Урусут
Шрифт:
– Я к тебе не приду, обещаю. Но придет дед. Ты знаешь, он у меня академик, у него пенсия приличная. Будет брать доллары. Но если толкнешь по нечеловеческому курсу, я обет молчания снимаю.
– Волчонок ты, Олежек.
– А еще пионер! – некстати вставил Гершкович – на большее ума не хватало: телохранитель – он и есть телохранитель.
– Фунты, – постучал Белолобов пальцем по стеклу.
– Фунты, шмунты, – разозлился директор. – Дай хоть значки проверю!
Долго водил над ними лупой, чертыхался, стонал, закатывал глаза, поднимал руки к небу, наконец выкрикнул:
– Да ну тебя к дьяволу с твоим шантажом! Четыреста рублей, ну хоть что
Олег рассчитывал на триста пятьдесят.
– Идет. Итого – девятьсот рублей. По чем фунты считать будем?
– А ты доставай свою пятихатку, малолетний барыга!
Белый Лоб полез в портфель, вынул деньги и положил на стол. Самое страшное, что он понятия не имел, какой сейчас курс сейчас фунта к доллару, а у местных валютчиков, соответственно, доллара к рублю. То ли один к двум, то ли один к трем – но это же гигантская разница! В восемьдесят шестом, когда он вплотную занялся фарцовкой, скупал у Фальдберга «грины», кажется, ежедневно, и когда тот действительно напился, угощал коньяком, показывал иконы и хвастался тайником, шло один к трем – точно! Но сейчас – 1982-й! Значит, должно быть еще дешевле! Но фунт к доллару? Что мы помним из учебы? 1973-й – полная отмена в США золотого стандарта. 1976-й – введение Ямайской системы вместо Бреттон-Вудской… Что это дает? Ничего! 1982-й – это Фолкленды, война Британии против Аргентины… Фунт мог и упасть. Это в пределах между 1,5 и 2 доллара за фунт… Фига там 2… 1,6–1,8… От этого и отталкиваемся. 900 рублей – в лучшем случае 300 долларов, а это… а это… 160–170 фунтов. Да это же копейки! Куда он с такими «сбережениями»? Но делать ведь что-то надо!
Фальдберг забрал деньги и ушел в подсобку. Гершкович встал напротив за прилавок и заложил руки за спину. Отчаянно кто-то барабанил в дверь, но охранник не обращал на это никакого внимания.
Вскоре показался директор.
– На, – протянул он визитеру две бумажки с Кристофером Реном – по пятьдесят фунтов, и пять – с Уильямом Шекспиром – по двадцать. Двести фунтов!
– Яков Ицхакович! – неодобрительно промычал Давид.
– Олежек, – сказал Фаля, не обратив на помощника внимания, – я прибавил к самому низкому курсу двадцать копеек. За такую детскую цену я никогда, слышишь – никогда не продавал валюту!
– Нормально. Я же ребенок, потому цена – детская.
– Шуточки. Я, Олежек, сделал тебе доброе дело. Ну ты же умный мальчик – потому не надо вот это – иконы, судимости… Зачем ворошить прошлое? Люди меняются, становятся… Ну, другими, что ли…
«Не хватило совести сказать “лучше”», – подумал Белолобов.
– Поэтому я к тебе по-человечески, и ты ко мне по-человечески. По рукам?
– По рукам, – согласился Олег и протянул через прилавок ладошку. Он так сжал руку Фальдберга, что тот крякнул и отдернул ее. Глаза его округлились от удивления.
– Дедушка Яша, спасибо, – добавил Белый Лоб. – Ты этого не можешь знать, но в другое время мы могли с тобой делать такие дела, что они приносили бы тебе сто процентов в месяц.
– Что это за «дела»? – недоверчиво сморщился Фаля.
– Джинсы-варенки. Хихикай сколько угодно, но с 84-го года только про них и думай. Чтобы не забыть, прямо сейчас пойди в подсобку и запиши название.
– Фарца – позор. Не мой профиль.
