Уровень: Война
Шрифт:
Эльконто несколько раз оттянул на груди футболку, провентилировал вспотевшую грудь и тоже опустился на ступеньки.
— И что? Что ты ему ответила?
— А что я могу ответить? Это так сложно… И так неожиданно.
— Но ты же сама хотела новую работу?
— Но… такую?
Она явно пребывала в замешательстве. Смотрела на ограду и изредка проезжающие за ней автомобили, покусывала губы и то и дело чесала укушенную мошкой ногу.
— Руководитель Повстанцев, Дэйн. Ты
— Я? Да. Он давно поговаривал, что эту должность неплохо бы ввести, но ждал подходящего для нее человека.
— Но я… разве я подходящий человек?
— Ты прошла Войну, и это был его тест.
— Да, он объяснил. Сказал, что только тот, кто смог продержаться, прожить все трудности, понять и преодолеть их, будет способен командовать остальными. Но зачем ими командовать?
— Чтобы они чувствовали поддержку, Ани. Чтобы им на пути встречались командиры групп, способные объяснить, что к чему, снабдить оружием, рассказать, куда и как стоит двигаться, научить хотя бы азам. И ты будешь тренировать этих командиров.
— Но ведь с Войны все равно никто не выходит.
— Это так. Но скажи, что лучше — быть стадом овец и брести без направления или же знать, что в некоторых точках есть пункты, где тебе помогут, где о тебе позаботятся, чему-то научат? Знать, что ты не один?
— Не знаю.
— Я командую солдатами. Планирую для них тактику наступлений, группирую, указываю, куда и в каком составе перемещаться. Если бы ими никто не командовал, вся «Война» давно превратилась бы в хаос.
— А так будет лучше? Если и у повстанцев появятся свои командиры?
— Думаю, лучше. У людей будет мотивация, интерес, хоть какая-то цель.
— К той же смерти…
— Даже к смерти можно прийти либо будучи тупо застреленным, либо со знанием того, что ты сражался, воевал, боролся, где-то оказался героем, что-то смог. Такой сон окажет менее разрушительное воздействие на психику, но сохранит свои встряхивающие и мотивирующие свойства. Просто это будет больше похоже на игру. Честную игру.
— Типа, я «беленькими», ты «черненькими»?
— Ну, да.
Ани какое-то время молчала. Пыталась понять, стоит ли возвращаться на Войну, пусть даже для благой цели. Что-то тянуло ее обратно, но что-то, в то же время, останавливало.
— Так что ты ему ответила?
— Сказала, что я подумаю.
— Вот и подумай. — Дэйн мягко улыбнулся. — Тебя ведь никто не торопит. Не захочешь, просто забудешь об этом предложении и найдешь то, что тебе по душе. А захочешь, так это место будет для тебя открыто.
— Не знаю, Дэйн. Не знаю…
— Подумай. Может быть, попробуешь и решишь, твое это или нет.
Он мягко притянул ее к себе
— Не грусти, любовь моя. Все будет хорошо — так или иначе. — Через секунду серьезное выражение серо-голубых глаз сменилось озорным. — А как насчет завтра? Готова к своему второму прыжку?
— Не-е-ет! Я буду так же бояться и визжать, как и в первый раз!
— И тебя снова будут снимать на видео. Зато еще через несколько прыжков, тебе позволят прыгать со мной в паре. Хочешь?
Она рассмеялась.
— Хочу. Только с такой тушкой, как твоя, мы прилетим к земле раз в десять быстрее…
— А как же закон притяжения, который…
— Да знаю я, знаю! И шучу!
Они вместе сидели на ступенях перед домом, грелись в лучах теплого уходящего солнца, вдыхали вечерний воздух и улыбались. Вместе радовались настоящему моменту — слушали лай мелкой собачки Летти — та как раз вывела ее на улицу, — вместе провожали глазами редких пешеходов, вместе с оптимизмом и надеждой смотрели в невидимое отсюда, с крыльца, будущее.
— Кстати, о моей тушке… — Дэйн шумно шмыгнул носом и придал своему лицу почти такое же выражение, какое появлялось у Барта всякий раз при виде синего пакетика с надписью «Мясное ассорти». — Я бы не прочь съесть пару булочек «бон-бон». У нас случайно их нет?
— Случайно есть. Как раз в духовке стоят, чтобы не остывали.
— У-у-у, я тебя обожаю! — Большие ладони принялись активно ерошить длинные светлые волосы.
В ответ Ани, смеясь, попыталась отбиться от процедуры превращения ее прически в птичье гнездо.
— Мало же тебе для счастья надо!
— Мне? Мне очень много надо. Но прелесть в том, что у меня теперь все есть.
— Точно все?
— Точно. Все, и много больше.
— Чудо ты…
Он обнял и притянул ее к себе.
— Люблю-люблю-люблю-люблю…
— Медведь ты плюшевый!
— Люблю-люблю-люблю…
— Я тоже тебя люблю. Все, прекращай портить мне прическу и пошли есть булочки. Надо же силенок перед прыжком набраться, а то не решусь…
— Решишься.
— Не решусь!
— Тебя вытолкнут.
— Я им вытолкну!
Они поднялись со ступеней и, пропустив вперед, виляющего хвостом, Барта, вошли в дом.
В этот момент у ворот особняка остановилась, протерла стекла очков платочком и улыбнулась мисс Летти. Наклонилась к своей собаке и одобрительно произнесла:
— Душа в душу живут, любо дорого смотреть. Вот бы все так, да, Муся? Ну да ладно, не будем подглядывать, нехорошо это.
И старушка, прихрамывая и ведя на поводке низенькую, метущую асфальт шерстью, собачку, неспешно заковыляла дальше.