Урожай ядовитых ягодок
Шрифт:
Шурик аккуратно спрятал замшевую тряпочку и продолжил:
– Жуткая невезуха! В январе Левитина умерла. Вроде тетка по справке здоровая была, да и внешне на умирающую не походила. По полной программе застраховалась, на сто тысяч долларов. А через месяц хороним! Оказывается, болячка у нее была, название такое хитрое, не вспомню сейчас. Раз – и нету. Ларисой звали. Главное, не поверите, вручил ей полис, обрадовался, процент хороший получил, а она так грустно улыбнулась и сказала:
– Погоди ликовать, от этой страховки у тебя неприятности
И что? Так и вышло. Клиентка на кладбище, а на меня начальство налетело, что как следует ее состояние здоровья не проверил.
Георгий Андреевич очень расстроился: «Извини, Шурик, случайность вышла».
И ведь это уже во второй раз! До этого в конце октября Жора привел к Нестеренко Сергея Мефодьевича Рассказова и сказал:
– На, дарю клиента.
Шурик обрадовался, но стал отнекиваться.
– Не надо, спасибо, что же вы своего заработка лишаетесь.
– Ерунда, – отмахнулся Жорка, – человек человеку друг, товарищ и брат. Сейчас сориентируешься, развернешься и вернешь должок с процентами, за одного трех клиентов мне приведешь!
– Тогда ладно, – обрадовался Шурик и оформил сделку с Рассказовым.
Вышло нехорошо. Не прошло и трех недель, как Сергей Мефодьевич благополучно отбыл в крематорий. А Нестеренко получил первый нагоняй от руководства.
После второй смерти – Левитиной – Жора только недоумевал:
– Ну и невезучий ты, Шурик. Снаряд два раза в одно место не падает, а тут словно судьба шутит. Вот тебе стопроцентно успешное дело. Девчонка, двадцать четыре года. Чего ей взбрело жизнь страховать, никак не пойму, забирай себе. С этой точно ничего не случится.
Нестеренко подумал так же, как и Радько, и ошибся. Спустя месяц Катю Рамазанову настиг инсульт. Представляете гнев вышестоящих чиновников. Шурику незамедлительно указали на дверь.
– Да я и сам уходить собрался, – бубнил парнишка, вновь протирая очки, – уж больно дико получалось. Кого застрахую, тот мигом покойник. Мне знаете что заведующий агентской сетью сказал?
– Если бы кто другой таких результатов достиг, я заподозрил бы криминальное дело, но, глядя на тебя, Шурик, ни о чем плохом подумать нельзя. Следовательно, глаз у тебя «черный», несчастья людям приносишь. Ступай лучше колбасой торговать, только на всякий случай долго на продукты не смотри, а то портиться начнут!
Шурик замолчал, водрузил очки на нос и закончил:
– Послушался я его, вот теперь при водке и сигаретах.
Домой я принеслась взмыленная, словно лошадь, пробежавшая сто километров с тучным всадником на спине. В квартире стоял шум. Из спальни Томочки несся бодрый вопль Никитки. Сначала я заглянула к подруге. Та довольно ловко запихивала сына в памперс.
– Надо же, – удивилась, я, – у тебя этот новомодный подгузник маленький, вон только попку прикрывает, а у меня до подмышек дотягивался!
Томочка рассмеялась.
– То-то я гляжу, пачка на 25
– Они разные? – запоздало удивилась я.
– Конечно, дети-то растут! Принеси мне с кухни коробку салфеток.
Я пошла по коридору. Действительно, дети имеют обыкновение быстро расти, ну и дура же я!
Никакой коробки ни на столе, ни на подоконнике не было. Я выхватила из стаканчика салфетки, принесла Тамаре и спросила:
– Похоже, больше нет, этих хватит?
Томочка заулыбалась.
– Ну, Вилка, ты даешь! Мне нужны детские салфетки, пропитанные маслом, попу Никите вытирать.
– А-а-а, понятно.
– Значит, кончились, – покачала головой Тамара. – Посидишь с Никиткой? Я в аптеку схожу.
Я с сомнением посмотрела на ребенка и предложила альтернативный вариант:
– Сама сбегаю.
– Отлично, – обрадовалась Томочка, – только возьми большую упаковку, маленькая мигом улетучивается.
Аптека располагалась на проспекте, впритык к метро, ходьбы до нее три минуты, а может, и того меньше. Единственное, что мне не нравится в этом заведении, – очередь. Люди выскакивают из подземки, налетают на вывеску и мигом вспоминают, что им нужно приобрести аспирин. Но сегодня мне повезло, провизорша тосковала за прилавком в гордом одиночестве.
– Покажите салфетки, масляные, для новорожденных.
– Слева, у окна, – без всякого энтузиазма ответила девица.
Подойдя к витрине, я растерялась. Салфеток этих было вариантов двадцать. Сначала я попыталась разобраться сама, но не сумела, и еще смущал разброс цен. Пришлось возвращаться назад и просить помощи у фармацевта.
– Скажите, пожалуйста, отчего вон те, красненькие, стоят восемь рублей упаковка, а зелененькие сто двадцать?
Девушка поправила на волосах голубенький колпачок и довольно вежливо ответила:
– Первые отечественные, производит ООО «Наш малыш», вторые югославские.
– Чем они отличаются?
Провизорша усмехнулась.
– Небось недавно родили? Сколько младенцу?
– Месяца еще нет.
– Знаете, где этот «Наш малыш» делают?
– Нет.
– А вы прочтите на обертке.
И она сунула мне в руки пачку, упакованную в хрустящую бумагу, украшенную изображением лысого, глазастого, ушастого младенца, сильно смахивающего на детеныша летучей мыши.
– Ленинградская область, город Конаков, – озвучила я.
– Не знаю, как вы, – фыркнула девица, – но мне бы и в голову не пришло купить для своего ребеночка то, что произведено бог весть в каком сарае. Если у вас материальное положение плохое, лучше приобретите масло подсолнечное, простерилизуйте и мажьте.
– Но рядом с югославскими лежат еще другие, за двести пятьдесят, – не сдавалась я.
– Так эти «Джонсон и Джонсон» делает, фирма, мировая известность, рекламу по телику видели?
– Там имеются и по четыреста целковых.
Девушка закатила глаза.