Уругуру
Шрифт:
– Ты делал их без спроса!
– Демократические законы Республики Мали дают мне такое право.
– Нас не интересуют их законы, у нас здесь свои законы! – воскликнул тот, кто находился на грани нервного срыва, и мне показалось, что где-то в рукаве у него блеснуло короткое лезвие кинжала. – Каждый, кто въезжает в Агуни, платит нам четыре тысячи франков!
Я подошел к нему максимально близко, и он сделал шаг назад, что немного остудило пыл его соплеменников.
– Послушай меня, – сказал я тихо и вкрадчиво, сам себе напоминая дружелюбного Ибн-Мухаммеда. – Я здесь чужой и не знаю ваших
– Нет, – удивился туарег.
– Тогда, думаю, тебе следовало бы это сделать. Ты сделаешь такое объявление, повесишь его у дороги, и в следующий раз, увидев его, я конечно же заплачу тебе все четыре тысячи франков. Быть может, даже больше.
Они застыли с открытыми от изумления ртами, обдумывая этот неординарный маркетинговый ход. Но возразить не осмелился никто.
При всеобщем безмолвии я церемонно пожал всем присутствующим руки, повернулся, сел в машину, и мы умчались в облаке пыли, оставив местных жителей в полном недоумении.
– Здорово ты их отделал, – радостно заметил наш водитель, – Али очень понравилось!
Тем же днем мы дозвонились до Оливье и сообщили ему и название деревни, и имя нужного нам загадочного сына теллемов – Арамы. Выяснилось, что Малик уже присмотрел у местного торговца барана с окладистой бородой, а самому Оливье уже не терпелось покинуть негостеприимную Страну догонов, так что он решил отправляться в путь уже следующим утром, чтобы оказаться в Найе через два дня.
Мы же с Амани воспользовались передышкой, чтобы побродить несколько дней по пыльно-песчаному городу Тимбукту. Нам хотелось побывать на его колоритном рынке, куда со всей Сахары съезжаются мавры, черные кочевники, марокканские торговцы, туареги в ярких синих бурнусах. Побродить по улицам, где ослов и овечьих стад значительно больше, чем допотопных французских автомобилей. Наконец, съездить в Сахару и переночевать под звездами.
Излишне говорить, что эти несколько дней чрезвычайно сблизили нас. Поэтому, возвращаясь как-то вечером из Сахары по песчаной дороге среди высоких, залитых закатным солнцем оранжевых дюн, я наконец-то почувствовал себя с ней довольно свободно. Меня, кажется, перестал пугать темный цвет ее кожи. Наоборот, было в нем что-то чарующе-привлекательное...
– О чем вы думаете, Алексей? – спросила меня Амани, когда мы вышли из машины возле нашего отеля и распрощались с водителем.
Мы присели рядом на перила веранды.
– Мне кажется, мы подобрались к ним очень близко. Здесь, на севере, люди более разговорчивы, чем там, на родине теллемов. Теперь, по крайней мере, понятно, кого и что нам нужно искать в деревне Найе. Мы раздобудем у Арамы секретную фразу теллемов, вернемся в Страну догонов и попробуем проникнуть в пещеру.
– Да... Судя по всему, знание этой фразы становится для нас некой индульгенцией, – согласилась со мной Амани. – Но, Алексей, неужели вы планируете снова пробраться в пещеру? Не забывайте, что при попытках найти туда путь погибло уже несколько человек, а несчастный Жан-Мари до сих пор не пришел в сознание. Не делайте глупостей, умоляю вас!
Она говорила искренне. В ее черных глазах появился какой-то притягательный, манящий блеск. Она волновалась за меня, и мне это было очень приятно. Впрочем, это только усиливало азарт.
– Теллемы выходят на свет по ночам, не забывайте, Амани. Днем мы их никогда не найдем, а по ночам, когда догонам запрещено выходить из домов, наступает время летающих человечков. Крики птицы, которые мы слышали, на самом деле крики теллемов, сигнал к разведению огня в пещерах. Жан-Мари первым догадался об этом как раз потому, что птица так кричать не может, Амани... А Оливье...
И я рассказал ей про скрытую камеру, установленную Оливье возле плато, и про ночную съемку, и про неведомые тени, мелькавшие в камере, и про заснятый нами свет костра на плато. Амани, как мне казалось, смотрела на меня с ужасом.
– Я не переживу, если кто-нибудь еще погибнет, – тихо ответила она, опустив голову.
– Никто не погибнет. Уругуру обещал мне, что я узнаю тайну теллемов. Значит, мы с вами узнаем ее вместе.
Я наконец решился взять ее за руку. Она вовсе не протестовала.
– Для этого нам просто придется научиться щелкать языком. – Амани издала несколько тихих щелчков и виновато улыбнулась.
– Вот видите, Амани, вам у теллемов делать пока нечего.
– Правда?..
Мы оба замолчали, в воздухе висело какое-то новое, невиданное доселе волнение между нами двоими. Она дала мне и вторую руку, и я погладил ее пальцами. Ее кожа была нежной и гладкой, будто черный шелк. Я взглянул ей прямо в глаза и увидел, как расширились черные зрачки: мне показалось, что в этот момент она думает о том же, что и я. Вокруг не было ни звука, мы сидели вдвоем на краю пустыни, и, по-видимому, нам хотелось в тот момент одного и того же.
Я наклонился к ее шоколадному лицу и коротко поцеловал в губы. Она не отодвинулась ни на сантиметр, наоборот, мне показалось, подалась вперед. И губы ее были совсем мягкими, а еще – немного дрожали. А в темных глазах совсем не было видно зрачков – только черная бездна.
– У вас еще не было чернокожей девушки, да? – прошептала Амани, чуть-чуть приблизив свое лицо к моему.
Я отрицательно покачал головой.
– Ну, тогда... – Она взяла меня за локоть и придвинулась еще ближе.
– Месье Санаев? – неожиданно выбежал из отеля чернокожий служитель. – Извините, что беспокою вас! Мне только что позвонили из Бандиагары... Оставили для вас срочное сообщение...
– Какое? – в один голос вскричали мы, отскакивая друг от друга, как застигнутые врасплох школьники.
– С вашим другом беда. Вам нужно срочно возвращаться.
КАК Я СТАЛ ТУАРЕГОМ
Срочное прибытие в Бандиагару. – С Оливье беда. – Рассказ Малика. – Последняя записка профессора. – Я решаю ехать. – Амани хранит молчание. – Здравствуй, Рене Кайе. – Туарег и его верный ишак. – Торг о бороде барана. – Лекция о повадках пустынного транспорта. – Моя невеста из племени фульбе. – Деревня Найе.