Урожай ядовитых ягодок
Шрифт:
Жорке было велено увольняться, тихо, по собственному желанию. Радько, правда, сначала возмущался, кричал:
– Мне подсунули деньги, я ничего не брал!
Но ему, естественно, никто не поверил. Жора не сдавался и заявил:
– Не буду увольняться! Я ни в чем не виноват.
Тогда коллеги объявили мужику настоящий бойкот. К нему никто не обращался, ему не выдавали документы, а стол выкинули в коридор. Больше трех дней бойкота Жора не вынес и ушел.
– Вот какой гад, – завершила рассказ Лена, – прямо гнида! Поэтому меня совершенно не удивляет, что он сбежал, не
– Куда же он устроился? – спросила я.
Лена покачала головой.
– Знаете, здесь работала Галя Щербакова, вот она непременно в курсе.
– Почему?
– Трахались они с Жориком!
– Лена, – подскочила Софья Львовна.
– А что? – хмыкнула девушка. – Все, кроме вас, в курсе были, они совершенно не стеснялись, иногда в углу между туалетами обжимались, сколько раз сама видела. Сейчас попробую вам ее координаты добыть.
И она вышла за дверь.
ГЛАВА 10
Мы с Софьей Львовной остались одни. Дама осторожно сказала:
– Знаете, я не слишком верю в то, что Георгий Андреевич вор.
– Но Лена ведь рассказала…
– Леночка, естественно, безумно зла на Радько, и ее легко понять. Девушке пришлось пережить не слишком приятные минуты, когда все ходили мимо и шептались. Но, мне кажется, настоящий вор не был найден. Хотя после ухода Радько кражи прекратились.
– Почему вы так решили?
Софья Львовна замялась.
– История одна у нас с ним приключилась. Я о ней никому никогда не рассказывала, потому что большего ужаса и позора в жизни не переживала. Но сейчас, когда архив умер и все уволились… Ладно, слушайте. Вы когда-нибудь имели дело с раритетными документами, знаете правила их выдачи исследователям на руки?
– Нет, конечно, откуда.
– Тогда придется объяснить что к чему, иначе не поймете.
Я внимательно слушала Софью Львовну. В архиве имеется читальный зал, куда приходят ученые и просят для работы те или иные единицы хранения. Только не надо путать это заведение с библиотекой, естественно, тут не выдают бумаги на дом. Работать с ними можно, только сидя в специальном зале, под надзором бдительной дежурной. Если вам захотелось пообедать или покурить, то оставлять документы на столе нельзя. Необходимо сдать их, и только тогда можно уйти. Впрочем, эти правила распространялись не только на посторонних посетителей, но и на сотрудников института. Они, естественно, работали на своих местах, но им также неукоснительно вменялось, выходя даже в туалет, отдавать бумаги Софье Львовне.
Однажды Радько принес ей папочки и сказал:
– Голова заболела.
– Дождь на улице, – посетовала Софья Львовна, – вот у вас давление и упало.
– Хочу в аптеку сходить. Отпустите?
– Конечно, Георгий Андреевич, в чем вопрос.
Софья Львовна поставила в читательскую карточку Радько штамп «Документы сданы». Без этой отметки Жора не сумел бы миновать милицейский пост у входа. Многие неприметные бумажонки, лежащие в хранилище, имели огромную ценность, и сотрудники тщательно соблюдали правила безопасности.
Потом Софья Львовна водрузила
В половине шестого Жора позвонил Софье Львовне.
– Извините, я поехал домой, так голова болит.
– Конечно, голубчик, отдыхайте, – спокойно ответила дама.
Потом она отнесла папки в хранилище, расставила по местам и тоже ушла.
Утром Жора, бледный, с трясущимися губами, шепнул ей:
– Софья Львовна, пройдите тихонько в курительную…
Женщина удивилась, но пошла. В утренний час там было пусто, любители подымить обычно собирались в крохотном помещении после полудня.
– Что случилось, Георгий Андреевич? – воскликнула Софья Львовна.
В ответ Жора молча открыл свою сумку, вытащил папку, раскрыл…
Дама чуть не лишилась чувств. Перед ней лежало письмо Ф.М. Достоевского.
– Но как? Почему? Откуда? – забормотала она.
Жора, весь красный, начал объясняться. Вчера он работал с документом. Естественно, вынул его из архивной обертки и положил на стол, где валялись всякие листки, не представляющие никакой ценности. Часа два он писал, потом у бедняги дико заболела голова. Понимая, что больше ничего хорошего он сегодня не сделает, Жора положил письмо в обложку, сдал и отправился шляться по городу. Зарулил в одну аптеку, купил анальгин, слопал сразу две таблетки, в другой приобрел аспирин. Боль не отпускала. Измученный мужик побежал в кафе и «взял на грудь» двести граммов коньяка, но даже эта мера не помогла. Череп просто раскалывался на части. Еле живой Жора дополз до дома и рухнул в кровать.
Представляете теперь его ужас, когда утром он, обрадованный тем, что ужасная боль наконец-то отступила, начав собираться на работу, обнаружил в бумажках, лежащих в своем портфеле, письмо Достоевского.
– Понимаете, – объяснял он онемевшей Софье Львовне, – я вчера так плохо себя чувствовал, что перепутал листочки. Вложил в архивную папку пустую бумагу. Еще хорошо, что обнаружил документ только утром, не дай бог бы вечером наткнулся. Прикиньте, я с этим портфелем везде вчера таскался: в аптеку, в кафе… А кабы посеял? Представляете?
Софья Львовна представляла. Более того, она понимала, что, не принеси Радько письмо, отвечать пришлось бы ей. Обнаружься пропажа, а это рано или поздно обязательно должно было произойти, то к ответу призвали бы ее. Самая элементарная проверка мигом установила бы, кто брал последним автограф великого писателя. Но против фамилии Радько в журнале стояло «Документы сданы». Значит, надо признаваться, что сама нарушила правила и не заглянула в папку, или прослыть воровкой. И то и другое было просто ужасно. Бедная Софья Львовна, не в силах вымолвить ни слова, только открывала и закрывала рот, походя на вытащенную из воды рыбу.