Уроки разбитых сердец
Шрифт:
Справа от кухни помещалась просторная судомойня с двумя исполинскими мойками, на полу там громоздилось множество старых деревянных ящиков, и повсюду были разбросаны газеты (возможно, чтобы защитить пол от влаги). За дверью обнаружились целые залежи газет — аккуратно перевязанные бечевкой пачки, сложенные одна на другую. «Должно быть, их собирали годами», — подумала Иззи.
Это была темная комната с единственной лампочкой под потолком, и Иззи тут же вообразила себе девушку с загрубевшими от работы руками, которая сидела здесь в потемках и скребла картошку или чистила горы лука и моркови. До сих пор Иззи не считала себя особенно чувствительной натурой, но здесь, в этом старом доме, казалось, даже стены хранят память о бесчисленных полчищах слуг, сновавших когда-то по коридорам и залам.
— Иззи, посмотри, это черная лестница, — раздался голос Джоди. — Иди сюда.
Иззи вышла из судомойни и очутилась в небольшом холле. Пол здесь был выложен простыми каменными плитами, ледяными, несмотря на летнюю жару. Сюда выходило множество маленьких дверей, и Иззи торопливо распахнула ближайшие две. За одной дверью обнаружилась комната для обуви, где стояли старые ботинки, покрытые толстым слоем пыли, в соседней кладовой хранились одни лишь пустые бутылки и банки, да еще странное приспособление в форме косого бочонка на деревянной подставке и с массивной ручкой сбоку.
«Это маслобойка», — догадалась Иззи, довольная собственной сообразительностью. Бабуля рассказывала, как сбивали масло в прежние времена: сначала снимали сливки с молока, а потом долго крутили ручку маслобойки, дожидаясь волшебного мгновения, когда в белой пахте вдруг появятся желтые комочки масла.
— Ты идешь? — позвала Джоди.
Они взбежали наверх по узким ступенькам и, миновав низкую дверь, выскочили в большой, просторный коридор. Они словно попали в совершенно иной мир, так мало было сходства между помещениями для слуг внизу и вторым этажом. Иззи замерла, с изумлением оглядываясь вокруг.
На стенах, покрытых бледно-зелеными шелковистыми обоями, яркими, разноцветными пятнами пестрели изображения крошечных экзотических птиц. Пронзительно-желтые, алые, небесно-голубые, будто нарисованные рукой искусного художника, они парили, раскинув нежные радужные крылышки. На деревянном полу под ногами лежал длинный обветшавший ковер. Когда-то он был очень красив: по краям тянулся замысловатый орнамент, а в середине огромные старинные розы сплетались в изящный узор.
Джоди торопливо бросилась к большим двойным дверям в дальнем конце коридора и широко распахнула их. Иззи следом за ней вбежала в светлую просторную гостиную с высокими раздвижными окнами и тяжелыми шелковыми шторами. Здесь сохранилась старая мебель, укрытая грязно-белыми полотняными чехлами. Пара золоченых стульев стояла напротив великолепного камина из белого мрамора, украшенного изящными резнями фигурками римских богинь. «Похоже на салон хозяйки дома», — решила Иззи. В этой изысканной роскоши предавалась неге какая-нибудь знатная дама, в то время как внизу, в судомойне, чистила кастрюли девушка-служанка.
Рядом располагались две огромные спальни — хозяина и хозяйки: мужская, с небольшой гардеробной и книжными полками вдоль стен, и женская, где прежде всего бросалась в глаза огромная кровать с пологом на четырех деревянных столбиках, покрытых тонкой индийской резьбой. Но драгоценные малиновые, с золотом, драпировки оказались проедены молью и висели жалкими лоскутами. Платяные шкафы и остальная мебель не подходили к красивой индийской кровати. Гардеробы — широкие, в стиле 1930-х годов — не отличались изяществом линий, их дверцы болтались открытыми, источая затхлый запах плесени. Маленький бамбуковый столику кровати был закапан свечным салом, и Иззи мгновенно представила себе, как последняя представительница рода Локрейвенов — маленькая сухонькая старушонка — укладывается спать и зажигает свечу, чтобы сэкономить на электричестве. Джоди сказала ей, что Изабелла Локрейвен скончалась в возрасте девяноста пяти лет. Она никогда не была замужем и всю жизнь прожила здесь, в родительском доме. Бабуля наверняка ее знала, ведь Изабелла была молодой девушкой, когда Лили работала в Ратнари-Хаусе, но Иззи была уверена, что с тех пор, как ее бабушка ушла со службы, эти две женщины никогда не встречались. Они были почти ровесницами, и у них нашлось бы немало общих воспоминаний, но служанку и госпожу разделяла высокая, непроницаемая стена, и Лили едва ли захотела бы ее разрушить.
