Уроки советского
Шрифт:
Сегодня, через сто лет после событий русской революции, мы не можем разделять симпатий Уэллса к большевикам, но мы должны согласиться с ним в одном: политическое и этическое банкротство русской дореволюционной элиты привело к полному краху страны.
Фактически власть оказалась в руках большевиков в 1917 году без особой борьбы. Случайно? Нет, не случайно. Из всех политических сил того времени большевики оказались самыми подготовленными к состоянию хаоса, в котором оказалась Россия. Большевики оказались самыми беспринципными – идеологически, политически, они были способны менять тактику борьбы за власть чуть ли не ежедневно, отбросив вовсе некоторые стратегические догмы.
Союзники-соперники большевиков, меньшевики, – в растерянности перед «неклассическим», немарксистским характером русской революции – фактически устранились от борьбы за власть.
Другие временные попутчики большевиков, социалисты-революционеры (эсеры), отрицали пролетарско-буржуазный характер революции, пытались опереться только на крестьянство.
И лишь большевики в лице своего руководства оказались способны принимать буквально на ходу нетривиальные идеологические решения, которые могли обеспечить успех в борьбе за власть.
Мешает этой борьбе марксистский догмат о пролетарском большинстве в революции – выбросим догмат на политическую помойку.
Нет у большевиков специально разработанной крестьянской программы – возьмём её у наших политических соперников – эсеров, сделаем лозунги этой крестьянской программы знаменем революции.
Большевики, в отличие от других политических течений, не держались за догмы, правила и планы, они действовали по ситуации. В сущности, большевики были дерзкими, умными авантюристами, оказавшимися в нужном месте в нужное время, чтобы подхватить упавшую власть.
Они оказались самыми жестокими, способными не останавливаться перед любой, самой кровавой мерой, чтобы остаться у власти. В этом им помогала духовная неукоренённость в России, они себя с Россией не отождествляли – с этими десятками миллионов крестьян. Наоборот, они хорошо ощущали враждебность крестьянства. По Ленину – деревня ежедневно, ежечасно плодит мелкобуржуазную стихию.
И дело тут не в национальном составе руководства большевистской партии. Русские Ленин и Бухарин, евреи Каменев и Зиновьев, грузины Сталин и Орджоникидзе – по духу были настоящими интернационалистами, они мыслили вне национальных категорий, в сущности, национальность не имела для них особого значения.
Итак, к концу 1917 года большевики оказались у власти в огромной стране, где совсем недавно исправно действовала рыночная экономика. В 1913 году сельское хозяйство давало 56 % национального дохода, промышленность и строительство – 29 %, остальное – торговля, транспорт и связь. [22] Как иронизирует в своей книжке Уэллс, большевики ждали мировой революции, но она всё не наступала. А со страной надо было что-то делать. И большевики принялись за дело – в соответствии с теми представлениями о государственном управлении, которые сложились у них к тому времени.
22
Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР, т. 2. Нью-Йорк: Издательство им. Чехова, 1952. С. 322.
Первое – Декрет о земле. Основные положения декрета были взяты из эсеровской программы. Частная собственность отменялась, земля объявлялась общенародной. Помещичьи, монастырские, удельные и иные «нетрудовые» земли (то есть, за исключением земель рядовых крестьян и казаков) – конфисковались и передавались в общенародный земельный фонд, подлежащий распределению между крестьянскими семьями. Вскоре «Декрет о земле» был заменён «Основным законом о социализации земли» от 19 февраля 1918 года. К концу 1920 года в губерниях Европейской части России из 23 млн десятин (1 десятина – 1,09 га) нетрудовых земель в распоряжение крестьянства поступил 21 млн, что увеличило площадь крестьянских земель до 116 млн десятин (с 80 % до 99,8 % от общей площади всех удобных земель). [23] В большинстве губерний увеличение площади земли на душу населения не превышало половины десятины.
23
Огановский Н. П. Очерки по экономической географии СССР. М.: Новая деревня, 1924. С. 108.
Сбылась вековая мечта русского крестьянина: он мог жить, обрабатывая свою собственную землю без помещика поблизости; без «помещичьего» леса, который нельзя рубить; без «помещичьих отрезков», которые мешают гнать скот на водопой… То, чего крестьянин не дождался от царя-батюшки, он получил от большевистского правительства. Вернее, правительство просто не мешало захвату земли сельскими жителями, занятое проблемой собственного выживания: большевикам надо было утвердиться в городах.
В городе большевистское правительство начало с введения так называемого рабочего контроля в банках, на промышленных предприятиях, на транспорте – везде, где есть наёмные рабочие. Так началась национализация. К сентябрю 1920 года государству принадлежали более 37 тыс. предприятий с почти 2 млн рабочих. Из них крупные – около 7 тыс., остальные – мелкие с 20–25 рабочими. [24] Продукция этих предприятий подлежала сдаче органам власти на местах для последующего распределения среди населения по правилам, которые устанавливала сама власть.
24
Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР, т. 1. Нью-Йорк: Издательство им. Чехова, 1952. С. 325.
Принятые большевиками меры привели к полной дезорганизации народного хозяйства. Вскоре после роспуска Продовольственных комиссий, которые были созданы Временным правительством для закупки продовольствия в деревне, снабжение городов практически прекратилось. Попытки наладить натуральный обмен с крестьянством провалились. Тогда большевики двинули в деревню продовольственные вооружённые отряды, которые при помощи созданных Комитетов бедноты изымали у крестьян «излишки» сельхозпродуктов. Свободная торговля была запрещена, денежное обращение – расстроено. Советские деньги быстро обесценивались, по стране ходило более двух тысяч денежных знаков разнообразного происхождения, в том числе дореволюционные, и иностранная валюта. [25]
25
Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР, т. 2. Нью-Йорк: Издательство им. Чехова, 1952. С. 243.
Этот период – с момента прихода большевиков к власти и до 1921 год, когда был объявлена новая экономическая политика (НЭП) – вошёл в историю под названием «военного коммунизма».
К концу 1920 года, когда закончилась гражданская война, хозяйство страны находилось в состояние полного упадка. Практика военного коммунизма, сложившаяся в военные годы, представляла собой всего лишь механизм распределения скудных материальных ценностей среди населения в интересах власти.
Как наладить производство материальных ценностей? Как стимулировать это производство? На эти вопросы не давала ответа ни старая марксистская теория, ни новая большевистская практика.
Экономически новая Россия представляла собой странный симбиоз из 20 млн. частных крестьянских хозяйств и убыточной государственной промышленности.
Продразвёрстка, политика жестоких реквизиций, которая приносила плоды во время гражданской войны, в мирное время была несостоятельной. Крестьяне приспособились производить лишь необходимое для своего существования, у них не было излишков для продажи государству. Чтобы накормить разорённую страну, следовало дать крестьянину стимул.
Программа, известная как новая экономическая политика (НЭП), в которой особый упор был сделан на уступки крестьянству, была принята на X съезде партии большевиков в марте 1921 года.