– Когда получишь первый «дипломат» с деньгами, сразу передумаешь. Знаешь, количество денег серьезно влияет на принципы. А насчет остального забудь – меня здесь не было, разговора не было, фунтов не было.
– Ты не волчонок, ты – волк, – ответил Яков Ицхакович.
– А ты волчище. Сделал такое выражение лица, будто тебя ограбили, а сам все равно неслабо нагрелся.
– Это моя работа. Нужны подарки – ищи другого дедушку. Его можно узнать по красной шапке. Еще у него белая борода, сизый нос и мешок за плечами. Обычно он довольно бухой. Да, и придется дождаться зимы.
– Прощай, Фаля.
– Давай, Олег, давай. И не балуйся, веди себя хорошо.
Гершкович подошел, открыл дверь, и в помещение хлынули посетители. Олег поднялся по ступенькам и долго ждал, когда директор направит на него взгляд. Встретив его, Белолобов поднял руку и улыбнулся. Фальдберг махнул вялой ладонью и тяжело вздохнул. Ученик шестого «А» пошел к трамвайной остановке.
С Никитского он сразу поехал на Ленинградский вокзал за билетом. Здание вроде то же, а народу! Стиснув зубы, стоял в очереди, работал острыми локотками, через два часа держал вожделенную бумажку в руках. Вспотел, как мышь, ноги отдавлены, обругали матом – ребенка! Да, сильна экономика победившего социализма, ничего не скажешь.
Очень хотелось есть, но мясо каждый день – чемпионам по бодибилдингу. Отправившись на тот же Черемушкинский рынок, накупил овощей. Ходил по зданию, стараясь не наткнуться на Габелко – выслушивать, как тяжелая рука мясника драла ремнем сыну задницу за отсутствие прилежания в учебе, не хотелось. В магазинах пусто, но в теплом Закавказье давно все выросло, и тащил Олег домой в смешной желтой авоське, приобретенной у вечных бабулек на входе, огромные грунтовые помидоры с зелеными семечками внутри, маленькие аккуратные огурцы, сладкий перец и листья салата. Кинза, укроп, лук, петрушка, базилик, лимон, масло – само собой.
Дома не застал ни маму, ни брата, а отец спал мертвецким сном – на кухонном столе стояла наполовину исследованная бутылка «Русской». Да, в магазинах пусто, но «Завтрак туриста» и водка – именно то, что можно купить всегда. Запой? Ну, и хорошо. После длительной пьянки неизбежно появление чувства вины и опустошенности – так деду будет легче с ним разговаривать. А то подымет ввысь гордый подбородок, заблестит уверенным взглядом сквозь суперлинзы гэдээровских очков – и опять отправится покорять свой Эверест в одиночку.
Фу ты, вспомнил альпинизм этот чертов… Чего Олег боялся – так это проснуться одним невеселым утром в другой эпохе. Почему нет? Или оказаться дома, но в том же двенадцатилетнем возрасте. Или вернуться – а вот это точно вилы – в эльбрусскую пещеру.
Но с организмом явно что-то происходило. Аппетит – животный, и стоило насытиться, как сразу начинало клонить в сон. Мама бы сказала – «правильно, ты же растешь». Оп-па! А вдруг у него пойдет год за два, а то и за три? Состаришься, как летчик Мэла Гибсона, не успев и глазом моргнуть. Черт, черт, черт!
Приготовив салат и поев, поплелся в свою комнату, рухнул на кровать и мигом заснул. Растолкала его мама, когда за окном смеркалось.
– Олежек! Олежек!
– М-м! – недовольно промычал он – снился дурацкий сон с верблюдами и длинногривыми лошадьми.
– Олежек, ты правду говорил по поводу Ленинграда? Если так, то уже половина девятого! А нужно еще и билет взять!
Он резко выпрямился, потер глаза, выдохнул.
– Билет я уже купил.
– Да? – в голосе Ларисы Николаевны прозвучала грусть. Наверное, думала, что сына занесло как-то одним вечером, а теперь он пришел в себя и все станет по-прежнему. Не тут-то было. – В котором часу отправление?