Шрифт:
СИБИРСКАЯ ССЫЛКА
Выслали нас в 1931 году, 16 мая, в субботу. Ехали мы из села Волчиха алтайского края до Славгорода трое суток. Расстояние там сто шестьдесят километров. Ехали на лошадях. В Славгороде нас пересадили в телячьи вагоны, и до Омска ехали поездом. Когда началась эпопея раскулачивания, отец наш пропал без вести и в ссылку нас отправили втроём: маму, сестру Лену тринадцати лет и меня. Мне было шестнадцать. Весной я закончил семь классов. Мама и Лена ехали в одном вагоне, а я – в другом, с лошадьми. Хорошо помню пристань в Омске. Народ, народ – куда не глянь – народ! Узлы, сундуки, чемоданы, плач детей, костры, котелки с подгоревшей кашей. Для нас – подростков, –
Через два дня нас стали грузить на баржи. Всего барж было четыре. На две погрузили людей и на две – скот. Это были коровы, лошади и корм для них – сено и овёс. Меня с пятнадцатью ребятами из нашего села направили конюшить на последние баржи. Мама и сестренка Лена ехали на передних баржах. Теснота там была вопиющей. В трюме духота, непродыхаемый запах мочи, поноса и давно не мытого тела. На корме каждой баржи был один туалет, а нас ехало четыре тысячи. Круглые сутки стояла очередь в это необходимое заведение. Плыли по воде тридцать пять дней. Вначале вниз по течению Иртыша, а потом от его устья вверх по Оби. Вёл баржи буксир «Комсомолец». На буксире были каюты, где размещали команду и сопровождающих охранников. Прислуживали им и готовили еду наши девушки.
В устье Васюгана (левый приток Оби) – один из райцентров Томской области – село Каргасок. Тут все заметили странную особенность: вода в Оби белесая, а в Васюгане тёмно-коричневая. Вливаясь в Обь, она не сразу смешивается с обской водой, а много километров, сохраняя свою первозданность, держится тёмной лентой вдоль левого берега. От Каргаска вверх по Васюгану плыли сто двадцать километров до устья реки Нюрольки, которая впадает в Васюган. Здесь нас высадили на пески, где Васюган круто поворачивает направо. Небольшое пространство намывных песков, нанесённых Нюролькой, устье которой напротив. За песками простиралась заливная пойма, заросшая черёмушником и ивняком. Четыре тысячи ссыльных высадили на пески, ещё влажные от недавно схлынувшего наводнения.
Это были раскулаченные крестьяне из пяти районов Алтайского края. Волчихинский, Михайловский, Ключевской, Славгородский и Павлодарский. Баржи быстро разгрузили, и они отбыли в Каргасок, оставив на всю компанию одного милиционера. Дело шло к вечеру и все стали на скорую руку делать шалаши, чтобы укрыться на ночь. Из питания у некоторых ещё остались крохи – сухари, да пшено, а большинство питались травой и ракушками. Рыбачить не умели, да и нечем. На пятый день прибыла на катере из Каргаска комендатура. Всех прибывших разбили на группы. Каждая группа будет строить свой посёлок в тайге там, куда её высадят. Посёлки были пронумерованы. Мы с мамой и сестрой попали в посёлок номер один. Впоследствии его назвали по нашему селу, из которого нас выслали, – Волчиха. Выше по Нюрольке наметили посёлок номер два и назвали его – Славгородка.
Карта Васюган – река Нарымская
Развозили людей на неводнике – небольшом рыболовном судне. Его тащил маленький катерок. На неводнике, грузоподъёмностью пять тонн, за рейс увозили по десять семей. С утра поднялся сильный ветер. Волны в белой пене с шипением накатывали на пески. Катерок метался в воде словно щепка, а неводник захлёстывала вода. Два сильных мужика едва удерживали трап. Перепуганные дети орали во всю силушку, женщины плакали – пришла погибель, и громко читали молитвы. Своё бессилие перед стихией понимали даже самые крепкие мужики. Женщины и дети почти ползли по трапу. Мы – степной народ, впервые столкнувшись с огромными водными просторами, были ошарашены, увидев, во что буря превращает воду. С большим трудом катерок пересёк Васюган и въехал в Нюрольку. Нюролька – река неширокая, волны заметно снизили свой накал. Все облегчённо вздохнули, даст Бог – ещё поживем.
