Уругуру
Шрифт:
Сомнений не оставалось: на утесе жили люди!
– Знаете что, Алексей? – обратился ко мне Оливье на нашем секретном русском языке.
– Что же? – улыбнулся я.
– Пошли они в задницу со своими секретами. Сегодня ночью мы отправимся в пещеру. Я возьму пистолет.
Когда человек говорит о своем любимом деле, время для него летит со скоростью молнии. Слова путаются, не успеваешь сказать об одном, как хочется упомянуть и о следующем. И больше всего на свете раздражает невежество тех собеседников, которые не знают базовых, банальнейших основ вашей науки и задают идиотские вопросы, подтверждающие ваши смутные подозрения об их врожденном
А вот когда собеседник не прерывает вас глупейшими восклицаниями типа «надо же, и откуда ты все это знаешь?», а, напротив, спокойным тоном задает два-три уточняющих вопроса, точно ухватив суть вашего рассказа и проявляя естественный интерес, а не его бутафорскую имитацию, вот тогда вы проникаетесь глубоким уважением и признательностью к этому достойному человеку.
Именно такое впечатление я попытался создать у Оливье Лабесса, который, придя в сильнейшее волнение от увиденной записи, срывающимся голосом принялся рассказывать мне о своих изысканиях в Западной Африке.
– Никто не знает истории Африки! – азартно вращая глазами, твердил он. – Здесь нет письменных исторических хроник, никто не вел летописей, а памятники архитектуры либо поглощены джунглями, либо съедены термитами. От могущественных древних цивилизаций до нас дошли только немногочисленные отголоски, хотя нет сомнений, что по своему значению они не уступали Карфагену, персидскому царству или Желтой империи времен Цинь Ши-хуанди{ Цинь Ши-хуанди – Ин Чжэн (259—210 до н. э.), правитель китайского царства Цинь, а затем император Китая.}.
– Когда в середине девятнадцатого века европейские ученые увидели перед собой развалины каменных стен Зимбабве – в стране, где большинство домов до сих пор строится из тростника, – им оставалось только в недоумении развести руками. Никто не мог и предположить, кем, когда и как был построен этот исчезнувший город, какая грандиозная империя процветала в этом царстве саванн.
А копать? Разве кто-нибудь пробовал проводить системные археологические раскопки в тропической Африке? Мы удивляемся красотам гигантской глиняной мечети в Дженне, но ни один европейский ученый не ответит вам, где стояли и куда исчезли удивительные по красоте и величию монументы империй Ганы, Сонгаи, Мали, Бенина, под какими курганами скрыты сокровища и дворцы Конго, Канем-Борну и Мероэ. На картах древней Африки, которые осмеливается публиковать современная наука, границы и хронология великих государств прошлого отмечены пунктиром и окружены знаками вопроса. По сути, вся история тропической Африки до момента прихода сюда колонизаторов – один сплошной вопрос. Найдем ли мы ответ на него?
Древние египтяне строили пирамиды из песчаника, а великие майя – из кирпича, но африканцы, как правило, не имели ни того, ни другого. Так, быть может, никогда не удастся нам обнаружить то, что было построено из дерева и банко, давно превратилось в труху, смыто тропическими ливнями и занесено песчаными бурями?
Нет, история Африки сохраняется в памяти ее народов. Здесь не было изобретено письменности, но тысячелетиями исторические факты, обрастая преданиями и мифами, передавались из уст в уста все новыми поколениями. Каждый мужчина в племени догонов, достигший возраста сиги – шестидесяти лет, посвящается жрецами в сокровенное знание своего народа и знает историю последних десяти веков так, будто он прожил ее сам день за днем.
Он отчетливо помнит, как его предки спасались от нападений диких туарегов, как уходили от наступления ислама, гибли при переправе через Нигер и впервые, раскрыв рты от изумления, смотрели на величественный обрыв неприступного плато, населенный летающими людьми. Старики догонов могли бы написать по памяти многотомную хронику истории своего народа. И вряд ли она содержала бы больше ошибок, чем наши европейские летописи и хроники, многократно и тенденциозно переписываемые набело в угоду правителям государств для умножения их собственной исторической славы. Люди Европы забыли свое прошлое, поверив книгам, каждая из которых предлагает свою версию событий, и превратив древние легенды в сказки для малышей. Но народы Африки не могут надеяться на книги и не смеют пренебрежительно относиться к своим вековым мифам о богах, героях, страшных чудовищах и мировых потопах. Они, в отличие от нас, прекрасно знают, что все это было правдой.
Настоящее изучение Африки начнется тогда, когда европейские ученые смогут записать исторические предания и тщательно проанализировать мифы племен Черного континента, сопоставив их с данными археологии, которых пока тоже, к сожалению, ничтожно мало. Для этого нужно поднять из темных подвалов Тимбукту сотни полуистлевших средневековых рукописей, в которых арабские и марокканские путешественники рассказывали о своих путешествиях к экватору, записать и изучить сотни языков труднодоступных африканских племен, о многих из которых не известно ничего, кроме названия. И наконец, соединить воедино весь этот грандиозный объем данных, чтобы ошеломить надменную Европу яркими красками истории неизвестной Африки.
– Итак, что мы имеем? – провозгласил я, когда хозяйка дома принесла нам на веранду долгожданный ужин: связку бананов, куски курицы с рисом в темном соусе, то есть ровно то, что мы ели в Стране догонов уже на протяжении десяти дней подряд.
Курица, как видно, и при жизни была жесткой личностью, но после смерти она и вовсе обрела твердость кремния.
– Что мы имеем? В деревне за стеной песка живет человек из племени андумбулу. Что это значит?
– Андумбулу – это гномы, – пояснила Амани. – Это мифические существа, типа ваших европейских гномов, они живут здесь на скалах.
– Господи, еще одна легенда! – удивился Лабесс. – Эти еще откуда?
– Да, я слышал о гномах, – кивнул Малик. – Гномы живут среди камней, они питаются плодами деревьев. Они волосатые и темно-красного цвета. Их очень сложно увидеть, правда, Амани?
– Да, они очень быстро передвигаются и сторонятся людей. Ближайшие родственники русских домовых, Алексей, – улыбнулась Амани, повернувшись ко мне. – Они могут усыпить человека, если обнаружат, что тот их увидел. А проснувшись, никто не будет помнить, что видел гнома. Причем, странное дело, их никто и никогда не видел стоящими. Андумбулу всегда сидят – или на цветном камне, или на корточках.
– Так... А у вас не хватает воображения предположить, что древние теллемы и нынешние андумбулу – это один и тот же народ? – спросил я присутствующих. – Те и другие маленькие, красного цвета, живут среди скал. Теллемы сидят на корточках, эти тоже постоянно сидят! А что у них за язык?
– Про язык андумбулу я слышу впервые, – заметила Амани. – Ни в одной легенде про разговоры с ними ничего не сказано. Вряд ли они вообще умеют говорить...
– А что может значить человек из андумбулу?