Усадьба с приданым

Снежинская Катерина

– Слушайте, господа хорошие, а ведь мы и вправду засиделись, – как по заказу ахнула Алла. – Второй час ночи, по домам пора. Сейчас только приберёмся…

– Люди! – прорезал ночной стрекот кузнечиков до тошноты знакомый вопль. – Люди-и! Скоре-е! Уби-или-и!

– Господи, боже мой! – учительница судорожно вцепилась в розы у себя на груди.

Тёма то ли вывалился, то ли неловко вылез из гамака, Колян неумело перекрестился почему-то по католически, двумя пальцами, а Добренко покрепче обнял Машу за плечи.

***

Пробиться внутрь

дома, украшенного гордой табличкой «Концтовары», оказалось делом непростым. Оно – дело, в смысле, – могло бы стать вовсе не осуществимым, потому что несмотря на позднее время, и двор, и крыльцо, собственно, как и сама легендарная площадь Ленина, были забиты народом разной степени одетости. Даже ребятня и та примчалась, правда, без велосипедов. В общем, по всему выходило: на самом деле приключился настоящий кошмар. И, конечно, ни один здравомыслящий мухловец своего места наблюдателя за очередным разразившимся Апокалипсисом по собственной воли не уступил бы.

Маша совсем уж было намылилась хорошенько локтями поработать, но дурные манеры не понадобились. Как ни странно, выручила Лиска, увязавшаяся смотреть на «убийство» вместе со всеми. Те, кто прибежал раньше, на вновь прибывших оглядывались с неудовольствием, ворча не слишком осмысленно, но сердито. Но в какой-то момент оборачивания приняли осмысленный характер. «Ветеринарша, ветеринарша» – дуновением прошёл по толпе шепоток и люди начали расступаться.

– Лиска, иди сюда! – заорали откуда-то из глубин дома. – Да быстрей, говорю! Он ж кровью изойдёт! Ну?

Саша оказался самым сообразительным и расторопным. Прицепив Марию за собой буксиром, он начал подталкивать мигом оробевшую и, кажется, мечтавшую смыться отсюда куда-нибудь подальше Лизу, пользуясь ей то ли как тараном, то ли пропуском. Мария Архиповна тоже теряться не стала, потащила Аллу, та ещё кого-то ухватила… Короче говоря, прошли.

А внутри местного канцтоварного магазина – он же расчётная касса – было действительно жутко. Нет, никаких погромов-разгромов не наблюдалось, неработающие банкоматы по-прежнему мигали лампочками и переливались рекламой – почему-то никто не догадался их выключить. И подставка с журналами месячной давности стояла на месте, и стеллажи с книгами, и витрины с ручками-карандашами уцелели. Вот только перед этими самыми витринами, прямо на истёртом грязноватом линолеуме лежал старичок-банкомат.

Упал он очень неудобно – Маша так и подумала, мол, неудобно ему – подогнув под себя одну руку, далеко вытянув другую, будто ползти пытался. Лицо его в свете слабенькой настольной лампы, а лишь она тут и светила, казалось лимонно-жёлтым, очки сползли, перекосились на переносице. Виском продавец словно прижимался к полу и из-под седых, пуховых прядок волос натекла тёмная лужица.

– «Скорую» вызвали? – громко спросила Лиска, решительно вставая рядом со старичком на колени и едва не угодив джинсовой брючиной в лужу.

– Вызвали, да когда они до нас ещё доскребутся, – ответил кто-то.

– А фельдшера?

Мария первый раз слышала, что в Мухлово ещё и какой-то фельдшер имелся.

– Да пьяный он, в запое. Будят.

Нет, кажется, настоящая медицина сейчас на помощь не придёт. Может, чуть попозже? Только вот у «банкомата» этого «попозже» в запасе было совсем немного.

– Аптечку, хоть автомобильную, – отчётливо скомандовала ветеринарша, снова превращаясь в совсем не Лиску. – Полотенца. Воду. И света дайте!

Народ вздрогнул, зашевелился, переместился, как готовый двинуться сель. Какой-то детина совершенно ретро-братковской наружности больно саданул Марию локтём в бок. Саша придержал его за плечо – Мельге подумала, её защищая. Вот только Добренко джентльменством был озабочен меньше всего.

– Привет, Андрюха, давненько тебя видно не было, – совершенно будничным тоном, словно вокруг ничего такого экстраординарного и не происходило, вывез дрессировщик. Браток вроде бы тоже удивился, глянул на Сашу, явно не узнавая, потом моргнул белёсыми ресницами раз, другой – узнал и совершенно точно хотел сказать что-то эдакое. – Пойдём, покурим, что ли? Без тебя тут разберутся. Пойдём, пойдём, позовут, когда надо будет.

Странно, но «бык», так ничего в итоге и не сказавший, послушно пошёл, понукаемый Добренко, ну и Маша, плавясь от липкого страха и жгучего любопытства, потрепала следом уже привычным хвостиком.

Далеко они не ушли, всего-то за книжные стеллажи – и дальше в дом, в аккуратненькую, чистенькую комнатку, совершенно точно принадлежащую старичку. Андрюха, не церемонясь, плюхнулся на купеческую кровать, обрушив подушечную горку с кружевной «накидушкой». Бугай то ли всхлипнул, то ли сопнул носом, потянул из кармана тренировочных штанов красно-белую сигаретную пачку, закурил, набычился, странно двигая складками на бульдожьем лбу.

– Вот как так-то, Сашка? – спросил у собственных остроносых лакированных ботинок. – Ну что за падла такая?

– Не менжуйся, – посоветовал Добренко, садясь верхом на венский стул с гнутой спинкой. – Найдём и уроем. Ты лучше расскажи, как оно вышло?

«Бык» снова сопнул-всхлипнул, глянул на Машу злобно, исподлобья, – Марии Архиповне нестерпимо захотелось раствориться в тенях – стряхнул пепел прямо на пол, на плюшевый истрёпанный коврик.

– Твоя? – спросил мрачно, мотнув бритой башкой в сторону Мельге.

– Моя, – не стал спорить дрессировщик.

– Ничё, фактурная, – оценил Андрюха. – Я ведь ему, понимаешь, только сегодня бабла подогнал. Прямо с утра и припёр, прикинь, Сашк!

– Много бабла-то было?

– Да прилично, штук на пять зеленью и рублями ещё. Да бумажки забыл, счета-фактуры там, то, сё. Ну, пришлось возвращаться к вечеру. В доме-то темно, ну, думаю, спит уж, старик. Я: «Бать, бать!», а он не отвечает.

– Спокойно, Андрюх! – Саша очень по-мужски, прям брат брату – или братан братану, что ли? – положил руку на плечо «быку», потряс тихонько.