Уроки советского
Шрифт:
Общетеоретические идеи Преображенского и Бухарина конкретизировали Кржижановский, Струмилин, Кондратьев.
Представители так называемого «телеологического подхода» – Кржижановский и Струмилин видели в хозяйственном плане – основном инструменте социалистического развития – прежде всего целевые установки, вытекавшие из классового подхода. Как говорил Струмилин, план есть календарное воплощение партийной программы. Отсюда, конечно, возникала необходимость применения директивных методов управления, которые являются основой административной системы.
Представителем «генетического подхода» был бывший эсер Кондратьев, директор Конъюнктурного института при Наркомате финансов. Он стал широко известен в мировой науке как автор теории
Теоретические построения Кондратьева и его предложения по развитию социалистической экономикой подверглись критике со стороны Троцкого. Зиновьев в статье «Манифест кулацкой партии» призвал вести беспощадную борьбу с контрреволюционной «кондратьевщиной».
Спор представителей «телеологического» и «генетического» направлений закончился переходом из экономической плоскости в политическую. Теория «первоначального социалистического накопления» Преображенского более соответствовала программе правящей партии, программе сталинской индустриализации. Судьбы главных теоретиков-полемистов оказались очень разными. Кондратьев был арестован по делу о так называемой крестьянской партии, получил тюремный срок и в 1938 году был расстрелян. А теоретик социалистического планирования Струмилин, которому злые языки приписывали остроумное и циничное высказывание «лучше стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие», – благополучно дожил до 70-х годов…
В деревне продолжалось рыночное развитие сельскохозяйственного производства. К 1927 году посевные площади превысили показатели 1913 года: 112 млн га против 105. Валовой сбор зерна достиг 73 млн тонн (1913–80), общий объём валовой сельхозпродукции – 11 млрд довоенных рублей (1913–10,5). [26]
При этом сформировалась неутешительная тенденция: резкое снижение объёма товарных поставок. Если в 1914 году сельхозпроизводители (помещичьи хозяйства и крестьянские) дали на рынок 21,3 млн тонн, то в 1927 году все крестьянские – только 10,3. [27]
26
Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР, т. 1. Нью-Йорк: Издательство им. Чехова, 1952. С. 174.
27
Там же. С. 175.
Этот факт можно объяснить двумя обстоятельствами. Первое – воспользовавшись плодами своей аграрной революции, крестьяне перестали вести полуголодное существование, стали больше потреблять. Второе – нежелание крестьян сдавать свой продукт в рамках продналога по жёстким государственным ценам (которые, как мы знаем, были намеренно занижены властью).
Промышленность была государственной, более дотационной, чем самоокупаемой. Время от времени возникавшие ценовые кризисы, так называемые «ножницы цен» между сельхозпродукцией и промышленными товарами, – преодолевались административными методами, фактически – силовым регулированием цен, что привело к возникновению «чёрного рынка» зерна. Государственные закупочные
К 1928 году большевистская власть оказалась перед выбором. Было очевидно, что сложившейся порядок вещей не позволял достичь двух целей: кормить социалистический промышленный город и наращивать экспортные поставки хлеба, которые только и могли быть источником для быстрой индустриализации.
Первая возможность состояла в том, чтобы отменить чрезвычайные меры, устранить «ножницы цен» с помощью налаживания эквивалентного обмена между городом и деревней. Для этого, с одной стороны, необходимо было реорганизовать управление государственной промышленностью, ликвидировать её убыточность. С другой стороны, держать государственные закупочные цены на сельхозпродукцию на адекватном, справедливом уровне, чтобы заинтересовать миллионы крестьянских хозяйств в увеличении производства. Это была линия Бухарина и Кондратьева.
Вторая возможность – это усиление репрессивных, административных и уголовных мер по отношению к деревне с целью заставить крестьянство согласиться с тем, что часть их продукта будет изыматься фактически бесплатно. На этом пути уже не было места ни НЭПу, ни вообще каким-либо остаткам рыночных механизмов. Это был путь Троцкого и Преображенского.
Между тем, зимой 1927–28 годов в городах очереди за хлебом стали обычным делом, масло, сыр и молоко – редкостью. В ноябре 1928 года в Ленинграде были введены хлебные карточки, в марте 1929-го – в Москве.
На пленуме ЦК ВКП (б) в июле 1928 года произошло открытое столкновение между большинством членов Политбюро, приверженных идее форсированной индустриализации, и недовольным меньшинством в лице Рыкова, Бухарина и Томского. Противоречия вспыхнули из-за сельскохозяйственной политики и давления на крестьянство. Сталин выступил с теоретическим обоснованием тезиса о необходимости «дани», своего рода «сверхналога» на крестьянство для сохранения и увеличения высоких темпов развития индустрии.
В конце сентября Бухарин опубликовал в «Правде» статью «Записки экономиста». Он резко критиковал планы индустриализации, которые разрушали равновесие между сельским хозяйством и промышленностью и «смычку» с крестьянством. Капиталовложения в промышленность, по его мнению, увеличивались неоправданно, в пятилетнем плане царит ненужное «безумное напряжение».
Бухарин полагал, что главная задача: дать сельскому хозяйству развиваться так, чтобы не отставать от промышленности, а промышленность развивать «на базе, создаваемой быстро развивающимся сельским хозяйством».
«Заметки экономиста» – это была последняя попытка сторонников сбалансированного развития народного хозяйства остановить тот процесс, который назовут курсом на «индустриализацию и коллективизацию».
Это противоборство в верхах большевистской партии происходило на фоне так называемого «шахтинского процесса», на котором судили «вредителей» из числа старых специалистов. Теперь известно, что «шахтинское» дело было полностью сфабриковано ОГПУ. По-видимому, целью фабрикации этого «дела» было – убедить всех, кто сомневался в верности выдвинутого сталинской группой тезиса о возрастании классовой борьбы по мере строительства социализма.