Ушедшее лето. Камешек для блицкрига.
Шрифт:
— Да все нормально, только вот люди не понимают, почему красноармейцы без оружия.
— Этот вопрос уже решен. Вечером, будут вооружены. Вы вот скажите мне, старшина...
Я отвел его на обочину, и показал на берег:
— Здесь берег топкий, или нет?
— Здесь да, весной все затапливается, да и летом вода неглубоко. Здесь и, не строят поэтому, что чуть копнешь, и уже вода.
— А на острове?
— Остров из глины, да и берега высокие, там сухо.
— Спасибо вам, товарищ старшина. Тут остается младший лейтенант Хохлов, в случае чего обращайтесь. И кстати я, приказал снимать бревна с моста, так что не мешайте.
— Да не можно это! — Возмутился старшина, но перехватив удивленный
Я закурил, задумчиво повертел в руке коробок спичек, на котором многострадального буржуина лупили снопом хлеба, спрятал его в карман, и, смотря в глаза старшине, веско сказал:
— На будущий ледоход, нас, состояние моста волновать не должно. Вернее, его разрушение. Поверьте, старшина, я знаю, о чем говорю. И в обкоме тоже знают, так что не переживайте. А в НКВД сам сейчас заеду...
Пройдя весь мост навстречу людскому потоку, ничего кроме стыда уже не чувствовал. Нет, никто мне не сказал ни слова, но в глазах встречных ясно читался вопрос: «Почему?» Почему, весь такой красивый и военный, здесь, а не на фронте? Почему Красная Армия отступает? Почему люди должны бросать все нажитое и уходить? Что бы я мог ответить людям? Что мы еще вернемся, что со мной только двести практически необученных людей в возрасте, что патронов нет, и много еще чего можно найти в свое оправдание. Но я шел молча, старательно избегая глядеть людям в глаза. Мы все, в военной форме, виноваты. Виноваты, потому что клялись защищать этих людей, несмотря ни на что, и ни на кого! Только потом мы сможем завоевать право, смотреть людям в глаза, а сейчас остается только терпеть. С таким настроением сел в машину, и хмуро сказал водителю:
— Поедем в НКВД.
Завывая двигателем, «Газон» выполз на берег и, выбравшись на брусчатку площади, добавил прыти. Дорога была короткой, оказывается, НКВД располагался недалеко от обкома, в том двухэтажном доме, где в моем времени устроился магазин стеклозавода «Неман». Уже выйдя из машины, я обернулся и, наклонившись, спросил:
— Павел Васильевич, вы обедали?
— Ты командир, не боись. У старого шофера всегда «тормозок» найдется, — усмехнулся водитель.
— Так не пойдет, — возразил я. — Возвращайтесь к переправе, и скажите, что приказал вас накормить. Потом, ожидайте меня там.
— Как скажете.
Развернувшись, «ГАЗ-А» покатил обратно, а я, собрав складки гимнастерки сзади под ремень, критически посмотрел на запыленные сапоги, но где я их почищу? Дверь открылась, мягко и бесшумно, и я столкнулся со спешившим куда-то милиционером. Мы, отпрянули в стороны, и я узнал бывшего начальника НКВД.
— Товарищ старший лейтенант, — я внимательно посмотрел на цвет петлиц. — милиции. Здравия желаю!
— О, товарищ Листвин! — обрадовался Заяц. — А я как раз собрался кого-нибудь из вас искать. Пойдемте ко мне в кабинет, все равно, Строкова нет.
Мы прошли в кабинет, с табличкой на дверях «Заместитель начальника НКВД БССР по Полесской области», и я плотно закрыл за собой обитую кожей дверь.
— К нам поступил сигнал, что ваши бойцы разбирают мост. Что, вы творите? — с места в карьер начал Заяц. — Если бы не знал, кто вы, я бы отправил дежурный взвод с приказом прекратить немедленно! Эвакуация еще продолжается, а вы мост рушите!
— Вас неправильно информировали. По моему приказу, красноармейцы снимают только бревна с ледозащитных быков. Сам, мост, пока в целости и сохранности, и мы будем защищать его до последнего.
— А зачем быки разбирать!? — По инерции возмутился милиционер, но потом вспомнил, и со злостью махнул рукой: — А, чёрт!
