Урожай ядовитых ягодок

Донцова Дарья

– Эй, – крикнула я, – где тут дом 102, подскажите!

– А… его знает, – вполне миролюбиво ответил дядька.

– Ступай за казармы, где ОМОН расквартирован, – охотно пояснил второй, – тама бараки стоят, это один из них, похоже!

Я покорно пошлепала в глубь квартала по узенькой тропке, вихляющей между горами битого кирпича. Наконец дорожка сбежала с горки вниз, и перед глазами открылась площадка, на которой впритык друг к другу стояли четыре дощатых сарайчика, длинные, нелепые, с тесно натыканными окнами.

Я

дошла до первого из домиков, увидела на лавочке скособоченную бабульку и, думая, что она глухая, заорала:

– Здравствуйте, подскажите, это дом 102 по улице Красные Поля?

Старушка подскочила. Потом торопливо перекрестилась и сказала:

– Что же ты такая громкая, унучка! Можно ли старого человека пугать? Не ровен час паралик разобьет, кому я такедова нужная буду?

– Простите, – сбавила я тон, – у меня бабушка глухая, вот я и привыкла орать.

– И слышу отлично, и вижу без очков, – бодро заявила старушка, – вот только ноги подвели, каждая сама по себе шагает, цирк, да и только. Пока их в кучу сгребу и до булочной допруся, цельный день пробегет. Ищешь кого али из простого любопытства интересуешься?

– Мне нужна квартира семнадцать.

– Э, милая, – покачала головой бабка, явно скучавшая в одиночестве, – нетуть здесь квартир.

– Как это? – удивилась я, ткнув пальцем в сторону бараков. – Вон занавески висят, горшки с цветами стоят, значит, живут тут люди.

– Не живут, а мучаются, – пояснила бабуся, – здеся не квартиры, а комнаты. Ванна с сортиром одна на всех. Только душ давно поломатый, народ в баню ходит, бачок, почитай, кажный день чинют, текет, зараза. Вон, видишь будку? Тудысь и носимся. Сейчас ищо ничего, тепло, а зимой-то студено. Пока оденешься, пока дочапаешь, колотун продерет, чисто курица замороженная делаешься! Вона, вишь, красивые занавесочки в беленькую клеточку?

Я кивнула.

– Водорезовы тама проживают. Знаешь, чего у них есть?

– Нет.

– А сортир такой переносной, прямо за ширмочкой стоит, в комнате. Оно, конечна, последнее дело, там, где жрешь, до ветру ходить, только делать чего? Трое дитев у их.

Я удрученно молчала. Какой ужас! Вот, оказывается, как живут некоторые люди! А я еще смею ныть, находясь в огромной квартире. Лягу на диван, закрою дверь в свою спальню и злюсь на непрошеных гостей! Вот ведь отвратительное поведение! Нет, сегодня же встречу всех с радостным лицом!

Бабулька тем временем по-стариковски неторопливо высказывала вслух свои соображения:

– На кухне тута вечно лай стоит, конфорки делют, никак не договорятся. Одни Водорезовы умныя… Плитку себе поставили да чайник электрической. Готовят в комнате, ровнехонько около Прасковьи Ивановны.

– Около кого? – совсем растерялась я.

– Возле параши, – мелко захихикала старуха, – никак, не знаешь, отчего ее так кличут? Оттого, что полное имя этому месту Прасковья Ивановна.

И она снова разразилась отрывистым смешком, похожим на кашель.

– Вишь, как существуем, а ты болтаешь: квартиры!

– А в семнадцатой комнате кто живет?

Старуха сложила губы куриной попкой.

– Клавка, сильно гордая, с нами не дружит, велит себя Клавдией Васильевной звать, гонористая больно. Хотя с чего ей гордиться? Живет, как и мы, в отстойном болоте, чисто лягушка канализационная.

– Она дома?

– Где ж ей быть? Уж не в Париже, небось телик глядит, самое время, ей унук новый аппарат подарил, – с завистью протянула информаторша, – ох и хороший!

– Кто? Внук или телевизор?

– Оба хороши, – вздохнула старуха, – что Генка, что агрегат! Раньше такой противный парень был, хулиган и безобразник, а теперь к бабке кажный месяц бегает с подарками. То торт припрет, то конфет, надысь ей халат купил, затем телик…

Она помолчала и бесхитростно добавила:

– А мои меня бросили. Ро…стила, их ро…стила, и усе, живу на одну пенсию, с хлеба на квас, вон оно как случается. Зять мине не любит, а невестка за дуру держит, смерти моей дожидается. А ты к Клавке по какому вопросу?

– Из собеса я.

– Ну ступай, ступай, только смотри, назовешь ненароком бабой Клавой, она тебя взашей вытолкает. Клавдией Васильевной величай, да не ори, как на меня. Она слышит здорово, чисто кошка.

Поблагодарив бабульку за предупреждение, я дошла до двери и двинулась вперед по темному коридору. Жильцы самозабвенно экономили на электричестве. На длиннющий коридор приходилось всего три лампочки мощностью в двадцать пять ватт. Одна висела у входа, вторая качалась на длинном шнуре возле кухни, третья оказалась в самом конце, рядом с нужной мне дверью.

Оттуда доносилось всхлипывание:

– Милый, прости, дорогой, не уходи, не покидай меня.

Я заколебалась. Эх, забыла спросить у словоохотливой бабульки, с кем живет Клавдия Васильевна? Похоже, в комнате полно людей. Но тут бархатный мужской голос гневно произнес:

– Прекрати, Мария Терезия!

– Алехандро! Не бросай меня!

Я ухмыльнулась, все ясно – Клавдия Васильевна убивает свободное время за просмотром очередного сериала. Я постучала в ободранную филенку.

– Открыто, – раздалось из комнаты, – прятать нечего.

Я шагнула внутрь. На кресле с вязанием в руках сидела сухопарая абсолютно седая старуха.

– Вы ко мне? – поинтересовалась она, откладывая недовязанный носок.

Очевидно, у престарелой дамы со зрением полный порядок, если она способна ковырять тонюсенькими спицами крохотные петельки.

– Клавдия Васильевна?

– Она самая, – вежливо, но весьма холодно ответила хозяйка, – слушаю!

– Телефонная компания «Билайн» беспокоит, я старший оператор по расчетам.

– Да? А ко мне зачем?