Уроки украинского. От Майдана до Востока
Шрифт:
— Что-то тут отцом Василем пахнет… — говорит мэр, принюхиваясь. Подходит к столу, берет с него склянку с елейным маслом. — А вот оно что, — говорит.
— Ирина Андреевна! — заглядывает в кабинет высокий худой человек с большими голубыми глазами. — Я вас прошу — ви цей клен погляньте. Різати чи нi.
Он садится за стол, который, длинный, отходит от мэрского стола. Кладет перед собой листки бумаги, по бокам от них ставит локти, берется за голову и смотрит вниз — на отпечатанные строчки имен-фамилий и цифры напротив них, обозначающие
— Борги-борги, — произносит он. — Я недавно был в Польше — там порядок. Они с немцев пример берут. Там у дворников права, как у милиции. Если машина встала не там, где надо, он подошел и говорит: «Здесь стоянка запрещена». А если человек не уезжает, дворник ему выписывает штраф. А у нас это — очень долгая процедура. Вот на днях нам надо было с дворниками и участковым зайти в подвал, а нам человек говорит: «Не пущу вас в свой подвал. Делайте что хотите, а все равно не пущу». И не пустил. Надо менять законы, — трет голову он, — чтобы у наших участковых прав было не меньше, чем у польских дворников. Хотя наши и их там приучают взятки брать. Ну а як же?
— Наши бесы… — довольно начинает Ирина новую шутку про взятки, но не договаривает — дверь в ее кабинет приоткрывается, просовывается голова католического священника, горло которого туго схвачено белым воротничком. — Це наш отец Михайло, — быстро переключаясь, радостно говорит Ирина. — Настоятель храма греко-католического. — Хочете анекдот? — спрашивает она его, пока он водружается за стол и уже оттуда смотрит на мэра мрачно.
— Ну… — кивает головой он.
— «Ти в Криму був?», — начинает мэр. — «Був». — «А зелених чоловiчкiв бачив?» — «Бачив» — «А їх там намає. А бандерiвцiв бачив?» — «Не бачив» — «А вони там є!». Ха-ха-ха, — смеется Ирина.
— Зараз у нас пост, — строго напоминает священник. — Потрібно відмовитися не тільки від харчів, але i вiд гріха. Десять заповiдей — ви їх знаете, — спрашивает меня. — Я є Господь Бог твій, нехай не буде в тебе інших Богів, крім Мене?
— Да не будет у тебя других богов, кроме меня, — послушно отвечаю я.
— Не роби собі ідола і нічого подібного до нього, не поклоняйся і не служи йому?
— Не сотвори собі кумира. Не поклоняйся йому і не служи йому.
— Шість днів працюй і роби всі діла твої, а день сьомий — Господу Богу твоєму? — входит в раж священник.
— Шесть дней работай и делай всякие дела твои. А день седьмой — господу богу твоему!
— Шануй батька твого і матір твою — і добре тобі буде, — с энергией продолжает он. — Не вбивай. Не кради. Не свiдчи неправдиво проти ближнього твого.
— Почитай отца твоего и мать твою… Не убивай. Не кради. Не лжесвидетельствуй против ближнего твоего…
— Твори добро. Не пакости. Як ти хочеш щоб з тобою поступали, так i ти поступай. Три заповiдi выконуй досконально i увiйдеш до царства небесного.
— Есть заповеди, которые досконально соблюсти легче. Какую выбрать из девяти? Человек может не воровать, потому что у него все есть. Уважать отца и мать своих — это легко. А жены ближнего он не желает только потому, что у ближнего она некрасивая, а у него — красивая. И так,
— Ти не бiйся. Вони всi взаємоповязанi. Якщо ви любити свого чоловiка тилько тому що він вам допомагає, це не божа любов, — грозно говорит отец Михайло. — Це любов — не досконала. А коли ти готовий за ближнього життя вiддати — це божа любов.
— А если я на протяжении всей своей жизни не оказываюсь в ситуации — когда мне надо жизнь отдать. То как мою любовь проверить?
— Ну… отдай харчи ему свои, что ли, — на русском говорит священник.
— Щоб бiс не прийшов, треба працювати. Пра-цю-ва-ти.
— Труд сильнее беса?
— Не тільки труд, а ще молитва. Чуєш бiса, йди землю копай, поки не спiтнiєш. Труд і молитва все переможуть. Вони як два крила пiднiмуть високо над тiлом, — говорит он, и я вспоминаю крылатку под граблями — ее два крыла и зеленый зародыш посередине. — Ти бачила коня, що не обїздили? Так i людина без труда и молитви.
Отец Михайло придвигается к мэру и некоторое время обсуждает с ней проведение мероприятий, посвященных дню матери, который Рава будет отмечать в начале мая.
— Людмила Павливна, — строго произносит мэр, — возьмите деньги за венок!
— Успокойтесь, — отвечает мэру Людмила Павливна.
— А я не успокоюсь, — привстает мэр. — У вас що, найбільшая заробітня плата, що ви вже вчетверте на день народження Тараса Шевченка вінки за свої гроші купляєте?
Людмила Павливна — женщина лет пятидесяти в белой блузке и просторном черном сарафане ныряет из кабинета мэра в закрытую дверь. Ирина Андреевна поднимается из кресла, идет за ней. Боковой ход из ее кабинета выводит прямо в просторную комнату, где стол накрыт оборчатыми шелковыми скатертями, над ним рушник — «На щастя, на долю» — сердечко из белых цветов. На столе — праздничные фужеры и вазочка с зернами пшеницы. Людмила Павливна стоит в углу, утирая слезы.
— Это она вспомнила, как я на день рождения Тараса Шевченко стихи читала, — говорит Ирина Андреевна. — I вирiс я на чужині, i сивiю в чужому краї, — начинает мэр, и на глазах Людмилы Павливны выступают новые слезы.
— Не надо, — жалобно просит она. — А то я уже плачу…
— Когда мне говорят, что у меня одни взяточники работают, я все готова стерпеть, но если на Людмилу Павливну что-то скажут, глаза выцарапаю, — говорит мэр.
— А я вважаю, що легко приходить, то легко и уходить, — сквозь слезы говорит та.
— А если б не уходило? — уточняю я.
— Мне всегда жалко людей, меня это берет за живое, — она хватается за то место, где грудь переходит в шею. — Я знаю, что благосостояние людей в Раве — на нуле. Каждый копеечку считает. И потратит на меня — для чего? Эти деньги не пойдут в корысть моей семье. Я тут работаю с восемьдесят восьмого года в горсовете — регистрирую браки, рождения и смерти.
— И часто у вас женятся, учитывая, что город маленький?
— То в месяц бывает по пять раз, то в день по пять-шесть.