Урфин Джюс и его деревянные солдаты (илл. И Шуриц)
Шрифт:
– Все-таки не напрасно я кормлю Гуама, – сказал довольный Урфин. – Мудрая птица…
Захватив тачку, Джюс отправился в Когиду собирать у хозяев железные противни, на которых пекут пироги. Он вернулся с тачкой, доверху наполненной противнями.
Урфин погрозил кулаком своим недругам.
– Теперь-то я с вами разделаюсь, – прошипел он сквозь стиснутые зубы.
Началась прямо каторжная работа. Урфин Джюс не покладал рук с зари до зари, только днем делая короткий перерыв.
Он действовал очень аккуратно. Наметив небольшую площадку, он тщательно очищал
Участок, занятый ярко-зелеными колючими сорняками, уменьшался с каждым днем. И вот настал момент, когда последний куст обратился в легкий бурый порошок.
За неделю работы Джюс так измотался, что еле стоял на ногах.
Переступая через порог, Урфин споткнулся, ведро накренилось, и часть бурого порошка просыпалась на медвежью шкуру, лежавшую у порога вместо ковра.
Столяр не видел этого; он убрал последнее ведро, закрыл его, как обычно, доплелся до кровати и уснул мертвым сном.
Проснулся он оттого, что кто-то настойчиво теребил его за руку, свесившуюся с кровати. Открыв глаза, Урфин оцепенел от ужаса: у кровати стоял медведь и держал в зубах рукав его кафтана.
«Я погиб, – подумал столяр. – Он меня загрызет… Но откуда в доме взялся медведь? Дверь-то была закрыта…»
Минуты шли, медведь не проявлял враждебных намерений, а только тащил Урфина за рукав, и вдруг послышался хриплый басистый голос:
– Хозяин! Пора вставать, слишком долго спишь!
Урфин Джюс был так изумлен, что кубарем свалился с кровати: медвежья шкура, раньше лежавшая у порога, стояла на четырех лапах у постели столяра и мотала головой.
«Это ожила шкура моего ручного медведя. Она ходит, разговаривает… Но отчего это? Неужели просыпанный порошок?..»
Чтобы проверить свою догадку, Урфин обратился к филину:
– Гуам… Гуамоко!..
Филин молчал.
– Послушай, ты, наглая птица! – свирепо заорал столяр. – Довольно я ломал язык, полностью выговаривая твое проклятое имя! Если не хочешь отвечать, убирайся в лес и сам добывай себе пищу!
Филин ответил примирительно:
– Ладно, не кипятись! Гуамоко так Гуамоко, но на меньшее я не согласен. О чем ты хотел меня спросить?
– Правда ли, что жизненная сила неизвестного растения так велика, что даже его порошок оживил шкуру?
– Правда. Об этом растении я слыхал от мудрейшего из филинов, моего прадеда Каритофилакси…
– Хватит! – рявкнул Урфин. – Замолчи! А ты, шкура, убирайся на место, не мешай мне думать!
Шкура послушно отошла к порогу и улеглась на привычном месте.
– Вот так штука! – бормотал Урфин Джюс, усевшись у стола и подперев лохматую голову руками. – Вопрос теперь в том, полезная для меня эта штука или нет?
После долгих размышлений честолюбивый столяр решил, что эта штука для него полезная, так как дает ему большую власть над вещами.
Но надо было еще проверить, как велика сила живительного порошка. На столе стояло сделанное Урфином чучело попугая с синими, красными и зелеными перьями. Столяр достал щепоточку бурого порошка и посыпал голову и спину чучела.
Произошла удивительная вещь. Порошок с легким шипением задымился и начал исчезать. Его бурые крупинки словно таяли, всасываясь в кожу попугая между перьями. Чучело задвигалось, подняло голову, осмотрелось… Оживший попугай взмахнул крыльями и с резким криком вылетел в открытое окно.
– Действует! – в восторге заорал Урфин Джюс. – Действует!.. На чем бы еще попробовать?
К стене в виде украшения были прибиты огромные оленьи рога, и Урфин щедро посыпал их живительным порошком.
– Посмотрим, что из этого будет, – ухмыльнулся столяр.
Результата пришлось ждать не очень долго. Опять легкий дымок над рогами, исчезновение крупинок… Затрещали выдираемые из стены гвозди, рога свалились на пол и с дикой яростью бросились на Урфина Джюса.
– Караул! – завопил испуганный столяр, удирая от рогов.
Но те с неожиданной ловкостью преследовали его повсюду: на кровати, на столе и под столом. Медвежья шкура в страхе сжалась у закрытой двери.
– Хозяин! – закричала она. – Открой дверь!..
Увертываясь от ударов, Урфин отодвинул засов и вылетел на крыльцо. За ним с ревом неслась медвежья шкура, а дальше дико подпрыгивали рога. Все это смешалось на крыльце в вопящую и кувыркающуюся кучу, покатилось по ступенькам. А из дома неслось насмешливое уханье филина. Рога вышибли калитку и огромными скачками понеслись к лесу. Урфин Джюс, помятый и ушибленный, поднялся с земли.
– Черт побери! – простонал он, ощупывая бока. – Это уж чересчур!
Шкура с укором молвила:
– Разве ты не знаешь, хозяин, что сейчас самая пора, когда олени страшно драчливы. Еще хорошо, что ты остался жив… Ну, теперь и достанется оленям в лесу от этих рогов! – И медвежья шкура хрипло захохотала. Из этого Урфин заключил, что с порошком надо обращаться осторожно и не оживлять что попало. В комнате был полнейший разгром: все было поломано, опрокинуто, посуда перебита, в воздухе кружился пух из распоротой подушки. Джюс сердито сказал филину:
– Почему ты не предупредил меня, что опасно оживлять рога?
Злопамятная птица ответила:
– Гуамоколатокинт предупредил бы, а Гуамоко не хватило для этого проницательности.
Решив рассчитаться с филином за его коварство позднее, Урфин начал наводить в комнате порядок. Он поднял с пола когда-то сделанного им деревянного клоуна. У клоуна было свирепое лицо и рот с оскаленными острыми зубами, и потому его никто не купил.
– Ну, я думаю, ты не натворишь столько бед, сколько рога, – сказал Урфин и посыпал клоуна порошком.