Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

Лицо подсудимого омертвело в каком-то мальчишеском выражении удивления и ужаса — удивления перед ней, отвергнувшей его не из-за новой любви, а потому, что он стал чужим ее внутреннему миру, с самого начала непонятному для него, и ужаса перед тем неотвратимым, что теперь надвигалось. От этого ужаса он старел час от часу и к концу судебного разбирательства выглядел одряхлевшим.

Похожесть на мальчика-старика вызывала у журналиста особое — до физической тошноты — отвращение к нему, углубляла желание, чтобы его не стало, чтобы его увели из жизни.

В перерыве между заседаниями подсел к журналисту в коридоре суда один из руководителей завода, где работал подсудимый, точнее — один из бывших руководителей,

потому что после опубликования очерка от должности его освободили за то, при его участии написанное «в духе жестоких романсов» ходатайство о «наиболее мягкой мере наказания». (Стояли под ним, тем ходатайством, подписи трехсот рабочих и инженеров, вынужденных потом, как с удовлетворением отмечал в очерке журналист, «отступить перед волной воинствующего гуманизма»). И состоялся между журналистом и бывшим руководителем разговор, запомнившийся почему-то надолго. «Я ненавижу то, что он совершил, — говорил его собеседник о Лаврове, — и жалею его самого». «И сейчас жалеете?» — «Даже люблю. Он бывал часто у меня дома. Он хороший человек. А дело это сложное…» — «Дело совершенно бесспорное. Дело совершенно ясное». — «Я хотел и хочу одного: чтобы ему сохранили жизнь. Но победа будет, очевидно, за вами». — «Надеюсь», — ответил журналист.

А Лавров по мере судебного разбирательства все больше и все отчаяннее, все безумнее говорил о любви к ней, отыскивая в истории их отношений разные странные подробности. В частности, он рассказал и о том, как однажды ножом разрезал себе, потом ей ладони и они, смешав с вином кровь, выпили за верность. «Потом этой же кровью вы обагрили землю!» — подал реплику государственный обвинитель. И посмотрел в сторону журналиста. А тот быстро, чтобы не забыть, записал реплику и нашел для нее заметное место во второй статье — «Из зала суда», — где он сообщил читателям о том, что мера назначенного судом наказания — расстрел.

Шли годы, журналист стал понимать, что «совершенно бесспорных» и «совершенно ясных» дел не существует, особенно до их разбирательства в суде, и для человека, пишущего на эти темы, нет ничего опаснее иллюзии «совершенной ясности» и «совершенной бесспорности». Наблюдая работу судей, их тяжкий путь от вероятного к достоверному, он начал постепенно видеть в любом деле сложный узел событий, обстоятельств, отношений, чувств — узел, который надо не рубить с безрассудной отвагой, а развязывать с величайшим терпением, если хочешь добраться до истины. И конечно же он уяснил, что человек, отделенный барьером от зала, не может быть назван убийцей или вором — это подсудимый, обвиняемый в убийстве и воровстве. И самое существенное — он стал понимать, чувствовать, что это человек, чья участь, чья судьба, что бы он ни совершил, неотрывна от судеб людей, сидящих в зале, и от большой жизни за окнами зала.

Шли годы; журналист постигал тончайшую диалектику юридической и нравственной сторон судопроизводства, учился видеть, чувствовать этическое содержание самых архисухих формул закона и конечно же понял, что наказание — не возмездие.

И однажды он получил письмо. От него. Потому что ему — о чем журналист и понятия не имел — сохранили жизнь, рассматривая дело в вышестоящей инстанции, заменили высшую меру наказания пятнадцатью годами заключения.

Он писал журналисту, что давно хочет познакомиться с той его «нашумевшей статьей». О ней рассказывал ему адвокат, о ней говорили на суде, но он ее не читал. Он долго не решался беспокоить журналиста, но теперь, когда «после бесконечных мук и бессонных ночей» начал что-то понимать в себе и в жизни, ему нужен «мудрый совет», и он думает без конца об этой статье, а в библиотеке ее нет. Журналист не послал ему статьи.

Минуло пятнадцать лет; он наказание отбыл и сегодня-завтра может ко мне войти (ко мне, — потому что неоднократно упомянутый выше журналист и автор настоящих строк — одно и то же лицо), войти, чтобы узнать:

— Я читал вашу статью, читал и перечитывал. Вот вы добивались для меня высшей меры и были искренни. Но почему поторопились, выступили до суда?

И я, если и сейчас хочу быть искренним, должен буду ему ответить:

— В этом я виноват…

2

В традиционном перечне журналистских жанров «досудебный очерк» отсутствует, но тем не< менее он реально существует наряду с классическим судебным очерком и заслуживает рассмотрения. Я задумал исследовать этот жанр методом, который кажется мне наиболее убедительным: сопоставлением содержания досудебных очерков с дальнейшим развитием событий — на суде и после суда. С этой целью я завел досье, где выступления моих собратьев по перу соседствуют с документами, появившимися потом. Я буду писать сейчас об авторах этих очерков, как писал только что в третьем лице о себе самом, не называя ни имен, ни изданий, ибо берусь за дело не для того, чтобы осудить, высмеять того или иного литератора, а во имя более серьезной задачи: поговорить об юридических и нравственных началах наших выступлений на судебные темы в печати. Да и не только в печати, но в повседневном нашем общении в быту.