В чувствах, он выхватил папиросу из пачки и закурив, глубоко затянулся:
— Сколько дел, сколько всего навалилось а тут еще и ваши проблемы! Людей забирают, скоро самому придется в наряд ходить! Ладно, хорошо, что вы, сам пришли, и вопрос закрыли. Значит вы, обещаете, что мост будет цел.
Я пожал плечами:
— Сделаю все, что могу. Но, против бомбардировщиков, ничего не смогу сделать. У моих бойцов, только винтовки, и пулеметы, которые еще не знаю, как использовать.
— Знаю. Ну ничего, придумаете как. Если, нужна будет помощь, обращайтесь. И, еще неофициально предупреждаю, завтра мы к вам внезапно приедем, вместе с обкомовскими. А, вот зачем, не скажу. — Товарищ старший лейтенант милиции ехидно улыбнулся.
— Разрешите идти, товарищ старший лейтенант милиции? — Я улыбнулся в ответ, и встал.
— Идите.
Выйдя из здания, и найдя тенёк, решил покурить. Все-таки, июль месяц, на солнышке припекает. Затягиваясь дымком, крутил в голове мысли, про пулеметы. В «Максим» из укрепрайона, это сила, утяжеленный ствол, крепления для шлангов принудительной подачи воды. Эх, где бы, мотопомпу найти, и все пять стволов на ПВО, пока. Ладненько, мотопомпой, озадачу Абрамзона, заодно пускай и сварочный аппарат ищет. Станки будем делать, пока стационарные, а потом придумаем, что-нибудь. Кстати, надо склады проверить, чего-то наш зампотыла, наверняка уже нахимичил. Выбросив догоревшую папиросу в массивную урну, пошел к реке.
Ничего, у реки не изменилось, только у котлов выстроилась небольшая очередь из эвакуированных. Подбежавший ко мне сержант, сразу же доложил:
— Все красноармейцы накормлены, командир роты распорядился кормить желающих.
— Все правильно, сержант. Где мой водитель?
— Возле воды. Позвать?
— Да вызовите. И, передайте командиру роты, чтобы продолжал выполнение моего приказа, с НКВД все улажено.
— Есть!
Сержант, быстро ушел, а я прислонился к машине, и стал рассматривать площадь Ленина. Смотреть на людей было выше моих сил. Сама площадь была гораздо больше, чем в мое время. Застройки было мало, двухэтажное кирпичное здание обкома, несколько деревянных домов, облагороженных бараков, тоже в два этажа, и на самом берегу небольшое здание с открытой верандой. И брусчатка под ногами, когда-то чистая, а сейчас засыпанная песком, и заляпанная коровьими лепешками.
Подошедший Васильевич гордо продемонстрировал мне пару плотвичек, потом закинул их в холщовую сумку, и стал заводить свой пепелац. Обрусевшее чудо американского автопрома двадцатых годов заводиться не хотело, но против национального чуда — «кривого стартера» с какой-то матерью, сделать ничего не смогло. Сев рядом с водителем, попросил его ехать к железнодорожному мосту, и продолжил рассматривать город. Газончик бодро скакал по мостовой, поднимаясь в гору, а на домах менялись крыши. Если возле площади крыши домов были гонтовые, мелькнули даже пару крашенных, явно металлических, то ближе к окраине все чаще встречались потемневшие от дождей, соломенные, и даже камышовые. «Интересно, где они камыш взяли? Наверное, с озер возили» — размышлял я, пока машина пылила уже по грунтовке. Мы ехали к станции Полесской. Неизвестно, какими резонами руководствовались инженеры-путейцы девятнад-цатого века, но железная дорога, старательно обходила город по большому кругу, и от города до станции было больше пяти километров. Впрочем, доехали мы быстро, и проскочив мимо кирпичного домика станции покатили к реке. Станция, была не единственным большим зданием, вот показались длинные цеха мебельной фабрики, которые были на удивление тихи. Не дымила большая труба кочегарки, безжизненно замер на путях, небольшой паровозик, и везде лежали штабеля леса. Милиционеры у ворот, проводили нашу машину заинтересованными взглядами, но тем и ограничились. Васильевич повернулся ко мне: