Урусут
Шрифт:
– Да ты смеешься! – возмутился тот.
– Боишься?
– Я-а?!
Производственник неуклюже пытался поставить локоть рядом.
– Неудобно же!
Тут Олег согласился.
– А тетя Ира разрешит со своей стороны зайти.
– Нет, – покачала та головой, а у самой глаза горели – хоть костер разводи. – Узнает кто…
– Да, ладно, праздник! Мир, труд, май! Ирочка, давай!
– Эх! – махнула она и подняла часть прилавка, пропуская задорного мужика.
– Петь, – проворчал второй. – У пацана семь рублей отбирать – стыдоба…
– Сам напросился!
– И на голову встанут, – добавил Белолобов. – Свои-то деньги покажи, а то вдруг ты пустой?
– Я – пустой?! – возмутился Петр и шлепком положил на прилавок червонец.
– Судья – суди! – крикнул второму ученик шестого «А».
Тот подравнял их сжатые ладони, подвинул локти и произнес:
– На счет «три»! Раз! Два! Три!
Соперник радостно напряг бицепс-трицепс и с рычаньем стал давить на ладонь Олега. Борьба на руках не является элементом дзюдзюцу, но чем Петя, тем не менее, хочет удивить? Пока он пыхтел, Белый Лоб строго посмотрел ему в глаза. Исторический факт – однажды перед схваткой Матсумура Сокон, за секунду до того, как выхватить меч, направил на противника такой взгляд, что тот сразу умер – от страха инфаркт получил. Петя в жизни, наверное, ничего не боялся, да и Олег не являлся Матсумурой Соконом, поэтому нынешний школьник на выдохе, медленно, чтобы все хорошо видели и не кричали о нарушении правил, опустил руку мужика на прилавок. Заодно и пальцы покрепче сжал, чтобы впредь неповадно было.
– А-а, – выхватил тот ладонь, – зверь! Ты кто?!
– Я – не мальчик, – объяснил Белолобов. – Я – карлик.
– А-а… Не верю!
– Ну и правильно. Ира, дай три рубля сдачи и пузырь, – протянул Олег буфетчице чужой червонец.
Петя крякнул, а та, не моргнув глазом, отсчитала сдачу и протянула бутылку обычной «Русской».
– Открой, Ир, да налей ребятам по полтишку. Ну, и мне заодно.
Дама округлила глаза – обещал же, черт, при свидетелях не пить! – да уж больно диковинное противоборство только что увидела.
Выпивохи – предсказуемые люди. Не принялся тут никто вспоминать о чувстве собственного достоинства и бежать в подворотню делать себе сеппуку, спасаясь от позора. Налили вроде за его же деньги, но уже, считай, на халяву – надо пить. Подняли стопки, чокнулись.
– За победу над мировым империализмом! – произнес Олег и выпил свою порцию.
– За то, чтоб американцам и душманам сраным дали жару в Афганистане! – добавил Петр и опрокинул алкоголь вовнутрь.
У Белого Лба водка тут же встала колом в горле. Вот просто ткнуть пальцем в глаз, достаточно вытянуть руку, а потом задушить дебила к черту!
– Выпил, все – вали, не занимай помещение! – рыкнул он на мужика.
– Мля, – вскочил тот с места, – психический он у тебя, что ли, Ир!
– Сама не знаю! – честно ответила буфетчица.
– Карлик, мля!.. – Петя уже поднимался по ступенькам, подталкиваемый более сообразительным товарищем. – Да мы этих карликов! Циркач! – крикнул он напоследок.
Ох, обидел, так обидел. До гробовой доски. В пятом поколении тебе отомстят.
– Ир, – подвинул Олег женщине початую бутылку. – Это тебе. Проведешь мимо кассы, положишь в карман.
– Спасибо, – сказала она и тут же спрятала водку под прилавок. – Странный ты какой-то, «племянник»! Здоровых мужиков задираешь! А если б они тебя отлупили? Одно дело – руками бороться, другое – кулаками махать.
– Да я и кулаками, – хлебнул он остывший чай, – в случае чего…
Ну, все. Полезла дрянь изнутри. Хвалимся буфетчице в облезлой подвальной рюмочной, накатив три стопки водки. Пора пройтись.
– Ира, – спросил он, – тут есть поблизости парк какой-нибудь, хоть площадка спортивная, наконец?
– Издеваешься, что ли? – даже как-то охнула дама. – Вверх по Восстания до улицы Салтыкова-Щедрина, по ней – направо, и сразу по левой руке – Таврический сад. Теперь он, конечно, Городской детский парк, но, вообще-то, это – Таврический сад.
– О! – Олег радостно удивился. – Тот самый Таврический сад?
– Тот самый!
– Портфельчик, – указал он вниз, – полежит?
– Да конечно, не волнуйся! Когда вернешься?
– Где-то так часа через… Два с половиной – три.
– Если что, сберегу, не бойся.
– Нет, я точно вернусь.
– Ну и чудно, – кивнула мадам.
Правильно, у всех праздник, а ты тут стой за прилавком, алкашам наливай. Хорошо, занесло мальчишку, развлек на целый день вперед.
Белый Лоб вышел, посмотрел на хмурое небо и зашагал вверх по улице. Не был он, к стыду своему, в Таврическом саду, не был. Вот и повод появился.
II
Возвращался Олег в приподнятом настроении. Природа, пусть и такая куцая, как в Санкт-Петербурге, успокаивает. Стоило, конечно, пролететь сквозь время, чтобы увидеть памятники Петру Ильичу Чайковскому, Сергею Есенину, ну и пионерам-героям, куда ж без них. Нос майора Ковалева, правда, не встретил, да и ладно.
У Иры дым стоял коромыслом, народ стоял битком, вонь стояла – ну да, крепкая, чего уж там. Разговаривать буфетчица не могла – просто отдала портфель и кивнула на прощание. И на том спасибо. Раскрыл, посмотрел, на месте ли деньги – забыл про них из-за производственников. Нет, тут все нормально.
Глубоко выдохнув, вошел во двор дома двадцать «А». Навстречу бежала угрюмая первоклашка-второклашка.
– Стой, девочка! – попросил Белолобов.
Та послушно остановилась.
– Скажи, пожалуйста, ты не знаешь, в какой квартире живет Марина Горячева? Она в шестом классе, пионерка.
– Не-а, – покачала головой девчушка и побежала дальше.
Бантики, чулочки, праздник…
Хлопнула дверь подъезда, на свет божий, щурясь на не сказать, что яркое, солнце, вышел помятый небритый субъект в трениках с отвисшими коленками, вынул папиросу и закурил. Праздник для него, очевидно, начался еще вчера. А то и раньше.
Олег бодрым, почти строевым шагом подошел к нему.
– Здравствуйте, товарищ!
Не хватало только салют отдать.
– Здорово… – неохотно ответил «коренной петербуржец», оглядывая незнакомца с ног до головы.