Ущелье дьявола
Шрифт:
Она с дрожью смотрела на деревянные украшения стены, не зная, откуда он появится. Ей казалось, что он сразу выскочит со всех сторон. Она чувствовала себя как бы окруженной этим невидимым врагом, и за дубовыми украшениями стен ей слышались тысячи шагов. Но стена оставалась немой и неподвижной.
— Никто не идет, — сказал барон, подождав две-три минуты.
— Подождите немного, — сказала Христина.
Все еще продолжая трепетать, она села и не сводила глаз со стены. Но прошло около четверти часа, а стены все не двигались.
— Христина, тебе это либо приснилось, либо этот человек солгал тебе! — сказал барон.
Христина, вся сияющая, встала с места и радостно, глубоко вздохнула.
— В самом деле, вы, кажется, правы, папа! — воскликнула она. — Я совсем рехнулась. Как можно до такой степени трусить! Как могла я поверить, что Самуил пройдет сквозь стену? Нет, конечно, он не придет. Он просто сказал это, чтобы поразить мое воображение, чтобы убедить меня в том, что он всегда тут, рядом со мной, чтобы я постоянно ощущала его около себя, что бы я ни делала, вообще для того, чтобы я каждую минуту была занята им и думала о нем. Он, разумеется, рассчитывал на то, что я никогда не прикоснусь к этой пуговке. А вот теперь, когда я случайно к ней прикоснулась, вся его ложь и обнаружилась. О, боже, как я рада! Благодарю вас, папа, за то, что вы меня надоумили.
Радость ее была до такой степени простодушна и искренна, что барон сразу почувствовал себя и тронутым, и разуверенным.
— Ты доброе и чистое создание, дитя мое, — сказал он, взявши ее за руки. — Если я, сам того не желая, обидел тебя, прости меня.
— О папа!..
В эту минуту слуги, которых Христина посылала искать Юлиуса, вернулись и указали, что они обошли весь лес, но нигде его не встретили.
— А в котором часу Юлиус обычно возвращается с охоты? — спросил барон.
— Да как сказать? К вечеру, часов около шести, — ответила Христина.
— Значит, надобно ждать его еще два или три часа! — сказал барон. — Придется потерять целый день… Жаль… Но ничего не поделаешь. Дай мне, пожалуйста, бумаги, перо и чернил. Мне надо кое-что написать. Как только Юлиус вернется, ты сейчас же дай мне знать.
Христина устроила барона в библиотеке Юлиуса и ушла.
Начало уже смеркаться, а Юлиуса все еще не было. Барон вошел в ту комнату, где была Христина. Не прошло и минуты, как она вдруг испустила пронзительный крик. Одно из стенных украшений вдруг двинулось, повернулось, за ним открылся проход, и появился Самуил Гельб.
В первую минуту Самуил увидел только белое платье Христины и не заметил барона, сидевшего в тени. Он подошел к Христине и приветствовал ее с холодной и элегантной учтивостью.
— Извините меня, сударыня, — сказал он. — Раньше я не мог явиться на ваш призыв. Я, вероятно, очень опоздал, — быть может, на несколько часов, пожалуй, на целый день. Я был в Гейдельберге. По возвращении в Ландек, я по положению сигнального звонка увидал, что вы меня звали, и вот я явился. В чем я буду иметь счастье быть вам полезным? Но прежде всего, позвольте поблагодарить вас за то, что вы обратились ко мне.
— Вас вызвала не Христина, а я! — сказал барон, поднимаясь с места.
Самуил не мог сдержать внезапной дрожи, так сказать, физического изумления. Но его мощная воля мгновенно подавила это волнение.
— Барон Гермелинфельд! — воскликнул он. — Великолепно. Имею честь приветствовать вас, г-н барон.
Потом, повернувшись к Христине, он сказал:
— А, так вы затеяли со мной такую игру, сударыня? — При этих словах он улыбался горькой улыбкой и влил в них всю свою обычную иронию. — А, так вы расставили мне ловушку? Хорошо, пусть будет так! Увидим, кто в нее попадется — волк или охотник.
— Вы осмеливаетесь продолжать свои угрозы? — вскричал негодующий барон.
— А почему же нет? — спокойно возразил Самуил. — Разве я утратил все выгоды своей позиции из-за того, что явился сюда с таким доверием? Мне кажется, совсем наоборот.
— Вы так думаете? — насмешливо спросил барон.
— Очевидно, так, — сказал Самуил. — Прежде всего, мужчина против женщины! Можно было сказать, что я злоупотребляю своей силой против ее слабости. Но теперь против меня оказываетесь вы оба. С другой стороны, примите в расчет то, что я оставил графиню в покое и решительно ничем не раздражал и не вызывал ее. Спрашивается, кто же нарушил перемирие, я или она? Кто возобновляет войну? И вот я считаю, что у меня теперь вполне развязаны руки. На мою долю пришлась выгоднейшая роль. Я благодарен вам за этот вызов.
Христина бросила на барона взгляд, которым, казалось, хотела выразить: ведь я вас предупреждала об этом.
— А если это так, — продолжал Самуил, — я скажу вам то же, г-н барон, что говорил графине: что вам угодно от меня?
— Я хочу дать вам полезный совет, милостивый государь, — ответил барон Гермелинфельд суровым и угрожающим тоном. — До сих пор я против вас пускал в ход снисходительность и убеждения. Но эти средства не имели успеха. Теперь я уже не прошу более, я приказываю.
— А, — отозвался Самуил. — И что же вы приказываете? И почему вы приказываете мне?
— Узнаете ли вы вот это, милостивый государь? — спросил барон, показывая Самуилу платиновую бутылочку, которую ему передала Гретхен.
— Эту бутылочку, — сказал Самуил. — Знаю ли я ее? Да и нет. Не знаю… может быть.
— Милостивый государь, — проговорил барон Гермелинфельд, — строго говоря, я обязан немедленно сделать донос о совершенном вами преступлении. Вы понимаете, что меня останавливает. Но если вы не избавите раз и навсегда мою дочь от ваших чудовищных угроз, если вы сделаете хоть один жест или скажете одно слово против нее, если вы не употребите все старания для того, чтобы исчезнуть из ее жизни и из ее мыслей, то клянусь богом, что я отложу в сторону всякое снисхождение к вам и воспользуюсь страшной тайной, которую знаю. Вы не веруете в божественное правосудие, но я заставлю вас поверить в правосудие людское!
Самуил скрестил руки и стал над ним издеваться.
— А, вот как! — сказал он. — Вы это сделаете? А ведь ей богу, это было бы преинтересно, и мне хотелось бы посмотреть на это. А, так вы обещаете, что заговорите? Ну что ж, тогда и я тоже заговорю? Вы думаете, что мне нечего сказать. О, вы ошибаетесь! Обмен речей между обвинителем и обвиняемым обещает быть весьма поучительным. А у меня есть кое-что сказать, слышите? Обвиняйте же меня, и ручаюсь вам, что я ничего не буду отрицать. Совсем напротив.