Урусут
Шрифт:
– Ты ешь, как дикарь, – недовольно произнесла Лариса Николаевна.
– Я и есть дикарь. Будем ближе к природе. Я завтра сделаю кой-какие-то дела и уеду в Питер.
– В Ленинград? – тоном чрезвычайного удивления произнес папа, сам себе наливая вторую.
– В Ленинград. Можете каких-то денег дать – дайте. А нет – сам справлюсь.
– Интересно, где сейчас Костик? – папа допил.
– Я его с лестницы спустил.
– Как спустил? – хихикнула мама и показала – подлей.
– В основном – подсечкой.
– Ребенок
Олег поднялся, потянулся – какое тело! Какое тело! Сколько глупых лет систематического телоубийства нужно было для получения всего того дерьма, которое нет-нет, да выползет наружу, причем в самое неудобное время – давление, боль в пояснице и в колене и прочее?
– Я иду спать. Прямо-таки глаза слипаются. В Питер я отправляюсь подтверждать некую теорию. В школу не пойду – там врут, – а ты слуга режима, и лжи служишь.
– Это смотря как посмотреть! – поднял Иван Александрович затуманившиеся глаза.
– Отлично построил фразу! Повторяю, – зевнул сын. – Я – спать. А вы тут посидите, напейтесь, поговорите, тебе, отец, на работу завтра не надо, вспомните первый поцелуй, первую брачную ночь, зачатие детей – глядишь, и без Костика дело обойдется.
– А давай, – сказала мама, внимательно глядя на папу.
– А давай, – сказал папа, внимательно глядя на маму, и подбоченился.
VII
Олег проснулся от нескольких ощутимых подзатыльников. Пока приходил в себя, получал еще и еще. Сон ушел окончательно. Перехватил руку. Над кроватью горой возвышался брат и рычал.
– Еле дождался утра! Ночью подушкой хотел придушить, честное комсомольское! Ты что вчера устроил, малолетний преступник!
Младший протер глаза. Увидев, как хорош Игорь в гневе, радостно заулыбался.
– Привет, братишка!
Тот поднес к его носу кулак.
– Я тебе вот как дам сейчас – братишка! Ты что вечером натворил? Я пришел домой – родители пьяные! Оба! Говорят – ты напоил! И до трех ночи меня пилили, но за что – я ни фига не понял! Бред алкогольный! Якобы Жанка меня бросит, из-за этого я пойду на войну, и меня убьют! Но это только начало! Они потом заканчивают жизнь самоубийством! Ты, что, сволочь, гипнозу обучился? Ты им какую-нибудь наркотическую хрень подсунул? Если ты завидуешь – ну подрастешь, будет и у тебя девчонка! Зачем мне-то жизнь портить?
Олег привстал, обнял старшего, крепко-крепко, и прошептал:
– Я тебя люблю, Игорешка…
– Блин, – отстранился тот, – я тоже тебя люблю! Но нельзя же быть таким козлом!
– Я – в туалет. Утром – процедура обязательная, – сказал Олег и вышел из комнаты.
Когда, уже приняв душ и окончательно проснувшись, вернулся, брат одевался, чертыхаясь и бурча себе что-то под нос.
– Игорь! – позвал его младший.
– Иди в пень! – огрызнулся тот.
– Игорь, – ученик 6-го «А» сел на стул напротив. – Все так и будет, если ничего не предпринять. Никто тебя с Жанной сейчас не разлучит – даже хорошо, что потом сам обожжешься, для будущей жизни окажется преполезнейший урок. А пока – люби, наслаждайся, ревнуй, страдай, познавай все эти сладостные муки. Просто потом глупостей не делай, помни, что у тебя еще есть мать, отец, дед. Ну, и брат.
– Сволочь ты, а не брат.
– Да, эмоции, понимаю. Я сегодня уеду, очень надолго. Если все сложится хорошо – а я на это очень надеюсь – ты меня не увидишь… ну, так… три десятка лет. Зато все будут живы.
Брат окаменел.
– Три десятка? Тридцать лет, что ли? – он посмотрел на младшего очень внимательно. – Да, мама точно сказала: ты – психический! Ты перезанимался со своими историками! Что ты буровишь? Папа хвастался, что ты Константина Сергеевича с лестницы спустил! Ты понимаешь, что тебе нужна помощь?
– Будешь «скорую» вызывать? Одевать смирительную рубашку?
– Пошел ты! Я хочу быстрей собраться и уйти отсюда, пока эти пьяные не проснулись! А с тобой вообще разговаривать не буду! Не знаю, что происходит в твоей башке, и знать не хочу!
– Игорь! – Олег взял его за плечо. – Ты ведь хорошо помнишь мой почерк?
– Ну… – брат сбросил руку.
– В июле дед покажет тебе письмо, написанное мной сегодня. С датой, подписью, и японским иероглифом – это я тебе сейчас даю такой пароль. Тогда ты, может быть, что-нибудь поймешь.
– Муть! – Игорь схватил портфель и шагнул к выходу. – Если до завтра в себя не придешь, мы тебя точно в психушку положим!
– Давай, Игорешка, – махнул рукой младший. – Наши дети еще будут играть вместе. Все устроится.
– У-у, не могу! – брат схватился рукой за голову. – Стал психом в двенадцать лет! И каким психом! Выдающимся психом – это же надо еще и родителям мозги прокомпостировать!
– Я тебя люблю. Береги себя. ВДВ проживет без Игоря Белолобова, не сомневайся.
– Мама… – просто прошептал брат, хлопнул себя по макушке и вышел, громко, не стесняясь, хлопнув дверью.
Олег сделал разминку, выполнил ката, выскочил в коридор и с удовольствием несколько раз подтянулся. Из спальни вышла заспанная, непричесанная мама, поглядела на него и произнесла:
– Олежка, весь вчерашний кавардак мне не приснился?
– Нет, мамуль, – и сын, спрыгнув вниз, подошел и чмокнул ее в щеку. – Отнесись ко всему этому как к началу новой жизни. Другой, счастливой и радостной.
– Пока что у меня весьма безрадостно трещит голова, – мама взялась за ручку ванной. – И, по-моему, я опоздала на работу.