Иззи вновь вернулась мыслями к детству. В те годы ей почти ничего не приходилось слышать о Локрейвенах, лишь иногда в городке болтали о том, как Изабелла приезжала в Тамарин на одном из своих древних авто. Все говорили, что дама — настоящая гроза дорог. Она ездила так, словно улица принадлежала ей одной, как когда-то в незапамятные времена.
«Как это, наверное, грустно, вести такую жизнь, — с сочувствием подумала Иззи. — У этих людей было все, но благодаря своему положению в обществе они намеренно отгораживались от тех, кто их окружал. Они были частью этой страны, и все же не принадлежали к ней. Печально».
Этажом выше располагались детские спальни и огромная ярко-желтая комната для игр, где на полу были свалены в кучу всевозможные старинные детские игрушки. Там были куклы со злыми фарфоровыми личиками и с крохотными паричками на головах, трехколесный велосипед с облупившейся краской, которому на вид было не меньше ста лет, и маленькие книжечки в растерзанных обложках — сказки Киплинга и приключение деревянного человечка Нодди.
Из коридора по черному ходу можно было спуститься в помещения для слуг, а еще одна лестница, узкая винтовая, вела наверх, на чердак. Там помещались спальни горничных — крохотные комнатушки, отделенные друг от друга лишь тонкими как бумага стенками. В некоторых из этих клетушек стояли железные остовы кроватей, сохранившиеся с прежних времен, но только в одной комнате Иззи заметила небольшой камин. Может, горничным и не приходилось мерзнуть в этих каморках с крохотными оконцами, но вряд ли, решила Иззи. Крыша дома была густо утыкана трубами, но девушки на чердаке обходились без дымоходов. Закончив разжигать огонь в каминах по всему дому, они возвращались в свои клетушки, ложились в ледяные постели и дрожали от холода.
Неудивительно, что бабушка терпеть не могла Локрейвенов. Такой гордой и тонкой женщине, как Лили, было, наверное, тяжело прислуживать людям, которые считали себя избранными и постоянно подчеркивали свое превосходство. Лили полагала, что уважение нужно заслужить, и находила нелепым восхищаться кем-то только потому, что в его жилах течет голубая кровь. Локрейвены спали в роскошных золоченых спальнях, ели на великолепном фарфоре, а их слуги ютились в жалких, убогих каморках.
Иззи медленно спустилась вниз. Парадная лестница из белого с серыми прожилками мрамора выглядела весьма внушительно и была не меньше шести футов шириной. По обеим сторонам ее тянулись массивные медные перила. Внизу располагался просторный холл с полом, выложенным черно-белой плиткой в викторианском стиле, и декоративными колоннами (на некоторых из них по-прежнему стояли цветочные горшки с запыленной землей — единственное напоминание о зеленых папоротниках, что когда-то украшали холл). В углу стояли высокие богато украшенные старинные напольные часы, а рядом на стене висела мертвая голова оленя с ветвистыми рогами, и мутные стеклянные глаза неподвижно глядели на Иззи сквозь толстый слой пыли.
— Вот она! — закричала Джоди. Она нашла наконец комнату со своей драгоценной карточки, комнату, в которой блистательные мужчины и прекрасные женщины позировали фотографу в день рождения леди Айрин. Но сейчас гостиная выглядела унылой и обветшалой, несмотря на изысканную соразмерность, высокие окна и огромный камин с изящной решеткой, что так живописно смотрелся на фотографии.
Огонь в камине погас много лет назад. Столы с прелестными цветочными букетами исчезли, не было больше беззаботных, смеющихся людей с хрустальными бокалами в руках, а легкая танцевальная музыка сменилась мертвящей тишиной.
— Как здесь чудесно, правда? — восторженно выдохнула Джоди.
Иззи смущенно отвела глаза: гостиная показалась ей мрачным и печальным местом. В чем же дело? Может, у нее напрочь отсутствует археологическая жилка? Или же их сходство с бабушкой оказалось куда сильнее, чем она думала Иззи не испытывала ни малейшего желания бродить по огромному дому Локрейвенов, воображая себя знатной дамой в окружении бесчисленных слуг, готовых мчаться сломя голову вверх по лестнице, стоит госпоже дернуть за шнур звонка.