Урга и Унгерн
Шрифт:
К первому классу лам относят дзуренов, или прорицателей. Многолетние духовные практики и специальные упражнения развивают в них к старости проницательность самого высокого уровня. При богдо-гэгэне в их главную обязанность входит защита хутухты от недобрых и злонамеренных людей, предупреждение его об опасностях и предотвращение различных напастей и бед. Именно дзурены принимают главное участие в поисках новорожденного младенца, в тело которого переселяется душа умершего богдо-гэгэна.
Второй класс представляют да-ламы. Это каста тибетских и монгольских лам-целителей, которые всю свою жизнь посвящают изучению медицины. С юных лет они исследуют окружающий мир растений и животных, явления природы, свойства всяческих веществ, способных оказывать на человека исцеляющие либо отравляющие действия. Поэтому часть да-лам становится искусными врачевателями, а другая часть переходит в братство лам-отравителей, с помощью которых богдо-гэгэн устраняет со своего пути всех неугодных. Появление лам-отравителей в той или иной местности приводит в ужас местных князей и даже духовных особ, ведь это означает, что кто-то из них в самом скором времени переселится навеки в мир иной.
К самому многочисленному, третьему, классу относятся обычные ламы. Самых способных и прозорливых из них выдвигают на разные административные должности. Ламы этих трех классов Шабинского ведомства обязаны разорвать все связи с семьями, не иметь привязанностей и вести обособленную жизнь.
Есть еще и четвертый класс – ламы семейного очага. Пока они не повзрослеют, им надлежит изучать заповеди Будды в ближайших от дома монастырях, учиться читать, писать и считать. Во время праздников их привлекают к проведению ритуалов, общим молениям и повседневной монашеской повинности. Все остальное время они живут со своими семьями, выполняют обязанности хранителей очага и мало чем отличаются от других жителей Халхи.
Я человек неженатый, никакими узами не обремененный. С учетом моих обширных познаний в области растениеводства и тех результатов, которые я продемонстрировал настоятелю дацана, меня в статусе шаби зачислили по ведомству как ламу-отравителя. Я получил в распоряжение большой участок для выращивания целебных и ядовитых трав для нужд братства, а также доступ к сакральным знаниям в области производства ядов на основе минералов, органов животных и всевозможных растений, произрастающих в Халхе и близлежащих странах. Семь молодых учеников-помощников были приставлены ко мне – как мне кажется, не столько для помощи, сколько для наблюдения за моими действиями и донесения в администрацию дацана о том, какие эксперименты я произвожу и с какими материалами работаю.
Продолжительное время я изучал яды, способы их хранения, методы отравления, симптоматику и посмертное диагностирование. Кроме этого, я исследовал и противоядия, среди которых выделяются в отдельную группу универсальные препараты широкого спектра действия из плодов аруры, баруры и кьяруры. Среди арур самым ценным является плод аруры «победоносной», пилюли из которой есть лишь у нескольких верховных лиц буддизма, включая и богдо-гэгэна. Даже одна такая пилюля, принятая внутрь, может, по мнению да-лам, обезвредить любой яд и исцелить от многих тяжелых заболеваний. Потому после использования эту пилюлю находят среди каловых масс, отмывают ее и используют повторно бессчетное количество раз. Кроме того, арура «победоносная», запаянная в капсулу из семи металлов, может оберегать своего хозяина, даже просто находясь под одеждой в специальном мешочке, в виде амулета. В тибетской медицине арура зовется царем всех лекарственных растений и ценится чрезвычайно высоко. Именно этот плод держит в руках на многочисленных тханках Будда Медицины – в Халхе его называют Оточ Манла. По описаниям из сакральных трактатов, к которым я получил доступ, могу сделать вывод, что речь идет о редкой разновидности Phyllanthus emblica, известной также как миробалан и амла, – эндемическом растении, произрастающем в Гималайских горах на севере Индии.
Такого рода открытий о растениях, минералах, животных и рыбах я сделал немало. Среди сотен противоречивых описаний, средневековых мифов и невежественных постулатов в монастыре Манджушри встречались порой сведения полезные и действительно необычные. На моих делянках среди множества культур появился опийный мак, имеющий необычную фиолетовую коробочку, его семена я нашел в архивах усыпляющих ядов. Сок этого мака, смешиваемый с моим гашишем, создавал при употреблении мощный галлюцинаторный эффект. Дзурены-прорицатели высоко оценили свойство этой смеси, признав ее достойной, и стали охотно применять в своих ритуалах.
