Урановая буча
Шрифт:
Через кладбище мы ходили коротким путём в школу-семилетку, что по улице Первомайской, а вечерами, когда зэков выводили на просмотр кинофильмов, от юных киноманов охранникам не было житья. Мы, отчаянные мальчишки, лезли в колонию через забор и по подкопам под ним, прятались от охранников в ногах у заключённых, забирались на сцену с задней стороны экрана: страсть к искусству кино была неистребимой. Не отставали и девчонки. Амнистией 1953-го три четверти осуждённых были освобождены, и многие остались в городе, устраивались на работу, хорошо освоенную в колонии; некоторые успешно продвигались по службе. Работодателей устраивало дисциплинированное и закалённое пополнение.
В пятидесятых годах на городских улицах можно было встретить Героя Советского Союза Степана Неустроева, командира батальона 150-й стрелковой дивизии, штурмовавшего рейхстаг. Это разведчики его батальона Егоров и Кантария водрузили над фашистским логовом Знамя Победы, ныне хранящееся в Центральном музее Вооружённых Сил России. На предприятии уральских атомщиков Неустроев работал слесарем, затем – комендантом заводской
В 1943-м Исааку Константиновичу Кикоину было поручено создание диффузионной технологии, при разработке которой выявились три принципиальные задачи: подобрать технологически пригодное соединение урана, изготовить делящий фильтр с минимальными отверстиями под молекулы и сконструировать компрессор перекачки газовых потоков. При выборе уранового соединения остановились на гексафториде урана, способном при нагревании возгоняться без плавления. Академик отвечал за изготовление фильтров по методу спекания мелкодисперсного порошка. Конструирование диффузионных машин одновременно было поручено особым КБ Кировского завода (Ленинград) и Горьковского завода ГАЗ. Научную деятельность Кикоина в урановом проекте иначе, как грандиозной, не назвать. Он отец двух основополагающих технологий обогащения урана: газодиффузионной и центробежной. Как только Кикоин разработал и поставил на ноги диффузионное производство, так в 1954-м был назначен научным руководителем центробежного метода. Обе сложнейшие научно-технические задачи Кикоин, сочетающий таланты учёного и инженера, выполнил на высочайшем уровне.
Его по праву можно ставить четвертым в ряду трёх великих «К». Три года спустя диффузионный завод Д-1 произвёл материал с обогащением урана в 75 %, что было недостаточно для бомбы, но уже 29 августа 1949 года на Семипалатинском полигоне был произведён взрыв атомной бомбы, собранной на плутонии челябинского комбината № 817 (ПО «Маяк»).
Пуск первого диффузионного завода (Д-1) к числу триумфальных не отнести. Завод, состоящий из полутора тысяч машин ОК-7, в 1949-м вырабатывал уран, но в катастрофически малых количествах, по сто граммов в сутки. Производство разрасталось, а впереди него, как снежный ком, нарастали проблемы. Вакуум не держался, коррозия сбивала процесс, при термическом расширении на компрессорах разрушались подшипники. В итоге всех неполадок концентрация урана застряла на уровне семидесяти процентов, тогда как надо было получить девяносто и даже больше. Продукцию приходилось дорабатывать на заводе-814 (Свердловск-45) с применением электромагнита-гулливера весом в три тысячи тонн и высотой в двадцать один метр. В поле такого магнита газовый поток урана делился на пучки тяжёлого и лёгкого изотопов. Словом, тот же масс-спектрометр, только гигантский. Стало ясно, что модель ОК-7, первоначально называвшаяся ЛБ-7 (Лаврентий Берия-7), себя не оправдала, надо заменять.
В то же время на стол Сталину ложились донесения разведки о том, что американцы приступили к серийной сборке атомных бомб. Их диффузионный завод К-25 в Окридже работал с марта 1945-го. В Кремле – гнев и буря!
