Урбанизатор
Шрифт:
Нуте-с. Чего хорошенького, в части «сырья для производства конфет», принесло нынче течение жизни к моему порогу? Точнее — в предбанник.
В прихожей на земле лежал мальчишка. А Курт прижимал его за холку.
Сильно мой князь-волк изменился. После «хриповыдерания». Конечно, безопасность — святое. Но свободный доступ к моему телу — должен быть. А то превращусь в нормального монархического идиота. До которого даже и муха не долетит. И, соответственно, информации — не донесёт.
Мальчишка из моих сигнальщиков. Чуть отойдя от испуга, вздрагивая и оглядываясь на Курта, он совладал, наконец, с голосом
— Тама… по Волге, снизу… люди идут. Мари. Много.
Установившаяся в последние дни морозная погода немало способствовала укреплению льда на реках. Соответственно, мирная пауза на нашем «острове»… Как и обещал царь Иудейский.
Что-то подобное я ожидал. Со всеми окружающими племенами отношения у нас враждебные. Частью — из-за моих собственных действий, частью — вообще. Всякий русский человек после Бряхимовского боя здесь — враг. Потому что местные племена, купленные подарками эмира Серебряной Булгарии, пришли на Стрелку. И были здесь биты.
«Кровь их — на руках твоих!».
С чем и живём. Хотя, конечно, руки перед едой — мою регулярно.
Племена должны попытаться сковырнуть меня со Стрелки, я к этому морально готов. Поэтому первый вопрос:
— Как вооружены?
Мальчишка хлюпнул носом и, испуганно оглядываясь на Курта, ответил:
— А, это… никак. Ну… тама… с под сотню народу. Дети и бабы. Худоба всякая… Ну… А мужиков с оружием — вовсе чуть.
По логике — туземцы должны на меня напасть. Какая-то вражеская уловка? Нацепили на себя шкуры крупного рогатого скота, женские одеяния… Оружие припрятали… Но — «дети»? Куклы какие-то тащат? И ещё: наблюдатели засекли их вёрст за 20 от Стрелки. Что-то сомнительно, чтобы маскировку в форме коровьих шкур так заблаговременно применять начали…
Враг — идёт.
Но как-то странно, непонятно. Надо сбегать, посмотреть поближе.
Начал собираться — хоть плачь! Людей нет!
Я, со своей вечной тягой к оптимизации, расставил людей так, что все при деле — бездельники отсутствуют как класс. Снять кого-нибудь с работы — работа застопорится. А они все нужны. Из бойцов — половина в карауле, половина отдыхает. Нет, если «прямая и явная угроза» — можно всё остановить, всех поднять. Как было, когда караван муромских «конюхов солнечного коня» пытался мимо Стрелки в Волгу прорваться. Но вот в такой ситуации…
— Чарджи — командиром, Терентий — управителем. Работать как прежде, смотреть внимательно. Сухан, Салман, Курт — со мной.
— Дык эта… и я.
— Илья Иванович, кабы в бой — тебе цены нет. Но тут до ворога — ещё добеги попробуй. А ты на лыжах бегать… Хотя я тебе и предлагал.
Илья Муромец, осевший у меня на Стрелке после разгрома верхушки Яксерго в их святилище в Каловой заводи, недовольно трясёт головой. Но… вы себе великого русского богатыря на беговых лыжах представляете? У этого потомка святорусского героя — фактура и кубатура как у великого предка. Не бегун. Куда Бурушка отвезёт, там и отмахнётся. А вот сам… Не, не надо.
Команда стандартная: чудище лесное, зомби, джин, нелюдь… А, ещё — «русский нацист». В лице Саморода — при любом вопросе по поводу туземцев первый ответ — «резать!». Потом, иной раз, и разумное чего скажет. Сейчас мне нужен толмач.
Брони нацепили, лыжи навострили…
«И куда ты, стерьва, лыжи навострила Для чего надела, падла, синий свой берет?…»Он — не синий. Просто — мисюрка с кольчужным никабом.
Побежали.
За эти недели я успел всех своих погонять по лыжне. У гридней навык восстановился быстро, а вот остальные… Но самое главное — не пускать Курта вперёд по лыжне! После его лапищ с невтяжными когтями… Такие колдоё… неровности образуются — как по мёрзлой пахоте. А потом по этой… контрольно-следовой полосе возвращаться придётся. Ох, и намучаемся! Но «шерстистый крокодил» напрочь не хочет лезть в сугробы. Ему, вишь ты, там неудобно. Или залезет под ёлку, язык вывалит и смотрит. Наглыми жёлтыми глазами. Ну не оставлять же! Да и скучно мне без него.
«Детский сад — трусы на лямках».
Проскочили по накатанной лыжне до Кудыкиной горы. Пока народ отогревался, запросили подробности с дальней, самой пока последней по этой линии, вышки.
Странно мне. На племенной отряд удальцов — непохоже. Коровы у них — настоящие, роняют жидкие лепёшки. Бабы — настоящие. С волосами. Нет, конечно, для войны и парики можно придумать. Докладывают: детей грудью кормили. Далеко, сигнальщикам видно плохо — могли и по-придуриваться. Но чтобы ватажок марийцев такими штуками заморачивался…
Оп-па! А это ещё интереснее. По следу первой группы на приличной дистанции идёт вторая. Вот эти — нормальные. В смысле: мужчины, с копьями, есть щиты, видны луки и колчаны. Человек тридцать-сорок. Без скотины, баб и детей.
Арьергард? Группа прикрытия? Одни — бегут, другие — их догоняют? Выманивают «русских дурней»? «Ловля на живца»? Или ещё какая-то военная хитрость?
Проскочили три версты, по льду текущей здесь речки до Волги. На Волжский простор соваться не стали. Засели на невысоком берегу, в сугробах и кустах, ждём. Вот из-за берегового мыса появляется первая толпа… Блин! Беженцы какие-то? Мигранты? Скотина настоящая: вон, козы катышками дорогу отмечают. Что за хрень среди зимы?!
— Это что такое?! Это кто?!
Мой риторический вопрос получает неожиданный фактический ответ:
— Это — Гладыш. С Мадиной.
Каждый раз, когда Сухан самопроизвольно открывает рот — все вокруг замолкают. Надолго. Потому что переживают свою сопричастность к столь редкому событию.
Гладыша… помню. Был такой ходячий пример конфликта имени и сути. Имя — «гладыш», а сам — скелет ходячий. Брошенный из войска, соблазнён мною марийскими алмазами, которые, вроде бы, бывают. На глубине 5 км. И отправлен, по этому поводу, сопровождающим Мадины.
Мадину… тоже, конечно, помню.
Марийка, из рода лося, выдана замуж за эрзя в род коня, потому что: «девушка и за медведя выйдет», потом другие эрзя, из рода сокола, её украли, потом её украли мародёры из охвостья русских ратей, я «охвостье» прирезал, она побыла у нас общественной полонянкой, её снова украли ушкуйники, мы и ушкуйников истребили…
И тут я дал ей отпуск. Для посещения родных и близких.
Я не суеверен. Но эта женщинка… как переходящее знамя неприятностей. Была у меня надежда… типа — сходит в родительский дом, умоется ключевой водой, утрётся мамкиным подолом… Или иначе как стряхнёт с себя карму…