, по его мнению крайне необходимых человеку с положением в обществе. В углу стоял громадный низкий сейф, на сейфе — цветной телевизор «Рубин», на телевизоре — японская магнитола «National Panasonic». На магнитоле ничего не стояло, она была слишком маленькой. Остальное пространство заполняли двухкамерный холодильник «Минск-22», письменный стол с телефоном,
Дракон жестом указал нам на стулья, извлек из холодильника здоровенную банку паюсной икры и тарелку с нарезанным лимоном, из ящика стола достал хрустальные рюмочки, пошарил за сейфом рукой и гордо выставил на стол засургученную бутылку марочного армянского коньяка «Двин».
— Лучше любого французского, — пояснил он, ковыряясь в горлышке штопором, — Черчилль за каждую бутылку в войну Сталину танк давал, а мне бесплатно спецрейсом из Еревана доставляют.
Минут Двадцать мы отдавали должное коньяку, курили «Мальборо», блок которого хозяин щедро плюхнул на столешницу, и травили актуальные политические анекдоты. Со стороны наш междусобойчик скорее напоминал беззаботную посиделку старых друзей, но в словах и жестах каждого ощущалось тщательно скрываемое напряжение. А может, мне так просто казалось, человек ведь мыслит субъективно.
— Ну как там, на Ваганькове? — отсмеявшись после очередного анекдота, поинтересовался Дракон. — Не все еще камни повытаскивали?
Мы действительно промышляли, ко всему прочему еще и тем, что изыскивали на заброшенных участках засыпанные землей памятники и надгробия столетнего и более возраста, выволакивали их на свет Божий, зашлифовывали старые надписи и прочие дефекты, а придав товарный вид, успешно реализовывали. Это, по сути, составляло львиную долю наших заработков. Не по совести, конечно, занятие, но нам так долго прививали мораль строителей коммунизма, что страх господен не вызывал абсолютно никаких эмоций.
— Их еще правнукам хватит, — прищурился Володя. — А тебе-то что до камней, не твои же профсоюзы?
— Где уж нам уж. Нынче у вас своя свадьба, у нас своя, — вспомнил Дракон многосерийный супербоевик «Тени исчезают в полдень».
— Кстати, о свадьбе. Ты вот что, товарищ Китайский, прекращай-ка чужих невест воровать.
Голос Володи звучал с такой убедительной уверенностью, что даже мне понравилось.
— Каких еще невест, отец, мы же всего один фунфырик приговорили, — дурашливо ткнул Дракон сигаретой в пустую бутылку. — Всего-то по бокальчику приняли, а ты заговариваться начал.
— Не валяй ты Ваньку, Коля! Скажи лучше, зачем ночью землю ковырял? Только глаза круглые не делай, мне давно уже доложили, просто сейчас к слову пришлось.
Дракон развернулся вместе с креслом в мою сторону и, как бы приглашая меня в свидетели собственной невиновности, широко улыбнулся:
— Не знаю, Вовчик, кто и чего тебе докладывал, но мне ночью на кладбище делать нечего. Я свое с лопатой когда еще отбегал. Это вы с футболистом по ночам для лубянских катакомб святые мощи извлекаете. Рассказал бы, может, интересное что нашли?
Я открыл было рот, но Володя резко саданул мне по голени, молчи, мол.
— Может, и нашли, — сказал он уже более миролюбиво, — там много чего интересного. Старик, — глянул Володя на меня в упор, — сейчас клиент должен подъехать. Ты давай дуй в мастерскую, сам с ним разберись.
— А ты? — подыграл я шефу.
— Ну его, нет настроения сегодня. Сам справишься. Позвонишь вечером, доложишь.
Зацепив со стола пару пачек «Мальборо» от Драконовых щедрот, я отправился на Ваганьково, мысленно моля Бога за успех гиблого дела, которое Володя, кажется, решил провернуть без меня.
Конец августа в тот год выдался на удивление жарким. Под немилосердно палящим солнцем Москва словно разомлела и обленивилась, обрела полусонный вид кустодиевской «Купчихи за чаем», превратилась из динамично суетящегося муравейника в аквариум с вяло порхавшими рыбками, отказавшись от обычной своей сутолоки и круговерти. Может, где-нибудь в центре жизнь и продолжала бить ключом, но здесь, в окрестностях Ваганькова, образцовый коммунистический город сильно смахивал к полудню на провинциальный южноевропейский городок, вроде Палермо, в часы сиесты. Даже Ваганьковский рынок, обычно гудящий, как пчелиный улей, удивлял непривычной тишиной и спокойствием, разве что активничала небольшая группа кавказцев, мельтеша у застрявшей в рыночных воротах фуры с арбузами.
Зной, а может, смешанный с пивом коньяк, подействовал на меня не лучшим образом. Опасность сложившейся ситуации обязывала все хорошенько проанализировать и обдумать, разработать свой личный план действий, прикинуть возможные варианты обрыва, а вот думать-то совсем не хотелось. Хотелось прыгнуть в поезд «Москва — Сочи», умчаться к ласковому морю, сигануть с головой в прибрежную волну и унырнуть в соседнюю мусульманскую страну Турцию, где, по слухам, нет ни МУРа, ни БУРа, зато навалом дармовой анаши и бесплатных фруктов.
Однако врожденная порядочность, которую так и не смогли из меня выбить за десять школьных и пару вузовских лет, заставила выбросить из головы правильные трезвые мысли. Володя, поддержавший меня в трудную минуту, попал в прожарку, и я обязан помочь ему выбраться. Как — не знаю, но обязан, и думать следовало сейчас только об этом.
И тут я вспомнил об Игоре. Он ведь тоже был понятым при эксгумации, ездил с гебешниками той ночью, давал подписку. Не может быть, чтобы КГБ заставил шустрить только Володю. Кто-то должен работать параллельно с ним, и скорее всего Игоря тоже принудили шевелить рогом. Иначе — грош цена комитету. Но ведь неизвестно, что будет, если Игорь узнает о наших с Володей планах. Вероятно, расскажет гебешникам, а им огласка вовсе не нужна. Меня же и искать никто не станет, крематорий под боком, проблем никаких. Даже хоронить не надо. Нет, полагаться следует только на себя, а на кладбище делать вид, что вся эта мышиная возня меня не касается. Главное — дождаться Володю, ведь неизвестно, как у него с Драконом повернется.
Предаваясь таким вот рассуждениям, я потихоньку добрел до кладбищенских ворот. Жара разогнала даже стойких цветочниц, да и туристов, основных покупателей цветов в будние дни, было негусто. Время обеденное, и они скорее всего жались сейчас в общепитовских очередях. На полупустой стоянке угрюмо отливала чернотой знакомая радиофицированная «Волга» с номером серии «ММГ». ЧК дремать не собиралась.
Я поднапряг извилины. Если гебешники захотят встретиться с Володей, то обязательно нарвутся на меня. Что ж, пусть видят заурядного ваганьковского забулдока, которому ни один нормальный человек никаких тайн сразу не доверит.