Уродина
Шрифт:
Пять минут, кажется, длятся вечно, но наш перерыв наконец-то наступает, и мы с Шейн выходим.
— Подожди, мне нужно позвонить Тренту.
— Хорошо, — она идет впереди меня в гастроном.
Я набираю номер Трента, и вызов перебрасывает меня на голосовую почту.
— Привет, это я. Мы с Шейн просто уходим на перерыв. Мы пойдем в парк. Я позвоню тебе перед тем, как моя смена начнется снова, — я выключаю телефон, кладу в свой карман и бегу в гастроном.
— Я заказала для тебя. Как обычно. Сэндвич с пастромой с дополнительной порцией горчицы. Я буду содовую, ты хочешь?
— Просто воду, спасибо.
Долорес, пожилая женщина за прилавком, улыбается мне.
— Приветик, Лили. Ты взволнована? Ты скоро пойдешь в колледж и оставишь это место позади.
— Я никогда не оставлю его позади, просто мигрирую на один сезон, — говорю я, а она смеется. Долорес так добра ко мне, и она всегда дает мне больше пастромы, говоря, что я слишком тощая. Трент недавно сказал мне, что я начинаю прибавлять в весе, и он не хочет быть известен, как парень, у которого толстая девушка. Когда я дома, он накладывает мне ужин, а я просто ем то, что в моей тарелке. Но Долорес всегда дает мне больше еды.
— Ты хорошая девочка, Лили. Ты далеко пойдешь.
— И она супер умная, — подает голос Шейн.
— Спасибо, — отвечаю я, но знаю, что они просто пытаются быть хорошими, ничего больше.
Шейн берет наш обед и идет платить за него. Но я опережаю ее и плачу сама. Я горжусь тем, что могу сделать это. Я заработала эти деньги, упорно трудясь, и они мои, чтобы тратить. Огромное осознание достигнутого успеха накатывает на меня. Это что-то незначительное для большинства, потому что им не приходилось есть гнилые фрукты или проживать дни без чего-то большего, чем вода и объедки. Для них это такая мелочь. Для меня это огромная ракета-носитель уверенности, что я, Лили Андерсон, могу это сделать.
— Угадай, что я слышала, — говорит Шейн, когда мы выходим из гастронома.
— Что?
— Я слышала, как Стейси говорила по телефону и сказала, что если он не бросит свою жену, то она расскажет всем, что у них роман.
Моей первой реакцией было спросить «С кем она говорила?», но в момент, когда слова покидают мой рот, я немедленно отступаю:
— Знаешь, это не имеет значения. Это действительно не имеет никакого отношения ко мне. Я не хочу знать.
— Не важно, так или иначе, она была в своем кабинете и с кем-то говорила.
— Я сказала тебе, что не хочу знать.
— Ты смешная, — она смеется и бежит вперед, к нашему столику в парке. Уже почти конец лета и дневная температура начинает понижаться.
— Пошли, — Шейн радостно призывает меня поспешить. — Давай же, — издалека она выглядит такой счастливой и беззаботной. Но у настоящей Шейн есть история, чтобы рассказать, как и у всех остальных в этом мире.
— Я уже здесь, — я сажусь за стол и разворачиваю свой большой, толстый сэндвич.
— Так, мы должны сходить куда-нибудь прежде, чем ты уедешь в колледж и забудешь обо мне, — говорит она и откусывает кусок своего сэндвича.
— Как я могу забыть о тебе? Ты действительно единственный друг, который у меня когда-либо был. Если, конечно, ты не считать Долорес и леди из магазина подержанных товаров, в который я раньше ходила.
— Что? — Шейн смотрит на меня, и ее глаза округляются от удивления.
В действительности я никогда не говорила ей о моем прошлом, это неловко и сверх унизительно.
— Раньше иногда я ходила в магазин подержанных товаров. Леди там были действительно милы.
— Почему? — ее вопрос задан не с осуждением, а с неподдельным интересом.
— Я, вроде как, пришла из довольно плохого дома.
— Что? Ты? Но ты самый хороший, самый нормальный, самый милый и самый симпатичный человек, которого я знаю. Я не верю в это.
Я хихикаю.
— Поверь мне, ничего подобного, — я делаю еще один укус, жую и думаю о том, что видит Шейн, когда смотрит на меня.
Я клоун в этом цирке, называемый жизнью, и просто пытаюсь продвинуться вперед с конца очереди и быть больше, чем чьей-то шуткой.
— Это чушь собачья, Лили. Ты самый усердный работник, которого я знаю, берешься за каждую смену, предлагаемую тебе. Ты супер умная и действительно, действительно симпатичная, — ее лицо смягчается, когда она описывает, как видит меня.
— Спасибо, — но я не верю тебе.
— Расскажи мне, почему ты ходила в магазин подержанных товаров.
Глубоко вздыхая, я улыбаюсь и смотрю вниз, избегая красивых глаз Шейн.
— Потому что у меня не было теплой одежды, чтобы носить, и однажды я пошла туда и эти леди помогли мне. Они иногда даже кормили меня. Я не слишком часто ходила туда, потому что не хотела, чтобы они думали обо мне, как об обузе.
Я слышу, как она вздыхает, но не смею посмотреть на нее.
— Ты была бездомной?
Я качаю головой и продолжаю смотреть на инициалы, которые выгравированы на столе. Там сердечко и «Д.Д навсегда А.Л.», вырезанные в середине.
— Нет, не была. Но я была одинока большую часть моей жизни, а теперь нет.
— Обалдеть, Лили. Я не знаю, что сказать. Я хочу обнять тебя.
— Не надо, пожалуйста. Я не хочу, чтобы ты плохо обо мне думала.
— Я не думаю. Это заставляет меня любить тебя еще больше, как человека, — я поднимаю глаза, и она улыбается мне. — Ты моя лучшая подруга и я очень тебя люблю. Но теперь я хочу для тебя еще большего, и если кто-то из нас и собирается сделать из себя нечто большее, так это ты. Ты получила столько ума, девочка. Ты можешь стать, кем угодно, и пойти, куда угодно.
— Спасибо. Так или иначе, достаточно о моем прошлом. Давай поговорим о тебе.
Шейн продолжает смотреть на меня, и она, похоже, хочет сказать что-то еще. Она открывает рот, чтобы сказать что-то, и закрывает его, и так несколько раз.
— У тебя есть только несколько недель. Мы действительно должны организовать ночной выход, — к счастью, она меняет тему, не вторгаясь в дальнейшее мое воспитание.
— Я спрошу Трента, но ты знаешь, как это бывает, я очень много работаю, и все свободное время, которое у меня появляется, провожу с ним.