Уравнение со всеми известными
Шрифт:
Не успел я об этом подумать, поводок как-то сам собой вырвался у меня из руки, а Рэй бросился на другую сторону переулка. Я от страха даже глаза зажмурил, потому что прямо на этого папуаса ехали «Жигули». Дядька пожилой за рулем как по тормозам даст — и в сторону. Чуть стену дома не протаранил. Выпрыгивает наружу, перед моей физией кулаками машет:
— Вы что тут, с ума все с собаками посходили?
— Нет, — отвечаю, — это только собака с ума сошла, а я нормально.
И смотрю, где же Рэй. А он на другой стороне к какому-то огромному псу направился типа волкодава. «Ну, —
— Рэечка? С кем ты сегодня гуляешь?
У меня прямо от души отлегло. Значит, они с этим монстром знакомы, и войны, наверное, не будет. В общем, я вновь какую-то радость жизни почувствовал и отвечаю:
— Со мной он гуляет. Хозяева поручили. У них там бабушка свалилась.
— Это я слышала, — кивает она.
Однако покой мне только снился. Пока мы с хозяйкой монстра то да се, двое наших четвероногих друзей разборку с кошкой затеяли. Хорошо еще, я поводок успел схватить. Хотя, хорошо — это как сказать. Потому что мне волей-неволей тоже пришлось в разборке участвовать. И, кстати, женщине с волкодавом тоже.
Счастье еще, что собаки по деревьям лазать не умеют. Правда, мне кажется, Рэй об этом еще не знал. Он изо всех сил пытался следом за кошкой на тополь забраться. Волкодав-то умнее. Он просто кошку облаивал. И хозяйке его было лучше. Ее только до дерева тащили, а когда ее подопечный лаять начал, она уже могла постоять и чуть-чуть отдохнуть. А вот Рэй пытался высоту взять с разбега. Отбежит от дерева, издали разгон возьмет и снова на ствол прыгает. Кошка наверное там, наверху, со смеха подохла. В общем, я еле-еле его оттуда утащил.
Потом мы еще немного погуляли. Я уже собирался его домой вести, когда вдруг вспомнил, что бабушка Кочетковых просила на обратном пути купить молоко и хлеб. Развернув Рэя на сто восемьдесят градусов, я потащил его на Сретенку. А он почему-то туда наотрез идти не хотел и упирался всеми четырьмя лапами. Пришлось его силой тащить. Оказывается, это очень тяжело. В общем, я едва доволок его до магазина. Хорошо еще, в нем продают и хлеб, и молоко.
Но возле входа у меня возникла другая проблема: чего с этим типом-то делать? В этот магазин с собаками не пускают, очень ругаются. Сам несколько раз наблюдал. А ведь Рэй — не какая-нибудь малюсенькая болонка, на него уж точно обратят внимание. Большой, черный. Привязать его возле входной двери? А если сопрут? Что я тогда хозяевам скажу? И решил я переться в киоски на Сухаревку. Если бы Рэй не упирался, дойти туда для меня без вопросов: пять минут туда, пять — обратно. Но папуасу на Сретенке не понравилось, по-моему, даже больше, чем на пути к ней. То ли движение слишком большое, то ли людей чересчур много, но он постоянно садился — и ни в какую.
Доперся я до киосков в состоянии бурлаков на Волге с одноименной картины Репина. Еще неизвестно, что легче: им было баржу тащить или мне Рэя.
Обратно дело пошло еще хуже. Чокнутый папуас продолжал упираться. Если он с Кочетковской бабушкой так же гулял, то она просто кремень, а не старушка. Это какое же богатырское здоровье нужно иметь. А дочка ее еще удивлялась, как это она после падения со стремянки совершенно ничего себе не сломала?
Да она с Рэем закалилась. Небось теперь вообще сто лет проживет.
Я еще понимаю, что Рэю не хотелось идти от дома на Сретенку, но по какой причине ему домой не хотелось, до сих пор остается для меня полной загадкой. А мне, естественно, пришлось еще тяжелей. Если не верите, попробуйте как-нибудь сами взять пакет с молоком и хлебом и при этом вести собаку, которая постоянно норовит то сесть, то лечь, причем и то, и другое проделывает на самом узком месте тротуара. А один раз, когда я чуть-чуть было расслабился, он захотел пересечь Сретенку в неположенном месте и чуть не угодил под троллейбус.
Наконец мы все-таки с большим трудом почти добрались до нашего переулка. Тут я и увидел, что прямо нам навстречу идут Адаскина и Дольникова. У меня сердце екнуло. Не хватает еще, чтобы Адаскина меня засекла во время прогулки с чужой собакой. У нее, как говорит Тимка, язык без костей. Она мигом по всей школе растреплет, и пойдут сплетни.
Я тяну Рэя назад. Думаю, сейчас смоемся в другой переулок, а из него проходными дворами — к нам. Но папуас как почувствовал и изо всех сил вперед рвется. Прямо навстречу Агате и Зойке. Однако и я не подкачал. Удалось все-таки затащить его в переулок. Да и Адаскина с Дольниковой что-то бурно обсуждали и меня не заметили.
Вернулся я к бабушке Кочетковой при последнем издыхании. А она была еще и недовольна:
— Что так долго гуляли? У меня за собаку сердце изболелось. Решила, ты с ней что-нибудь сотворил.
Я молчу, а про себя думаю: «Это твоя собачка чуть со мной не сотворила. И вообще, за такие прогулки надо, как на вредном производстве, платить повышенную зарплату и молоко давать».
А хитрая бабка будто мысли мои читает. Вытащила из пакета молоко и морщится:
— Что ты, милый, купил? Я такое не люблю. Пью только «Домик в деревне».
— Но вы же меня не предупредили, — сказал я. — Давайте сбегаю и другое куплю.
— Ладно. Выпью, — с таким страдальческим видом произнесла она, словно я принес ей стакан касторки. — Чего зря деньги переводить. Это вы теперь ими швыряетесь.
«Намекает, — отметил про себя я. — Ей, наверное, кажется, что дочь слишком много платить мне пообещала». А бабка уже на хлеб смотрит:
— Ну, парень, совсем ты меня не обрадовал. Я такие батоны не ем. У них корка жесткая.
Я прямо еле сдержался. Но все-таки мне удалось вполне спокойно пообещать:
— Завтра обязательно куплю с мягкой коркой. И молоко ваше любимое.
— Ты вечером-то во сколько сегодня придешь? — уставилась на меня бабка цепким взглядом.
А я и забыл, что мне еще вечером с этим Рэем мучиться. Мне-то казалось, подумаешь, собаку выгуливать. А я вот уже с первого раза весь вымотался. И то ли еще будет. К тому же домашку еще надо сделать, чтобы в последние дни двоек не нахватать. Одним словом, мрак.
— В девять часов вас устроит? — осведомился я у бабушки Кочетковых.