В этой чрезвычайной обстановке летом 1949-го состоялся приезд в Верх-Нейвинск председателя Спецкомитета Берии, прихватившего с собой Курчатова и других ответственных лиц. Машину для передвижения по городу московский шеф не заказывал, потому что она прибыла с ним в отдельном вагоне, а съезжала на платформу по специально сколоченному наклонному помосту. Мы, пацаны, вереницами ходили на экскурсию поглазеть на знатное деревянное сооружение, решив, что ничего особого оно собой не представляло. Покатое изделие на скобах из досок грубой обработки. Лаврентию Павловичу пришлось на месте оказывать практическую помощь руководству комбината. Первым облегчение в работе ощутил директор комбината Александр Леонтьевич Кизима, отстранённый от должности. Его несомненные заслуги не были приняты во внимание. В 1945-м разработку и производство газодиффузионных машин (ГДМ) руководство страны поручило ленинградскому Кировскому заводу. Тогда директором там работал Кизима, поставивший выпуск ГДМ на поток, за что коллектив ленинградских машиностроителей награждён орденом Ленина. Ему же поручили заняться их монтажом и в 1948-м перебросили из северной столицы в уральскую глухомань. Его фамилия была на слуху у всего городского населения. Посланник из Ленинграда уверенно подтянул и завершил строительство комбината, запустил его в строй, но технология оказалась сырая. Кизима, оставшийся не у дел, трагически погиб в сорок пять лет.
Другим причастным лицам на выявление причин технологического сбоя Берия дал срок три месяца, хотя общая картина прояснилась; Лаврентию Павловичу доложили, что вместо «семёрки» будет поставлена машина «Лаврентий Берия-6», которая не подведёт. Вместо прощания грозный инспектор бросил короткую фразу «иначе пеняйте на себя» и уехал в том же вагоне. От крутой расправы заводчан спасло наличие резервного варианта сборки атомной бомбы на плутонии, полученном на курчатовском реакторе в Челябинске. Её и взорвали. Год ушёл на переоборудование завода, который был повторно пущен в 1950-м и проработал ещё пять лет. Правительство тоже не дремало, издало постановление о строительстве в Свердлов-ске-44 нового завода Д-3, оснащаемого более совершенными машинами типа Т-45, Т-47 и Т-49 с трубчатыми фильтрующими насадками. Завод располагался в цехе № 24 и строился два года. Вопрос вопросов – какую кандидатуру предъявить Правительству для утверждения на ключевую должность начальника цеха-24? Достойных людей было хоть пруд пруди, но нужен был гигант ума и организаторских способностей. Выбор пал на Виктора Новокшенова со среднеспециальным и неоконченным высшим образованием, уже девять месяцев трудившегося на рабочей должности аппаратчика. Обучался он в Уральском политехническом институте не на физика-ядерщика, а на энергетика, но по учебной программе шёл с отличием. В своё время Виктор Фёдорович Новокшенов, будучи диспетчером Уралэнерго, угодил в обкомовский список перспективных работников и был переведён на строящийся атомный объекта в Свердловске-44. Это случилось в 1949-м. Правительство утвердило кандидатуру выходца из рабочего класса, посчитав, что в аховом положении на урановом заводе без диктатуры пролетариата не обойтись. Новый завод пущен в 1951-м. На нём получали оружейный уран с требуемой концентрацией девяносто процентов. В том же году была взорвана первая советская бомба на нём.
Урал – кузница кадров. Так повелось со времён Петра Великого, что он с его предприимчивым народом и богатейшими природными ресурсами стал опорным краем державы. Здесь знаменитый род Демидовых владел двумя десятками металлургических заводов; уральские пушки крепили мощь русской армии. Тяжёлое машиностроение – это тоже Урал, а после Великой Отечественной войны здесь же ковался ядерный щит СССР.
