Уроки для двоих
Шрифт:
В итоге я тоже выпила настойку пустырника, потом съела шоколадную конфету — и пошла запускать в класс столпившихся у двери пятиклассников.
Глава 22
Мы со Львом так и не поговорили о наших отношениях — ни в этот день, ни на следующий, ни через неделю. Я вообще не представляла, как о таком можно говорить в таких условиях. Я думала только о том, как утешить Федю и Олю, и как не сломаться самой.
Клочков и Зимина приходили ко мне каждый день — и утром, и после уроков. Иногда рассказывали что-то обыденное, в основном про учёбу, иногда
Её привезли через три дня, а ещё через три дня состоялись похороны, и я почти не помню, что там творилось — настолько мне было плохо. На обратном пути Лев практически тащил меня до дома: сама я ничего не соображала, несмотря на то, что не пила алкоголь, и в любой момент могла заблудиться и сгинуть где-нибудь. Сосед молчал, просто шёл рядом, держа меня за руку.
Как и тогда, одиннадцать лет назад, из депрессии (хотя я не уверена, что моё подавленное состояние в обоих случаях следовало обозначать этим словом) меня вытаскивали Фред и Джордж. Им тоже было грустно и жаль Наташу, но в близнецах ключом била жизнь, и остановить этот ключ они не могли. Тормошили меня по любому поводу и без всяких поводов, задавали вопросы, рассказывали разные истории, и иногда я не могла не смеяться. Они, как и всегда, были моим якорем.
На девятый день я ощутила, что мне стало легче. Конечно, я не стала в одночасье весёлой и счастливой, просто почувствовала, что в груди перестало болеть, и дышится свободнее, и сон стал более спокойным. Я по-прежнему не верила до конца, что моей юной ученицы больше нет, но при мысли об этом по крайней мере перестала чувствовать острый укол в области сердца. И чувство вины, что мы живы, а она нет, понемногу отступало.
Настал декабрь. Он принёс с собой холод и много снега, завалившего все дворы чуть ли не по крыши машин. И ещё через неделю я заметила, что Оле тоже стало легче. Я тогда впервые со дня смерти Наташи услышала её смех в школьном коридоре. Она стояла рядом с одноклассницами, кто-то из них что-то сказал — и Оля рассмеялась. Клочков находился тут же, рядом с ней, и, услышав её смех, вздрогнул, а затем быстро отошёл в сторону. Зимина оглянулась на него — и весёлая улыбка на её губах растаяла, а глаза стали виноватыми.
Я поговорила с ними обоими чуть позже, после уроков. Объяснила, что жизнь продолжается, и то, что мы улыбаемся, смеёмся, смотрим фильмы, читаем книги — это не предательство по отношению к ушедшим. Я сама когда-то чувствовала нечто подобное и сжималась от вины перед Антоном, когда меня что-нибудь даже просто смешило. Я хорошо понимала этих двоих, я говорила правильные слова… Но Оля слушала меня, а вот Федя… я замечала, что до него не доходит по-настоящему. Глаза Клочкова были пустыми, и я тогда подумала: может, ему нужно больше времени? Я после гибели Антона тоже долго училась улыбаться заново.
И я решила оставить Федю в покое. Я верила в него и считала, что он разберётся во всём сам, без моих вечных наставлений и слов, которые всё равно не идут дальше ушей.
— Алён, ты не хочешь сходить в субботу в кино? Вместе с мальчишками. Там сейчас мультфильм новый крутят, говорят, хороший, — так сказал Лев вечером в четверг, когда мы с ним возвращались домой после уроков. Это был первый раз за последние почти три недели — именно столько прошло с Наташиной смерти — когда Лев предложил куда-то сходить, если не считать его прогулок с Ремом, к которым мы с мальчишками иногда присоединялись.
— Я… не знаю… — задумалась я, и правда не зная, что хочу ответить. Кино? Прикоснувшись ко смерти, я всё ещё с трудом верила в то, что смогу наслаждаться сейчас такими вещами.
— Ладно тебе, Алён, соглашайся, — произнёс Лев спокойно и внушительно, а потом взял меня за руку и сжал пальцы. Я тут же поняла, что забыла надеть перчатки, но отнимать ладонь не хотелось. — Пора выбираться из этого тягостного состояния. Я и сам в него погрузился, честно говоря… Ты с ребятами своими общалась, а я с Женькой и его женой. Я не рассказывал, сил на это не было.
— Как они? — спросила я, вздохнув. По правде говоря, я подозревала, что Лев поддерживает друга, и оттого тоже в последнее время ходит сам не свой, мрачный и с синяками под глазами.
— Хреново, — припечатал Лев. Да… коротко и ёмко. — Уговорил их пойти к психологу, потому что иначе невозможно. Сын почти не разговаривает, Женька потерял семь килограмм, а он и так не был толстый, у Алисы всё время глаза на мокром месте, тоже похудела, не спит, толком не ест, дома бардак.
Лев говорил с беспокойством, горячо и отчаянно, и я неожиданно вспомнила, как он точно так же мне рассказывал о проблемах Наташи и Виталика. Значит, он как я — принимает близко к сердцу чужие беды. И хочет помочь хоть чем-то, даже если не просили.
— Правильно, конечно, надо к психологу. — Я вновь вздохнула. И зачем-то начала рассказывать: — Я вот не пошла тогда, а зря, наверное. Но у меня просто не было времени. Двое грудных детей на руках… наша бабушка в то время ещё пыталась подрабатывать, потому что денег не хватало, несмотря на все выплаты от государства. И куда втиснуть психолога, я не представляла… А потом как-то остыла, передумала. Показалось, что я и сама прекрасно справляюсь…
— Почему — показалось? — не понял Лев. — Ты прекрасно справлялась.
— Нет. Я только недавно по-настоящему похоронила Антона, а до этого… жила так, будто он скоро вернётся. Вроде умом понимала, что умер, а принимать это отказывалась. Потому психолога я поддерживаю. — Взглянула на Льва искоса: кажется, он обалдел. И поспешила добавить, пока он не задал мне какой-нибудь провокационный вопрос: — Хорошо, давай сходим в кино в субботу. Тысячу лет не ела попкорн.
— Ты любишь попкорн? — поинтересовался Лев спустя мгновение, и я расслабилась: не стал спрашивать ничего, ура.
— Нет. Я его не понимаю, пенопласт он и есть пенопласт. Мальчишки любят, но я всегда ем, чтобы им досталось меньше этой гадости.
Лев засмеялся. И я вдруг осознала, что не слышала его смех три недели. Да и сама почти не смеялась, снесённая ураганом по имени смерть.
Надо исправляться…
Той ночью мне неожиданно приснился Антон.
Он снился мне лишь однажды — на девятый день. Тот сон поверг меня в пучину отчаяния, потому что в нём мы спали в обнимку, целовались, вместе завтракали… И когда я проснулась и осознала, что ничего этого больше не будет, то чуть не сошла с ума от боли в сердце.