Пять километров тащились мы вверх по Нюрольке. Наконец, катерок приткнулся к берегу. По кромке воды небольшая полоска песков. Выше – хвойная тайга, забитая щетиной непролазного багульника. Шапки белоснежный цветов покрывали его сплошным ковром. От него исходил дурманящий аромат, который смешивался со смоляным запахом пихты и ели. Тучи комаров плотно заполняли каждый сантиметр воздуха. Дышать было нечем. С неводника спрыгнули мужики, чтобы чистить от леса и багульника небольшую поляну для высадки людей и скарба. Быстро разгрузились, и катерок с неводником отправился за следующей партией горемык.
Мы с мамой выбрали небольшое местечко метрах в двадцати от берега. Вначале ломали, вырубали багульник. Когда расчистили место под балаган, я принялся рубить жерди для каркаса, а мама с Леной резали пласты дёрна. Ими мы плотно обкладывали это временное жилье. Сильно мучил гнус и голод. Пищи не было совсем. Только через три дня после прибытия сюда нам стали выдавать заплесневелую пшеницу, которую везли из дома, как общий фонд для посева. За долгую дорогу, промокнув в трюмах, пшеница заплесневела. За ненадобностью для посева нам стали выдавать её по две ложки на человека в день. Остальное – трава и ракушки, которые собирали по берегу.
На третий день комендант организовал плотницкие и заготовительные бригады. Лес готовили на месте и сразу пускали в дело. Строительство начали с большого барака. Я попал в бригаду плотников, мама на валку леса. Лена была ещё мала. Она собирала прошлогоднюю клюкву, бруснику, ракушки, корни осоки. Бригадиром нашей плотницкой бригады был Дробышев. Он был предельно строг. Если сделал что-то не так, врежет под загривок своим железным кулачищем – мало не покажется. Все его боялись.
Когда вся площадь под посёлок была расчищена от леса, и полным ходом шло строительство жилых бараков, прибыл курьер из комендатуры. Было приказано ссыльных Волчихинского района переселить на реку Васюган. Там должен быть построен посёлок Рабочий. Место это было выбрано не случайно. Рабочий строился, как крупная перевалочная база в устье реки Нюрольки. Маленькая таёжная река была судоходна только в половодье. Летом, даже в межень, по ней не мог пробиться даже маленький катерок. Все грузы, завозимые в новые посёлки и леспромхозы по Нюрольке, складировались в Рабочем. А уж потом – зимой на санях, а летом на неводниках или лёгких баржах, везли их вверх по реке. В засушливые годы по ней можно было проехать только на лодке или обласке. Для постройки посёлка из Волчихи перевели тридцать одну семью. Мы разобрали недостроенный барак, сбили брёвна в длинный плот, погрузили на него своё скудное барахло и поплыли вниз по Нюрольке к новой жизни.
Вспоминая этот момент нашей ссылочной тряски, думаю – лучше или хуже для нас был этот переезд? Ведь в Волчихе мы уже почти достроили барак и вскоре могли туда переселиться. Не бог весть что, но зиму можно пережить в тепле. На новом месте все надо начинать сначала. Лето в Нарыме короткое, к зиме можно и не успеть под тёплую крышу. Но много лет спустя я оценил этот переезд, как подарок судьбы, хотя и был он горьким и со слезами. Доплыли до нового места – такая же тайга, топкий берег и непроглядный гнус. Высадились, где была потом пристань, снова начали расчищать площадки под балаганы. Был уже август месяц, и ночами ложился лёгкий иней. На третий день комендант дал указание корчевать лес вдоль реки Васюган под посёлок и готовить лес для строительства.
Правда, когда мы приехали сюда, нас всех поставили на снабжение. На день раньше нас прибыла в Рабочий баржа с продуктами. На общем собрании нам объявили месячную норму. Выдавалась только мука и крупа. Плотникам – восемнадцать килограмм, женщинам – шестнадцать, детям – восемь, старикам и инвалидам – шесть. Руководил всем комендант Люберцев. Из переселенцев он назначил завхоза, бригадира и конюха. Работали от темна до темна. Мама, с больным сердцем, от плохого питания и работы на раскорчёвке, едва держалась на ногах. И я совсем ослаб, но работал, не показывая своего бессилия. Когда темнело в глазах, чувствовал, что падаю – опирался о стену и ждал когда пройдёт головокружение.