Для синтеза алкалоидов Шабинское ведомство выделило значительные средства. Я выписывал лабораторные принадлежности и учебники из России. Многие ламы знали китайский язык. Это помогло мне ознакомиться с китайскими трактатами, в которых было дано довольно подробное описание целебных трав и их свойств. Так мне удалось опознать в хвойном кустарнике, в изобилии произрастающем вокруг монастыря Манджушри, куст ма хуань. В китайских учебниках по медицине он встречался повсеместно и использовался врачевателями со времен империи Хань задолго до Рождества Христова. Монголы называют это растение кылшей, а в Забайкалье его же зовут травой хвойника или кузьмичевой травой. В работах Альберта Регеля этот вид называется эфедрой горной.
Растение засухоустойчиво и солнцелюбиво, выносливо и неприхотливо, произрастает в таких местах, где другие неминуемо гибнут. Алкалоид, содержащийся в эфедре, – эфедрин. Он способствует лечению легочных заболеваний и астмы, кроме того, имеет возбуждающее и стимулирующее действие, а также был популярен в Китае как противоядие от усыпляющих ядов.
Хотя на священной горе Богдо-Ула со времен Чингисхана запрещены вырубка деревьев и убийство животных, сбор трав большим грехом не считается, тем более если производится учеными ламами. Весной, еще до периода вегетации, я собрал своих монахов-ботаников для заготовки сырья из сей полезной культуры. В медицинских трактатах было подробно описано, как правильно осуществлять заготовку.
Сбор сырья происходит ранней весной, когда веточки отросли лишь частично и только начали восстанавливать свою зеленую массу. Можно собирать листы и осенью, когда молодые побеги уже приобрели достаточную упругость и рост растения прекращается.
Ламы-сборщики надели удобную, не скользящую обувь, чтобы, двигаясь по горным склонам и влажным от росы камням, не переломать себе ноги. Также были специально пошиты из брезента рукавицы и заплечные мешки. Из Урги привезли короткие серпы, ими было удобно срезать веточки, покрытые молодыми листками. После сбора эфедры мы относили мешки в Манджушри на место сушки. Производили сушку по всем правилам, соорудив специальные навесы, защищающие от прямых солнечных лучей. Однако первый же урожай был настолько обилен, что навесов оказалось недостаточно и нам пришлось собирать эфедру в стожки и подкладывать под них каменную кладку, чтобы нижняя часть стожков не отсырела.
Эфедру я запасал впрок. Древнекитайская технология производства оказалась малоэффективна, тем более что в современном Китае в прошлом году запустили производство эфедрина в промышленных масштабах. Насколько я знаю, производственная рецептура была позаимствована у известного японского фармацевта Нагаи Нагаёси, который умудрился произвести удачный синтез эфедрина еще четверть века назад из эфедры китайской. Способ синтеза методом Нагаёси для китайских ученых не остался тайной. В Пекинском союзном медицинском колледже профессор Ко Куэй Чен в прошлом году сумел выделить эфедрин, доказав его эффективность при лечении бронхиальной астмы, а его коллега по факультету американец Карл Шмидт не только способствовал выводу нового лекарства на рынок, но и опубликовал работы на английском, которые я с удовольствием и пользой для себя в том же году прочитал.
Мне удалось повторить экспериментальную часть, выделив небольшое количество эфедрина в моей импровизированной лаборатории в Манджушри. Я сам страдал бронхами и во времена студенчества был вынужден каждое лето проводить в Крыму. За годы жизни болезнь моя перешла в хроническую форму. В Халхе состояние мое ухудшилось. Применяя выделенный эфедрин на себе, я смог убедиться в его эффективности. Первые же приемы препарата вызвали у меня отхаркивающий эффект. Некоторое время сплевывал мутную слизь, дышать при этом с каждым днем становилось все легче, а от постоянных покашливаний избавился вовсе. Кроме того, я наблюдал улучшение в общем тонусе, стал больше двигаться, успевал многое сделать. По своему побочному действию эфедрин был слабым подобием адреналина, но, в отличие от него, не разрушался при приеме внутрь и сохранял продолжительное действие в течение нескольких часов. От моих проблем с бронхами не осталось и следа! Я дышал полной грудью в самом прямом смысле слова, однако несколько пристрастился к новому препарату.