Уравнение с Бледного Нептуна
Шрифт:
— Есть другие планеты и другие миры, — заметил Андрей.
— Ерунда! Там повторится то же самое. Наши способности в этом отношении безупречны. Нет, сеньор Карабичев, что вы там ни говорите, нужно объединяться. Объединяться не только пролетариям, но и всем людям независимо от каких-либо мерок, и объединяться не только идейно, но и материально. Должен быть создан организм — общество, имя которому Большой человек. Представим себе, — разглагольствовал Риоли, — такое совершенно новое человеческое общество. Люди тесно связаны друг с другом. Общество представляет из себя живое существо из нескольких миллиардов клеток, где каждая клетка — человек. Каково же место правительств в таком обществе? Правительство, управление, регулирование —
— Потрясающая картина! Кошмар, который не хотелось бы увидеть во сне! Это же диктатура похуже фашистской! — воскликнул Карабичев.
— Ничего подобного! — вскричал профессор. — Допустите на миг подвижность клеток, то есть переход с одной функции на другую, и вы…
— Как я могу допустить подвижность, если вы только что провозгласили их узкую специализацию и конкретную закрепленность в каком-то одном месте? Разве клетки кишок могут стать клетками глазной сетчатки?
— В Большом человеке — могут, — твердо ответил Риоли.
— Ну тогда… — развел руками Карабичев. — Вы создаете его из нереального материала.
— Почему? На Земле нет людей незаменимых.
— Неправильно, они есть.
Они еще долго спорили, шагая по ночным улицам Бессано.
Запахло морем и гниющей рыбой: они подошли к порту.
— Может, я не прав, вернее, не совсем прав, — сказал Риоли, — схема моя расплывчата и неверна, и я во многом заблуждаюсь, но я твердо верю в одно.
Андрей внимательно посмотрел на морщинистый лоб, под которым горели темные умные глаза.
— Я верю в бесконечное и непрерывное развитие природы, в частности в эволюцию живого мира. Я не согласен, что человек — венец всего сущего на Земле. Кто так говорит, тот хочет надеть не корону на человека, а дурацкий колпак на природу, на ее возможности. Я верю, что природа не остановится на человеке и пойдет дальше. Такие поиски неизбежны: в человеческом организме никаких радикальных изменений уже не происходит. Дальнейший источник сил человека — в обществе. Эволюция постепенно подводит человека к созданию новой формы общества. Ваш коммунизм потому так неодолим, что в нем разгадан один из последующих этапов эволюции. И дело совсем не в его справедливых и утешительных принципах, как вы любите говорить. Ваши идеи увлекают людей, потому что они правильно предвосхищают будущее. Вот. Предвосхищение будущего — в этом сила любой идеи в науке. Но не следует останавливаться на полпути. Большой человек должен быть создан самой природой. И «эффект дубль-ве» — первая ласточка на пути его создания. Кстати, свои соображения относительно взаимонаведения с точки зрения эволюции живого мира я уже направил в Объединенный совет по изучению этого явления.
Карабичев только плечами пожал: в рассуждениях Риоли все было логично, кроме бесчеловечных обобщений и выводов. Но переубедить его безумно трудно: тут уже вступили в силу консервативное упрямство крупного ученого и предрассудки, вытекающие из его идеологии.
Они шли по плохо освещенной улочке предместья. Из полуоткрытых дверей домов на улицы
На перекрестке темнела небольшая группа людей. Над ней возвышался человек в сутане, то вздымавший руки к небесам, то прижимавший их к тощей и плоской груди, на которой елозил большой серебряный крест. Он торопливо выкрикивал слова, и Карабичев ничего не понял. Риоли послушал немного и криво улыбнулся.
— Предсказывает второе пришествие, — сказал он.
Карабичев рассмеялся.
— Видите, вот и еще одно толкование «эффекта взаимонаводки», — заметил он, обращаясь к Риоли.
Они прошли еще несколько шагов и снова остановились, привлеченные странной сценой. Перед навесом сгрудились уличные зеваки. Освещенный ржавым светом лампы, по ковру ползал человек. Тускло блестела обнаженная черная грудь. Запрокинутая голова мерно покачивалась в такт хриплой речи. Пронзительный взгляд черных глаз скользил по толпе, ничего не видя и не понимая. Изредка человек вскакивал и, простирая руки вперед, выкрикивал слова, обозначавшие, по-видимому, приказы и повеления. Толпа встречала их смехом.
— Он совершенно нормальный человек — сказал Риоли. — Здоровый, умный… Я его знаю. Но горькая чаша ЭВН не минула и его. Тело его здесь, а чувственная информация к нему поступает откуда-то из Индии. Он там работает погонщиком слонов. Наши голоса он слышит и одновременно слышит тех, с кем он работает. Он видит нас и видит своих слонов, лес, какую-то реку. Причем то, второе ощущение у него сильнее и ярче первого. Фактически он живет там, а не здесь. Соседи и бездельники приходят послушать его, иногда смеются… Он все время рассказывает о том, что с ним происходит.
— Вот еще один аргумент против вашего общества-организма. И это только цветочки, — сказал Карабичев.
Риоли не понял, при чем тут цветочки, и Карабичеву пришлось длинно втолковывать ему русскую поговорку. Они шли довольно долго молча. Улицы становились все темней и уже, люди попадались реже. Встречавшиеся имели жалкий, порой просто подозрительный вид. Мужчины прятались в тени домов. Там, в темноте, их голоса раздавались угрожающе глухо. Женщины вели себя вызывающе. Их неприкрытое стремление выставить напоказ остатки былой красоты навело Андрея на страшную мысль. Он понял, что эта догадка зрела в нем в течение всего вечера. Потрясенный, он спросил у Риоли:
— Скажите, в Бессано много публичных домов?
Профессор, методично переставлявший свои тощие ноги, остановился, будто наткнулся на невидимую стенку.
— Я не понимаю, почему… — сказал он, растерянно уставившись на Карабичева.
Андрей молчал.
— Вы думаете, что она там?! — воскликнул Риоли.
Вот она, догадка! Сначала в человеке живет только предчувствие ее, а потом как-то сразу является она и все ставит на свои места. Несвязанные концы сплетаются, намеки, недоговоренность становятся понятными, вывод поражает своей очевидностью. «Ах, какой я дурак, не видел этого раньше! А может быть, ошибка?… Нет, слишком многое получило сразу свое объяснение, слишком многое…»
Риоли помолчал, потом церемонно сказал:
— Я не могу составить вам компанию в этом рискованном предприятии. Моя репутация…
— Я не требую от вас такой жертвы, сеньор Риоли. Но не могли бы вы мне показать…
Риоли огляделся по сторонам.
— О, мы так далеко забрели! Здесь я ничего не знаю. Пойдемте в центр, — сказал он.
Они быстрыми шагами двинулись прочь из темных, дурно пахнущих портовых улочек.
— Я здесь живу! — воскликнул Карабичев.
— Ну что же, вам недалеко будет возвращаться… — осклабился Риоли, пожимая ему руку.