"Уран" почти не виден (Урановый диверсант)
Шрифт:
– Ви на самом деле так считаете? Или просто хотите сказать приятное старому человэку?
– Нет-нет! Поверьте, я действительно очарована вашей работой.
Он с минуту помолчал, оттирая все той же тряпицей остатки раствора с уложенных в "композицию" камней. Потом исполненным грустью голосом начал:
– Ми втроем: отец, я и мой младший брат еще до отъезда занимались отделкой в Поволжье. Можете мине верить, милочка – трудно тогда приходилось! Советская власть считала нас бэссовестными шабашниками и всячески старалась притеснить. Прэдставьте, однажды моему отцу пришлось таки отсидеть пятнадцать суток под арэстом.
– Вот как?! И за что же?
– Мы облагородили ершовским камнем фасад сельского клуба, а председатель колхоза оказался вэроломным человеком и обманул при расчете. Отец не сдержался и наговорил нэприятных, но правдивых слов. А этот шикер* * ** вызвал милицию, оклеветал нас небилицами: дескать, мы напали на него, шантажировали и хотели избить. Прэдставляете?
– Представляю, – скорбно кивнула молодая женщина, – много у нас в России было несправедливости. Много ее и сейчас. А что же дальше? Всей семьей переехали сюда?…
– Нет. Хотели переехать. Но всей семьей не вишло…
По виду старика, по изменившемуся голосу она поняла: разговор вплотную подошел к какому-то очень важному событию в его жизни. Событию, о котором не спешат рассказывать первому встречному, но суть которого постоянно будоражит душу и рвется наружу.
– Отец умер (Царствие ему небесное), так и не дождавшись разрешения на выезд, – молвил он, плеснув немного воды в корыто и медленно размешивая еще неиспользованный раствор. – А младший брат…
И опять невыносимо долгая пауза оборвала повествование. Ирина тоже молчала, лишь мысленно подгоняя его, умоляя продолжить…
И старик решился. С протяжным вздохом тихо проговорил:
– Младший брат таки угодил в тюрьму. Незадолго до моего отъезда… Несколько лет я исправно писал письма; он отвечал: сначала из Магадана, потом из Поволжья. Последние письма приходили из-под Новосибирска. А несколько лет назад он вдруг замолчал навсэгда.
– Неужели вы до сих пор не знаете о его судьбе?
– Ох, вэй… Куда я только не обращался и не писал с просьбами найти его следы или хотя би могилку. Все напрасно…
Наверное, впервые за долгую беседу ей стало по-настоящему жалко седого старого человека. С выцветшими и уже подслеповатыми глазами; со смуглой, почти черной от беспощадного солнца кожей; с огрубевшими от постоянной работы ладонями…
– Как вас зовут? – тихо спросила она, коснувшись его плеча.
– Все называют дядей Яковом.
– А я Ольга.
– Мнэ очень приятно било с вами побэседовать, Ольга.
– Знаете что, дядя Яков! – вдруг присела она возле него на корточки и положила свою ослепительно белую ручку на огромную темную ладонь, – мой муж работает в Управлении МЧС Санкт-Петербурга; часто бывает в Москве – у него там полно знакомых в различных министерствах. Назовите мне данные вашего брата: фамилию, имя, отчество; год рождения; статью по которой он был осужден…
– Ви думаете, получиться что-то вияснить? – с сомнением спросил мастер.
– Уверена!
– Хорошо, Ольга, давайте попробуем, – пожал он плечами, – даст Бог – получится. Тогда запишите…
– Говорите, дядя Яков. У меня отличная память – я запомню каждое ваше слово.
На освещенных фонарями и рекламой улицах вечерней Хайфы было многолюдно. Невыносимая духота, изгоняемая из города легким солоноватым бризом, отступила за вершины Кармель.
– Срочно свяжись с Александром. Пусть смотается на денек из Хайфы. В Иорданию, в Турцию, на Кипр – все равно, – с жаром говорила Ирина по дороге в ресторан.
– Зачем? – едва не споткнулся от неожиданности заявления Артур.
– Мне удалось случайно познакомиться с одним человеком. Его родственница работала в Институте. Для упрочения знакомства нужны данные на одного человека.
– Кем же она там числилась?
– Пока не знаю. Но проработка данного варианта позволяет избежать риска.
– Замечательно! А если она махала шваброй в коридорах этого долбанного Института и ни черта не знает о разведчиках? – заметил молодой человек.
– Тогда займемся твоим лысым, – спокойно ответила Арбатова. – А завтра Сашка должен быть на Кипре – нам крайне необходимо передать через него запрос открытым текстом.
– Почему открытым?
– В тексте слишком много личных данных. Обычный турист в коротком отчете об отдыхе перед родственниками подобного не напишет. А вот ответ наша "мама" пусть пришлет письмом – как-нибудь разберемся…
Осишвили исполнил приказ Арбатовой – слетал на Кипр, откуда переговорил с Александром Сергеевичем. И ровно через сутки – таким же теплым вечером, "супруг" заглянул в спальню номера:
– Матушка прислала очередное письмо. Хочешь почитать?
Лицо лежавшей на широкой кровати девушки просияло, однако ответила она сдержанно:
– Да, милый, я обязательно прочитаю. Сейчас… Только досмотрю фильм…
Через пару минут она выключила телевизор, накинула легкий халатик и вышла в холл. Усевшись на диван рядом с "мужем", перетащила с его колен на свои небольшой ноутбук и принялась читать…
"Здравствуйте, мои дорогие!
Вы, наверное, там загорели и поправились – боюсь, не узнаю, когда вернетесь с отдыха. Но это хорошо! Отдыхайте и наслаждайтесь теплом южного приморского города, потому как у нас опять пасмурно, зарядили дожди, похолодало. Одно радует: когда холод смениться теплом, в лесах пойдут грибы.