Уроки переносятся на завтра
Шрифт:
Атилла прослезился, глядя на плакат:
– У нас в Магадане таких не было, - пожаловался он.
– А что было?
– не преминул уточнить Серега.
– В основном, призывы питаться качественной и высококалорийной пищей. Ну и, мыть руки, конечно.
Ужин прошёл без приключений. Меланхолично работая ложками и стараясь не смотреть в тарелки, они пришли в состояние, напоминающее сытость. Желудки сказали ворчливое «спасибо» и на том успокоились.
Надо полагать, именно тогда Атилла родил очередной гениальный финансовый план.
– Ты сегодня хорошо днём выспался?
–
– Не жалуюсь, - ответил тот.
– Опять гоп-стоп?
– Нет. Есть идея получше.
Родители называли его Ким Сан Хун (или как-нибудь по-другому), а общаговский народ — Аликом. Он вырос на Сахалине, куда предки его во время войны сбежали от идей Чучхе, предпочтя коммунизм в оригинальной трактовке. Славу свою в общаге он приобрёл благодаря диковинной зелёной бумажке вида на жительство в СССР, которую имел вместо паспорта. Она давала ему законное основание учиться, не выезжая за пределы города, а когда всё-таки возникала такая необходимость, он шёл в милицию и писал заявление, где подробно объяснял, почему это вдруг его потянуло путешествовать. Они внимательно изучали дело и, чаще всего, выписывали одноразовую справку с пометкой: «разрешить». Если, конечно, в том населенном пункте, куда он намыливался, не находился какой-нибудь секретный объект.
Мелкие неудобства, связанные с особым статусом, не огорчали его, и даже наоборот — бесправное положение иностранца напрочь освобождало его от всяких глупостей типа военной кафедры. Многие студенты так прямо и завидовали безродному корейцу и спрашивали, где им взять такие же корочки. Алик пожимал плечами.
От сокурсников его отличала зрелость суждений и поступков. В то время, как другие юноши резвыми жеребцами топтали бескрайние луга жизни, он держал глаза открытыми и уши навострёнными. Водил знакомства с интересными людьми и пользовался их уважением. Именно они помогли ему начать карьеру грузчика в вино-водочном магазине.
Работа эта — мечта студента. Он появлялся на ней всего два раза в день: рано утром и в обед, когда приходила машина с товаром. Платили всего восемьдесят рублей в месяц, но разрешали пользоваться «боем». Конечно, в пределах нормы, утвержденной министерством торговли. «Бой» реализовывался через «заднее крыльцо», и этого вполне хватало Алику на удовлетворение первичных нужд.
Нужды второго уровня он удовлетворял другим способом. В 505-ой комнате, где он жил, образовался неформальный клуб любителей азартных игр, в деятельности которого Алик принимал самое непосредственное участие. Подрабатывать фарцовкой он считал ниже своего достоинства.
Карточное ремесло он знал поверхностно. Один дальний родственник показал ему парочку трюков — вот, пожалуй, и всё. Но этого вполне хватало, чтобы снимать излишки жира с доверчивых, стерильных в смысле карточных фокусов товарищей. Периодически он давал им выигрывать, чтобы не вызывать подозрений, однако общий баланс всегда склонялся в его пользу. Бухгалтерию, кроме него, никто не вёл.
Играли они либо в «триньку», либо в «храп». Начальные ставки — по десять копеек. Но зимние ночи в Сибири долгие, и к утру в кармане у Алика оседали приличные дивиденды. Иногда выстреливал и крупный куш, когда кто-нибудь чрезмерно горячился и взвинчивал банк до самых звёзд. Или когда к ним заглядывали на огонёк проходившие мимо чужие простаки. Ну, тут уж они сами были виноваты.
Атилла и Шнырь, заявившие свои кандидатуры на предстоящий матч, слегка насторожили его. Оно и понятно, зона — идеальное место для оттачивания навыков, которыми сам Алик в совершенстве не владел. Однако он согласился из любопытства, решив играть только по мелочи, не рискуя, и не высовываясь вперед.
– Сдавай, - любезно предложил он Атилле, чтобы полюбоваться его руками.
– Это мы живо, - обрадовался великан, поплёвывая на ладони.
Деревянными пальцами он перетасовал колоду, уронив на пол карту, и предложил соседу снять шапку. Сдал, как последний трамвайный лох.
«Посмотрим, - не стал торопиться с выводами опытный Алик.
– Всяких мы здесь повидали».
Игра прошла с переменным успехом несколько кругов, и стиль гиганта начал недвусмысленно прорисовываться — блефовал он по-чёрному. Что бы ни подсовывала ему судьба, он тут же поднимал банк и пёр напролом до победного конца, заставляя осторожных студентов уступать.
Шнырь не в счет — он вообще только портил игру, то пасуя с хорошей картой на руках, то встревая в свару с какой-нибудь швалью.
«Ладно, пусть заберет этот рубль, - соглашался кореец.
– И этот тоже».
Но урка нагло шёл ва-банк при каждой новой сдаче, и Алику это надоело. Когда в очередной раз Атилла поднял ставку на пятьдесят копеек, имея в активе десятку и шестёрку пик плюс никчемный бубновый валет, Алик добил и ещё прибавил рубль.
– Врёшь!
– шутливо погрозил ему пальцем Атилла.
– А мы вот так!
На стол легла смятая бумажная трёшка.
– Даю. И пять сверху.
– Идёт. И ещё пять.
Они остановились, когда банк вырос до сотни рубликов.
«А в нервах ему не откажешь», - поразился Алик.
– Показывай, с чем шёл.
Атилла без лишних слов выложил свои законные шестнадцать очков. Алик хмыкнул.
– Двадцать одно.
Настала короткая пауза, а потом он услышал голос Шныря:
– Я извиняюсь, где?
На столе, выложенные его собственной рукой, красовались: семь, восемь и девять — все разной масти. Он точно помнил: была трефовая дама, которая катила к любой масти, и червовый туз. И где же они теперь?
Под вздох облегчения Атилла сгрёб добычу в карман и уселся поудобнее — для следующей сдачи.
«Это как же он такое провернул? Подмена карт на своих руках — дело обычное в шулерской среде, но поменять их на чужих?!»
Самым правильным было бы уйти, небрежно бросив через плечо, что, мол, не мой сегодня день. Бывает. Но этого не произошло.
«Обидно, конечно, - поразмыслил Алик.
– Но я хочу посмотреть этот фокус ещё раз. Добью то, что он скажет, и откроемся. Ещё один проигранный рубль погоды не сделает».