Ущелье
Шрифт:
– А ты?
– Разозлилась я на нее и схватила вилы. Я как раз сено на дворе сушила, да переворачивала. Швырнула их в забор. Она враз и сгинула.
– Правильно сделала, – задумчиво произнесла Авдотья.
– Оно так. Да все равно, тошно мне. Утешь. Скажи, что у Николы все хорошо.
– Не буду ничего говорить. Сама посмотри, – ведьма пододвинула ей чашку.
Галя наклонилась над глиняной кружкой и расцвела.
– Вот же он мой гарный хлопчик. Гляди. Сидит где-то за столом. Еды навалом. И Грицко рядом. Так и уплетает за обе
– Теперь довольна? – ведьма отодвинула от нее кружку.
– Да, матушка. Возьми подарочек. Туточки яички. Сметанка опять же свежая.
– Говорила уже, возьму, когда вернется, – Авдотья поднялась и почти вытолкала настырную бабу на улицу.
– Ма, а почему вы яичек хоть не взяли? – широкое лицо Маланьи высунулось из спаленки.
– А ты иди сюда. Да посмотри сама.
Дочь, так же тяжело ступая как мать, подошла к столу. В кружке виднелся лес. В нем темноглазая черкешенка обнимала Николу.
Она откинула на спину тяжелые косы и сделала шаг к нему.
– Меня зовут Захрет, – тихо сказала красавица. – Я младшая дочь бея Исмаила.
– Зачем звала? – поинтересовался Никола.
– Предупредить хочу. Не верь отцу. Не люди они, а звери. Заманят вас в лес и убьют. Ограбят. Тем и живут. Оттуда все богатство бея.
– Почему я должен тебе верить? – пожал плечами Никола.
– Нравишься ты мне, – черкешенка в два шага оказалась рядом с казаком и бросилась ему на шею. – Очень нравишься.
– Погодь, – растерявшийся Никола попытался мягко отстраниться.
– Возьми меня женой. Укради, – продолжала жарко шептать девушка, обвивая его шею руками.
– Да женат я, – казак увернулся от поцелуя.
Не то чтобы черкешенка ему не нравилась. Но уж слишком бурным был ее напор.
– Ну и пусть, – руки девушки спустились ему на грудь, прошлись по широкому воротнику свитки и добрались до пуговиц. – Я буду второй, третьей женой. Наши законы дозволяют.
Никола хотел ответить, что у них законы совсем другие. Но глаза девушки были так близко. Она так нежно, так умоляюще смотрела на него. Его сердце дрогнуло.
– Мы бросим все. Уедем прямо сейчас, – красавица справилась с пуговицами и свитка распахнулась. Рушник лежавший за пазухой, упал под ноги Николе.
– Что это? – девушка отшатнулась, отступая назад. Будто не рушник, а пес цепной неожиданно встал между ней и казаком.
– Это, – Никола никак не мог найти подходящее слово. Мысли спутались в голове, как нитки в клубок.
– Не помешал? – голос Грицко щелкнул плетью.
– Андрюха, ты?
– А то кто ж, – казак подошел, провожая взглядом, убегающую в лес черкешенку. Он поднял рушник и протянул его другу. – На и застегнись. А то хозяева наши подумают чего.
– Она сама, – сказал Никола, исподлобья глядя на Грицко. – Богом клянусь, у меня и мыслей никаких не было.
– А я че всегда вам говорю. Бабы сами все решают. И мыслей сразу никаких. – Грицко хлопнул друга по плечу. – Пойдем, я тебя
Писарь пробирался по редкому лесочку за мостом поминутно оглядываясь по сторонам. Он то ли искал кого-то, то ли прятался от чего-то.
– А вот и наша дорогая потеря, – сказал кто-то рядом.
Писарь закрутил головой, стараясь найти источник звука.
– Здесь я. Поди поближе, – прозвучало сразу с нескольких сторон.
Горное эхо плясало вокруг, насмехаясь над худым прихрамывающим человечком.
– Прости ты меня за ради бога, – от страха Антип опустился на колени и закрестился, – не со зла я, исключительно с испугу.
– Нашел время бога поминать, – перед носом писаря появились черные сапоги из дорогой мягкой кожи.
– В таких сапогах не по лесу ходить, а на коне гарцевать, – подумал Антип.
– Ты вставай, милейший, если пришел, – поручик или черкес или черт его знает, кем он был, протянул руку в белой перчатке.
Писарь ухватился за нее, поднимаясь.
– Ручки то у вас холодные. Небось, продрогли в лесу, – подхалимски произнес он.
– Мне теперь всегда холодно, – неожиданно искренне и тоскливо сказал поручик. Синяя форма драгуна в ночи выглядела почти черной. – Одна радость – ее увидеть. А ты мне мешаешь это сделать, – прорычал он, хватая казака за горло.
Писарь обеими руками вцепился в запястье поручика. У него все прыгало перед глазами и оттого смуглое лицо стоящего перед ним человека преображалось, становясь то клыкастым, то рогатым, то вовсе бледным с отвислыми губами, как у покойного дьяка, которого на днях хоронили в станице. Внезапно, поручик отпустил его, как кошка, наигравшаяся с добычей.
– В следующий раз убью, – произнес он.
– Не будет следующего раза, клянусь, – писарь сделал неуклюжую попытку перекреститься. Но вовремя опустил руку, понимая с кем имеет дело. – Я того, лошадей как отравил, испужался очень. Сам не знаю с чего. Не пойму, кой бес меня наверх понес …
– Хватит, – жестко прервал поручик. – Ты деньги получил, а не отработал толком.
– Отработал, – закивал головой писарь, – вот, что я принес, – он полез за пазуху и, достав бумагу, сунул ее в перчатку поручику.
– Что это?
– Нам карта была дадена, в какое место идти. Я эту карту-то и перерисовал.
Поручик поднес бумагу к лицу. Пробурчав что-то сердитое, он спросил: – А там что делать будете?
– О том написано в специальном конверте под нумером пять. Его господин старший помощник атамана хранит как зеницу ока, – писарь замолчал, ожидая реакции на слова.
– Хватит юлить. Чего хочешь? – презрительно скривил губы поручик.
– Денежков еще. Я бы отсюда уехал. Климат гнилой. Людишки поганые. И не только трактир, а постоялый двор открыл. Ведь всю жизнь на службе, а в кармане вошь на аркане, – хитрый писарь пустил слезу, утирая ее кулаком.