Крестьянское детство Николая Петровича Габова было нелёгким, трудовым. В деревне Сергино, что под Пермью, он окончил школу-семилетку и в 1941-м, в возрасте четырнадцати лет, возглавил девчоночью бригаду на лесоповале. Состав бригады был подростковый, а нормы выработки – без скидок на возраст. Фронт колхозных работ парнишке накатывал по сезону – посевная, покос, уборочная и снова лесоповал. Так прошли три военных года, а за ними – курсы подготовки молодого бойца. Оттуда кого-то направляли в действующую армию, а Николая направили в училище по специальности столяра-краснодеревщика. Страна загодя готовила специалистов для восстановления разрушенного народного хозяйства. Летом 1948-го Габова вызвали в Пермский обком партии, где он находился на особом счету, и дали анкету для заполнения, не объясняя, куда, зачем и кому она понадобилась. Анкета ушла по назначению, а ему вдруг предоставили внеочередной отпуск без права смены места жительства, который прервался так же неожиданно, как и начался. Снова обком, где получены подъёмные и дана команда в составе некой группы прибыть в Свердловск и позвонить по определённому телефону, где скажут, что делать дальше. Не жизнь, а какой-то детектив. По телефону группу неизвестного назначения отправили ещё дальше, на берег Верх-Нейвинского пруда, сооружённого пару веков назад Демидовыми. Там, среди гор и тайги, за забором с колючей проволокой строился завод и поднимался новый город Свердловск-44. Народу нагнали много, а жить было негде, прилегавший посёлок и соседние с ним были переполнены, но армия заключённых жильё строила быстро.
Мастера-краснодеревщика поселили в школе и принялись обучать специальности аппаратчика оборудования по обогащению урана. Первый производственный опыт Габов получал вместе с академиками И. К. Кикоиным и Ю. Л. Сагаловичем. Обогатительные машинки, прозванные самоварчиками, нужного эффекта не давали и были заменены на устройства улучшенной конструкции, ОК-6, те самые ЛБ-6, о которых говорилось выше. Дело пошло, но в 1957-м Николай в составе группы специалистов из тридцати семи человек получил назначение в Восточную Сибирь, на Ангарский атомный комбинат, где стал участником пуска первой очереди и кавалером ордена Трудового Красного Знамени. Биография Николая Габова – типичная судьба первопроходцев-атомщиков. Весной 2020-го Геннадий Астраханцев издал книгу о ветеранах труда – участниках Великой Отечественной войны, послужившую мне подспорьем при упоминаниях ветеранов ангарского комбината. В последующие годы на Уральском комбинате введено ещё три обогатительных завода, в Томске-7 построен завод Д-6, но и они не решали проблему развернувшейся гонки вооружений. Потому на Ангаре закладывался атомный гигант, оснащаемый такими высокопроизводительными машинами, как Т-56, превосходящими «шестёрки» (ОК-6) по расходам газовых потоков в три тысячи раз, а по разделительной мощности – в шесть с половиной тысяч. Свердловская задача решена, и в 1954-м Виктор Фёдорович Новокшенов отправлен в Ангарск, чтобы раз и навсегда решить урановый вопрос в противостоянии с Америкой.
Сталин наделил Спецкомитет по надзору за атомной промышленностью невиданными ранее властными полномочиями. В его деятельность не имели права вмешиваться никакие государственные органы. Госплан, Госснаб и Госстрой СССР безоговорочно принимали заявки элитной отрасли для исполнения. Партийный контроль был ограничен. На основных предприятиях отрасли действовали политотделы и парторги ЦК ВКП(б), которыми фактически управляли руководители Спецкомитета и профильные отделы ЦК партии. Спецотдел № 1 обеспечивал защиту секретной документации, отдел № 2 – пропускной и внутриобъектный режим. На охране закрытых предприятий и технологий стояли спецмилиция, спецпрокуратура и КГБ.
Был введён институт уполномоченных Совета Министров СССР, наделённый большими правами и подчиняющийся непосредственно Лаврентию Берии. За невыполнение плановых показателей или отдельных ответственных заданий виновных ожидали жёсткие административные санкции вплоть до принятия репрессивных мер независимо от занимаемых должностей и чинов. Славский вспоминал, как он, будучи руководителем Минцветмета, был вызван в Спецкомитет за невыполнение задания по изготовлению чистого графита. На отчёте он ощущал себя человеком, который стоит с петлёй на шее в тоскливом ожидании, когда из-под него вышибут стул.