В последние годы вышло несколько трудов, посвященных судебной этике, где скрупулезно рассматриваются этические основы в деятельности судьи, следователя, прокуроров, адвоката. Видимо, настала пора поговорить и об этических основах в деятельности литератора, пишущего на судебные темы, и начать — поскольку тема мало разработана — с, казалось бы, азбучного, элементарного. «Суд не на осуд, а на рассуд», — говорили на Руси в старину. Что же бывает, когда «осуд» в печати начинает воздействовать на умы и сердца до «рассуда» в зале суда?

«Шумный ужин с вином затянулся. Изрядно успев надоесть хозяину, гости, однако, расходиться не торопились. Мужчина в черном фраке поднимал очередную рюмку с водкой и, обводя собравшихся за столом помутневшими глазами, торжественно провозглашал тост за гостеприимную хозяйку. Та лукаво щурила свои маслянистые глазки, кокетливо подергивала полуобнаженными плечами, театральным жестом поправляла на груди изящный медальон, колокольчиком рассыпая тонкую шутку».

Это начало не романа из великосветской жизни, найденного в ворохе журналов столетней давности, а досудебного очерка, посвященного «одиссее» (красивое слово настолько полюбилось журналисту, что он вынес его и в название статьи) старшего инженера по технике безопасности РСУ, который во время шумного ужина, казалось бы, равнодушный, не замечая окружающих, «сидел перед телевизором, глубоко утопая в мягком кресле», и только тонкий наблюдатель мог «заметить, как настороженно поглядывали на гостей близорукие глаза из-под дымчатых стекол очков». Я подробно цитирую отнюдь не для того, чтобы познакомить читателя с литературными достоинствами очерка, я делаю это для выявления той тенденции, которая ощутима с самого начала, с первых же строк, очернить личность подсудимого. Очерк был опубликован в один из последних дней судебного разбирательства, когда из ряда документов стало явствовать, что личность эта отнюдь не беспросветно черна и даже обладает некоторыми достоинствами.

Мы же узнаем из очерка, что «герой одиссеи» в чине майора вынужден был оставить бесславно ряды Советской Армии за хищение ящика шоколада, которое он осуществил на посту заведующего интендантством на Дальнем Востоке ради «красивой женщины, требовавшей от него нарядов и развлечений». Речь идет о жене. В дальнейшем эта роковая женщина «жила как английская королева», ибо, перебравшись в новый город, герой столь удачно устроил дела, что в их новой квартире «карельская березка очень смотрелась на нежном фоне японских обоев», а потолок должен был вот-вот обрушиться из-за тяжести хрустальной люстры; на очереди была кооперативная квартира для сына, автомашина и ряд не менее существенных, отнюдь не духовно-нравственных ценностей.

Поделиться:
Популярные книги

Сердце Дракона. Том 11

Клеванский Кирилл Сергеевич
11. Сердце дракона
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
боевая фантастика
6.50
рейтинг книги
Сердце Дракона. Том 11

Вернуть невесту. Ловушка для попаданки

Ардова Алиса
1. Вернуть невесту
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
8.49
рейтинг книги
Вернуть невесту. Ловушка для попаданки

Ваше Сиятельство 2

Моури Эрли
2. Ваше Сиятельство
Фантастика:
фэнтези
альтернативная история
аниме
5.00
рейтинг книги
Ваше Сиятельство 2

Измена. Возвращение любви!

Леманн Анастасия
3. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. Возвращение любви!

Темный Патриарх Светлого Рода 3

Лисицин Евгений
3. Темный Патриарх Светлого Рода
Фантастика:
юмористическое фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Патриарх Светлого Рода 3

Вы не прошли собеседование

Олешкевич Надежда
1. Укротить миллионера
Любовные романы:
короткие любовные романы
5.00
рейтинг книги
Вы не прошли собеседование

Назад в ссср 6

Дамиров Рафаэль
6. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.00
рейтинг книги
Назад в ссср 6

70 Рублей

Кожевников Павел
1. 70 Рублей
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
попаданцы
постапокалипсис
6.00
рейтинг книги
70 Рублей

Помещица Бедная Лиза

Шах Ольга
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.40
рейтинг книги
Помещица Бедная Лиза

Прометей: Неандерталец

Рави Ивар
4. Прометей
Фантастика:
героическая фантастика
альтернативная история
7.88
рейтинг книги
Прометей: Неандерталец

Измена. (Не)любимая жена олигарха

Лаванда Марго
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. (Не)любимая жена олигарха

Вираж бытия

Ланцов Михаил Алексеевич
1. Фрунзе
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
альтернативная история
6.86
рейтинг книги
Вираж бытия

Запрети любить

Джейн Анна
1. Навсегда в моем сердце
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Запрети любить

Законы рода

Flow Ascold
1. Граф Берестьев
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
аниме
5.00
рейтинг книги
Законы рода