Уран для Хусейна
Шрифт:
— Кучеряво живете. — Пачка обошла всех четверых, но к Сашке больше не вернулась.
Курносый здоровяк, примерно его ровесник, демонстративно воткнул сигареты в свой нагрудный карман.
— Ну, мы пойдем, — смиренным голосом монаха-отшельника продолжал удивлять меня герой-интернационалист.
Я, кажется, начинал понимать, почему от него ушла Верка. Она уважала мужиков, а не папиных детей.
— Водочку-то пришлите. — Здоровяк, канавший за пахана этих махновцев, уверовал в полную безнаказанность.
— С какой стати? — словно проснулся Сашка, недоуменно распахивая здоровый
Как будто поведение этих лохмачей предугадать было невозможно? Я потянулся за кастетом, но Сашка вдруг сунул мне бутылки:
— Подержи-ка.
Поспешно зажав в кулак горловины поллитровок, я примерился, с кого начать, а бугай уже тянул к Сашкиному вороту широченную лапу:
— Давай водку, Кутузов.
Дальше получилось совсем непонятно. Сашка неуловимым движением перехватил его кисть, что-то захрустело, и здоровяк бесшумно осел на асфальт. Трое его друзей в недоумении застыли как парализованные. Сашка присел, оттянул пальцем веко вмиг побелевшего любителя чужой водки и констатировал:
— Шок. Вы, ребята, звоните в «скорую», сами не откачаете. Сильно не горюйте, сам ведь напросился.
Он легонько подтолкнул меня в спину, и мы направились к Веркиному дому. Деревянно вышагивая рядом, я никак не мог оправиться от потрясения.
— Что ты с ним сделал?
Мое недоумение породило на Сашкином лице какую-то жесткую улыбку.
— Славянские клещи. Если не обратится к хорошему костоправу, кисти у него, считай, нет. Было бы сердце послабее, он бы на месте скончался, но я смотрел, жить будет.
— А сигареты зачем отдал? И придуривался, как додолман?
— Понимаешь, — Сашка положил мне на плечо руку, — я ведь драться-то уже не умею. Это меня на ринге учили кулаками махать да перед девочками красоваться. Потом заставили все это забыть. Драки — удел безголовых пацанят, но не уважающих себя мужиков. Я теперь умею только убивать, в интересах дела конечно. А за бутылку разве можно человека жизни лишать? Кабы нога не болела, рванули бы мы по кустам, и вся недолга.
— Я бы все-таки остался, — возразил я Сашке. — Неприятно, когда тебя трусом считают.
— Трусость — это когда четверо пытаются навязать свое двоим. Запомни: ни один человек не нападает на другого, если не уверен в собственном превосходстве. Нормальный человек, разумеется. Бывают отклонения от нормы, состояния аффекта, стрессы и все такое. Но основной инстинкт — это инстинкт самосохранения, поэтому не надо бояться агрессора, он боится еще больше, чем ты. И убежать в подобной ситуации — не трусость, а самый разумный выход. Особенно для меня. Очень не люблю, когда в рыло заезжают, аллергия еще с боксерских времен. А то, что девять лет в меня инструкторы вбивали, слишком опасное оружие. Мне теперь, чтобы пропуск в рай получить, надо еще сто лет жить и все сто лет из церкви не вылезать. На коленях грехи замаливать. Нет, — Сашкино лицо превратилось в стальную маску, — с кого-то за Афган еще ой как спросится. Ладно, когда я, специально обученный, из вертушки под пули выпрыгиваю, сам ведь профессию выбирал. Пацанов жалко. Лезут, дураки, напролом, а чему их в учебке за полгода научат? Уклониться толком не могут, романтики хреновы. Дай-ка сигарету, — неожиданно прервал он монолог, прикурил
Музыка в квартире гремела по-прежнему, но отсутствие топлива сказывалось. Поэтому наше возвращение, а главное, добытый с боем литр были встречены дружным «ура».
От Сашкиной серьезности не осталось и следа, он тотчас ухватил за талию стройненькую медсестру Ирочку, усадил к себе на колени и воодушевленно принялся ей что-то нашептывать. Вторая медсестра, Надя, за время нашего похода успела найти общий язык с Вячиком, который тихо млел, прижавшись щекой к ее великолепному бюсту. Пора было готовиться к ночлегу, чем мы с Веркой и занялись.
Сашке с Ирой досталась тахта, Вячику пришлось довольствоваться раскладушкой на кухне, хотя Надя горячо пыталась оспорить подобную дележку.
— Ну чего спорить, — урезонила ее Верка, — все равно ведь ночью поменяетесь, знаю я вас, медперсонал.
Мы выпили все вместе за всепобеждающую силу любви и расползлись по норам.
— И зачем ты только с Сашкой разошлась? Не жилось вам вместе, — с наслаждением затягиваясь сигаретой после получаса безумной страсти, зачем-то попенял я Верке.
— Непутевый он потому что, — ответила путевая девушка Вера и, уткнувшись носом в мое плечо, мгновенно уснула.
Проснулся я около одиннадцати и с огромным трудом. Верка раскинулась в сладком сне, никак не отреагировав на мое пробуждение. Осторожно убрав ее золотистую макушку со своей затекшей руки, я выбрался из постели, натянул джинсы и побрел опохмеляться.
Как Верка и предсказывала, на тахте рядом с Сашкой сопела Надя, изгнавшая подругу с шикарного ложа на раскладушку к Вячику. Я нашарил под столом нераспечатанную бутылку шампанского, пододвинул фужеры и, резко сорвав проволоку, бабахнул в потолок. Сашкина реакция полностью подтверждала эффективность спецназовской выучки. Не открывая единственного глаза, он мгновенно сгруппировался и, отлетев на добрых полтора метра от тахты, замер в боевой стойке.
— Врача вызывали, — заржал я, радуясь его идиотскому виду, — похметолога?
— Придурок, — Сашка встряхнул головой и тоже рассмеялся, — для тебя это могло очень нездорово кончиться. Больше так не делай, — протянул он руку и отхлебнул полфужера шампанского.
На шум из кухни притянулся заспанный, но очень довольный Вячик, и мы занялись винотерапией.
Часом позже Вячик, Верка и я поджидали во дворе Боткинской больницы Викентия Павловича, который должен был проинформировать нас о Володином состоянии. Сашка спровадил медсестер и отправился по своим многочисленным делам, настояв, чтобы вечером мы обязательно ему позвонили.
Запущенный больничный двор был немноголюден. В углу разгружалась хлебовозка, иногда пробегали с деловым видом санитарки с помойными ведрами, да гремели костями в полуразрушенной беседке четверо пациентов в синих больничных пижамах.
Совсем молоденькая лаборантка, рыженькая и веснушчатая, с трудом волокла огромную бутыль с дистиллированной водой, осторожно огибая разбросанные там и сям кучи строительного мусора.
— Спирт?! — рявкнул ей прямо в ухо кто-то из доминошников, едва она поравнялась с беседкой.