Урбанизатор
Шрифт:
«Я бы никогда не стал убегать — даже для спасения — от самых страшных в мире разбойников…
Психологически подобные ситуации делят людей на два антагонистических типа: охотники и дичь. Даже если дичь кусается и царапается, это не означает, что она перестала быть дичью. Определение кто есть кто происходит в первые несколько секунд. Я предпочитаю не давать оппонентам даже умозрительных шансов заподозрить во мне „куропатку“.
Профессиональный боец боится выглядеть „куропаткой“. А я к этому стремлюсь. И мне это удаётся. Мои „оппоненты“ — охотники „с младых ногтей“.
Вперёд, придурки. По велению вашей души. Последний раз в вашей жизни.
9 часов утра, поле Бородинской битвы. Во время одной из яростных атак французов на флеши, восхищённый их бесстрашием, Багратион кричал „Браво! Браво! Как красиво идут“. Видя невозможность остановить их огнём трёх с лишнем сотен своих пушек, князь Пётр лично кинулся с гренадёрами навстречу неприятелю».
Я уже говорил, что я не Наполеон? Так я вам больше скажу: я и не князь Пётр. И мне плевать — как они идут. Моя цель — чтобы они вообще не ходили. И — не дышали. У меня тут племенная война на уничтожение, а не игры аристократов куртуазного века.
Багратион видел в наступающих французах — равных. Людей, воинов, храбрецов. В моём прицеле — тараканы со жвалами. Во! И ещё один. Прямо в лобешник. Не, не тапком — стрелкой.
Мы отходили «перекатами». Вид очередного убегающего русского возбуждал «унжамерен». Сотня! Героев! Против троих! Ленивых, глупых, трусливых… Убегающих! «Куропаток».
Они с воплями кидались догонять, получали «гостинцы» от двух других стрелков, вынужденно притормаживали, но шли дальше, снова вопили… Всё тише. А сзади, по их следу оставались убитые, раненые, перевязывающие, помогающие, поддерживающие, сопровождающие, примкнувшие…
Мы не давали им не только подойти на дистанцию мечного или копейного удара, или на дистанцию возможности окружения, но даже на расстояние навесного выстрела их луков. А лучников, когда видели — отстреливали.
Нам тут героизмов не надо, мы тут ассенизацией занимаемся. Вы мечтаете «славно погибнуть» при аварийном разлитии фекалий? Поэтому — минимизация рисков.
И тут мы сменили тактику — перестали убегать. Мои бойцы не пробежали мимо меня, а стали рядом. Меня начала смущать лёгкость наших колчанов — две трети стрел мы уже выпустили. Переходим к следующей стадии.
«Последний бой — он трудный самый».
«Капля» усекла изменение в рисунке боя, обнаружила нашу «непреклонную решимость», типа — «ни шагу назад», снова завопила, вздыбила копья и топоры и, собравшись с силами, дружно кинулась на супостатов в нашем лице.
Как стараются! «Красиво гребёт эта группа в полосатых купальниках». Аж снег по сторонам летит.
Ребятки, «унжамерешки», я, вообще-то, играю здесь классику средневековой битвы. «Отступление с заманиваем и расстреливанием». Никогда не слышали? А вот монголы, или, к примеру, скифы… постоянно.
Только они — на конях, а я — на лыжах. — А разница? Функционал-то тот же.
А где мой «засадный полк»?
Полк! Выходи! Пора засаживать!
И я громко свистнул.
Мой «полк» отличался от классики одной буквой «в». «Волк». А от волка — размером. А также — умом и сообразительностью.
Длинная полоса наметённого снега, протянувшаяся от берегового обрыва Волги в его ветровой тени почти до середины реки, вдруг вздыбилась в своём невысоком окончании. Уже оставленным за спиной «головкой капли».
Зверь — поднялся.
Лютый зверь.
Лесное чудовище.
Ужас множества поколений сухоносых обезьян и их потомков.
Встряхнулся, озирая окружающую среду и прочие… подробности.
Прыгнул. На лёд.
И — в «каплю».
В два прыжка он ворвался с гущу топающих, пыхтящих, вопящих… людей.
Только — так. Только в этом месте, только в этот момент. Когда его лёжка — уже у них за спиной. Но — недалеко. Иначе — увидят, застрелят стрелами, закидают копьями.
И мы — недалеко. Чтобы ударить с фронта, чтобы самим не зацепить князь-волка.
Храбрые, могучие и, что особенно неприятно — частично бронированные и умелые бойцы в авангарде «капли» обернулись посмотреть. На: «а чего-то у нас там сзади зашумело»?
Я уже говорил: если ты не видишь стрелка в момент выстрела, то… Неувидевших стало меньше. На три штуки. Так и хочется дать совет:
— Бдящий! Бди сильнее!
И сочувственно поинтересоваться:
— Что? Не бдиться?
Это был перелом… или инсульт? Короче — шок. И все — побежали. Не глядя на…, не думая о…, не соображая вообще… Ни о чём.
Когда крупный хищник оказывается в толпе людей — лучшая стратегия — увеличить дистанцию. Иначе… вы бьёте зверя топором и попадаете приятелю в голову, вы тыкаете в волка копьём, но кто-то толкнул подток, и ваше копьё торчит в животе соседа. Крупный зверь в ближнем бою, «грудь в грудь» — эффективнее человека. И — существенно быстрее.
Они и кинулись в рассыпную. И перестали следить за нашими стрелами. У меня оставалось 8 штук, вот я 4 и… быстренько заелдырил. И Сухан с Салманом.
— Стоп! Салман, возьми у побитых копьё. Займись докалыванием. Стрелы отдай. Если увидишь что-то… живучее и ценное — вяжи и к Курту под надзор. А мы Суханом пойдём в наступление. Да, стрелы вырезать не забудь. Придурков ещё много осталось — могут потребоваться.
Курта пришлось успокаивать. Утирать его окровавленную пасть снегом. Он всё рвался снова продемонстрировать своё умение отрывать хомнутым сапиенсам головы. И прочие выступающие висюльки и торчалки. Даже когда на них всякие невкусные железки надеты.
Умению — верю. Когда эта зверюга сбивает человека с ног, клацает челюстями над лицом и тут же, запустив морду под тегиляй, вырывает гениталии. Не только «с корнем», но и с куском бедренной артерии…
Так самцы павианов рвут подкидываемые им учёными чучела своих исконных врагов — леопардов. Потом очень удивляются, столкнувшись с настоящей, живой кошкой. Курт — не удивляется, он просто делает из очередного хомнутого сапиенса неподвижное «чучело». Лязгом своих челюстей, видом своих клыков вблизи. Буквально — на пару мгновений. А потом — покойником, уже навсегда.