Урусут
Шрифт:
«Охрана, – подумал арестант. – Эти родственники посерьезней Васятки. Только биться с ними за право сигануть с четвертого этажа на Лубянскую площадь желания нет никакого».
– Здравствуй, Олег, – произнес обладатель орлиного профиля, – присаживайся.
– Здравствуйте. Только куда?
– А вот стульчик как раз тебе, – и хозяин кабинета указал на стоящий в стороне стул, так что опустившись на него, Белолобов оказывался ближе к бойцам, затем к Алиевичу, и уж совсем в отдалении располагался остроносый.
«Бережется. Правильно делает».
Ведущий
– Прежде чем вы начнете задавать вопросы, я хотел бы принести извинения за вчерашний инцидент. Надеюсь, сейчас со здоровьем у вашего человека все в порядке.
– Инцидент? – хохотнул «орел». – Ты чуть не забил до смерти заслуженного сотрудника органов госбезопасности. А это тебе… – он подыскивал слова, – не хухры-мухры.
– У вашего сотрудника органов госбезопасности ладонь размером со сковороду. Причем чугунную. И он этой ладонью дважды, не особенно экономя силы, ударил ребенка. По поводу возможности нанесения третьего удара был честно предупрежден. В общем, как говорят подростки, «он первый начал». И, надеюсь, он стал «заслуженным» не потому, что избивал детей?
– Да нет, – главный почесал свой выдающийся нос. – У него несколько иные достоинства. Ну… Ладно. Олег, нам тут всем интересно – зачем ты ездил на Кавказ?
– А разве Кавказ не входит в состав СССР?
– Почему? Входит.
– Так разве существуют ограничения в передвижении советских людей по советской стране – исключая, конечно, секретные объекты?
«Нос» хмыкнул.
– Я предупреждал, – подал голос Кердыев.
– Нам будет легче общаться, если я буду знать, с кем разговариваю, – заметил Белолобов. – Вы знаете, кто я, а я даже не имею понятия, как к вам обращаться.
– Проще простого, – ответил хозяин кабинета. – Я – Леонид Алексеевич, это, – он показал рукой на очкарика, – Вадим Русланович.
– Ну, – прервал их Олег, – а с третьим я уже и так знаком. Привет, Алиевич! – и поднял руку со сжатым кулаком, внутренней стороной. – «Рот Фронт», мир, дружба, жвачка! Не сердись за вчерашнее – голодный был, с дороги, уставший… А сейчас выспался, покормили – так что все нормально.
– Сволочонок, – прошипел сквозь зубы майор.
– Ну, а ребята, что за спиной, – продолжил арестант, – просто ребята. Правильно, Леонид Алексеевич?
– Правильно, – улыбнулся полковник.
– Леонид Алексеевич, почему я здесь?
– Мы чуть-чуть поговорим.
– Нет, не в этом кабинете – вообще, здесь, на Лубянке, в КГБ?
– Избиение ребенком трех милиционеров – не шутка…
– Я не убегал, не пытался скрыться, не отказывался отвечать на вопросы – а капитан Осипов приказал одеть на меня наручники, чтобы отвезти меня в отделение и там бить до потери пульса. Я спасал свою жизнь.
– Правда? – нахмурился Рашин. – Я не знал про наручники.
– Абсолютная правда. Я ему напомнил о наших законах, а так же посоветовал заняться спортом, ибо выглядел он не как советский офицер, а как лентяй-толстяк. А уж потом у меня состояние аффекта, беспорядочные махи руками – а они возьми, и попадай. Почему уровень подготовки ленинградской милиции столь низок? Разве это не более важный вопрос, зачем мальчишка, начитавшись книжек о путешествиях, махнул на Кавказ? А, Леонид Алексеевич?
– Ты загубил себе отличную юридическую карьеру, – подпер щеку рукой полковник. – Из тебя бы вышел адвокат на «пять с плюсом». Но с теперешней анкетой дорога в любой вуз тебе закрыта. И брату, спортсмену, отличнику, свинью подложил.
– В каком смысле? – спросил Олег, хотя внутри уже расцветал. – Его тоже в вуз не возьмут?
– Может, и возьмут. Но только в такой… технический какой-нибудь.
– А в Афганистан могут послать?
– В Афган не посылают! – взорвался Кердыев. – Туда едут только добровольцы! Но какой твоему брату Афган? Прадед – поп, на отца пишут на работе заявления об аморальном поведении, а младший брат – преступник! Попадет в армию – в лучшем случае доверят железную дорогу на БАМе строить!
– Йес! – арестант вскочил и победно вознес кулак. Тут же с улыбкою до ушей сел обратно.
– «Йес»? – недовольно переспросил хозяин кабинета. – Почему ты вдруг заговорил по-английски?
– Ну вы даете, – покачал головой Белый Лоб, – у вас тут повальная шпиономания и просто мания. «Зачем ездил на Кавказ, зачем говорил по-английски…» «Йес» – это молодежный сленг. Не просто «да», а выражение восторга, радость от события, так кричат, например, в спорте после финального свистка, когда твоя команда удержала победный счет. Ясно?
Рашин вдруг вынул белоснежный платок и отер лицо.
– Зачем ты ездил в Питер? – взвизгнул неугомонный Артур Алиевич.
– Зачем писатель Александр Грин после четырех классов гимназии сорвался в Одессу и поступил юнгой на судно? Драил палубу, работал, убирал, голодал, болел, терпел лишения, но стал матросом, и позже свой морской опыт в художественной форме изложил на страницах чудесных произведений «Алые паруса» и «Бегущая по волнам», которыми до сих пор зачитываются советские дети…
– Хватит Ваньку валять, – спокойно и твердо произнес Леонид Алексеевич. – Ты не производишь впечатления глупыша, который не понимает, что в двенадцать лет его не возьмут ни в мореходку, ни тем более на корабль.
– Кто-то говорил, что хочет на корабль? Я не Грин. Я просто хотел погулять по городу, увидеть море и почему-то – Ростральные колонны, о которых много читал.
Повисла долгая пауза. Вадим Русланович яростно что-то строчил в огромном блокноте, Алиевич ерзал на диване, то порываясь вскочить, то откидываясь всем телом на спинку, только охранники с начала разговора не изменили положения тел ни на сантиметр.
– Ла-адно-о, – растягивая слова, вдруг сказал Рашин. – Тогда о главном. Что ты имел ввиду, говоря о «десятках тысяч жизней пока еще советских людей»?