Уроки агенту розыска
Шрифт:
Не ответил, притворился спящим. А сам решил ждать, когда она вернется. Только не заметил, как заснул. Когда проснулся — первым делом глянул на двор. Горела теперь ярко стена каретника, дразнилась глубокими щербинами в кирпичах. И тогда затосковал с большей силой. Решил сегодня же отпроситься у Семена Карповича съездить в село, повидаться.
14
В селе было как и прежде и вместе с тем Костя уловил что-то необычное. Выехала из прогона подвода. На стоге сена — бывший лавочник Камышов. Уставился немигающими сонными глазами:
— Ну, кем теперь величать изволите?
— В уголовном розыске. Агентом.
Сочно влип кнут в мокрую спину лошади. Затрещали гужи — того и гляди кувырком крутанется Камышов с воза.
— Иэх ты, — орал, да так, что во всех переулках было слышно, — еще один комиссар в село явился.
Костя растерялся. С чего бы это так разошелся Камышов?
Разъяснил Петр Петрович Дубинин. Подозвал к себе, увидев Костю из окна. Сидел волостной милиционер за кухонным столом, на котором пел тихонько самовар. Волосенки жидкие да седые слиплись на лбу, блестели, будто смазанные репейным маслом. Тоже как и Камышов первым делом спросил про службу. Вот он обрадовался, услышав ответ.
— Костюха-то наш, слышь, — крикнул жене, громыхавшей в кухне, — тоже как и я, в милиции служит, в уголовном бюро. Это хорошо, — прибавил он, — все подмога. А то тут у нас каша может завариться. Сейчас сходка будет. Приехали из уезда начальник милиции, да военком, насчет мобилизации лошадей. Воевать-то вон приходится как много. А народ, те скопидомы вроде Камышова, да Побегалова, да старосты Кривова, да Епифана, да Семенова уже с утра как белены объелись: мол, грабеж средь бела дня… Так-то бы ничего, пусть орут, да бандой Озимова стращают. В красноармейцах служил даже, а как папу потрясли, так и взялся ходить по лесам, да по кустам, с дезертирами стакнулся. Будто где-то по слухам неподалеку. Грозит, дескать, Озимов перестрелять всех, кто богачей наших посмеет обидеть. Ну, меня смертью он не испугает, повидал всего на войнах-то. А вот за товарищей из уезда побаиваюсь сильно, попадут как куры во щи. Оружие-то у тебя с собой?
— Не дали еще, — смущенно ответил Костя, — учат стрелять пока. Потом дадут.
— Ну, конечно, не сразу такое дело. Сначала проверят кто ты да что, да годишься ли, а уж потом и наган запишут… Ну, все равно ты на сходке будь.
— Ладно, — ответил, перекладывая из руки в руку мешок с бельем для стирки, ландрином, махоркой, с цинковой банкой из-под пороха, в которой привез соль-бузун. А про себя подумал: «Мне-то что эта сходка, у нас лошади нет».
Мать он встретил во дворе, у крыльца. Размешивала на корытечке корм курицам. Обрадовалась, точно год не видела, а как узнала, что сын теперь агент розыска — испугалась:
— Господи, в ткачи хотел… Или не видишь, что творится кругом. Дезертиров полно в лесах.
— Не бойся, — успокоил, — я обученный всему.
Рассказал матери и о том, как он приехал в город, как встретил Александру Ивановну, как устроился на работу, расхвалил своего учителя Семена Карповича. Да поговорить много не пришлось: мимо двинулся народ на сходку. Положил мешок в сени и тоже с матерью пошли к избе старосты, огромному пятистенку. На каменном фундаменте и высоких ступеньках крыльца, в сенях повиснув на подоконниках — все люди. В избе жара, духота, табачный дым, как синий туман.
Огляделся, надеясь увидеть Марию, но кругом лишь пожилой степенный народ — старики, старухи, женщины помоложе вроде Костиной матери. В красном углу за столом, накрытым нарядной скатертью, несколько человек: начальник милиции в зеленом военном обмундировании, рядом с ним военком, бритый наголо и толстый, под окнами старик Дубинин с суровым лицом, и незнакомый мужчина из волисполкома. Вот он склонился к военкому, сказал что-то и тот поднялся грузно из-за стола, оглядывая собравшихся жителей села. Гомон стал постепенно затихать, оставляя лишь глухой кашель.
— А не выведете завтра лошадей, будем считать вас врагами советской власти. Долгие разговоры только на пользу Деникину.
Деревенские богатеи, сидевшие кучкой возле окна, закрутили головами. Поднялся Камышов, улыбаясь, а руки не находили покоя: то за спину их спрячет, то в карманы сунет.
— Что ж это получается, советские граждане комиссары? У кого ничего нет, тот и царь, и господин нынче. А кто горбом своим нажил хозяйство — тот паразит и враг советской власти. Запустили нам сначала революционный налог — ни много, ни мало — мне надо две тысячи выложить, надо хлеб свезти задарма, а теперь и самую ходячую лошадь со двора — а пахать на себе. А может лучше петлю на шею да к ногам всевышнего каяться в грехах…
— Вот-вот, — так и подскочил Петр Петрович, — пора тебе в грехах каяться. Чужим потому что горбом, а не своим нажил ты хозяйство. Сколько леса ты продал как был в лесниках? У Федора Бекренева надел задарма купил, перепродал в три раза дороже, избу у Никитича перекупил и тоже продал по «божеской» цене, а сезонных рабочих на покосе как надувал, вспомни. Как работников своих шпынял, шую, мне лично, за хорошее зерно ссужал…
— Ах ты, гнида, — заверещал, потрясая над головой кулачищем, Камышов, словно позабыв совсем, что перед ним сейчас не просто односельчанин Дубинин, а волостной милиционер, — у тебя-то добра один колун.
Петр Петрович тоже взбеленился:
— Если я гнида, — сорвал он в крике голос, — то ты вошь толстопузая и таких как ты, я стрелял в прошлом году на Дону вот из этого австрийского карабина.
Согнувшись, потащил из-за стула, короткий, поблескивающий вороненым стволом, карабин. Сходка так и ахнула. Кто-то визгнул, кто-то затолкался к выходу. А Камышов еще больше выкатил желтые совиные глаза и сделал шаг назад, как собираясь бежать в толпу.
Усмирил Дубинина начальник милиции. Он усадил его на свое место и строго погрозил пальцем. После этого поднялся и погрозил уже Камышову:
— Мы вас, гражданин, можем арестовать за оскорбление должностного лица, вообще если будет такая кутерьма, то вызовем конную милицию.
— Во-во, — злорадно буркнул из угла Егор Иванович Побегалов, — с этого бы и начинали. А то сходку зачем-то собрали, речи красивые ведете.
Военком пояснил раздраженно:
— Добром потому что хотим уладить. Как вы, граждане, не поймете, что Красная Армия ждет коней. Чтобы отразить наступление Деникина, нам нужна большая конная сила…
— Добром отбираете, — крикнул сидевший рядом с отцом Митька Побегалов. Крикнул и испугался, опустил голову чуть не к коленям.