Ушедшее лето. Камешек для блицкрига.
Шрифт:
— Тихо-о-о...
Шальная муха, взревев бомбардировщиком, тут же вылетела в окно. Все проводили её взглядом и вопросительно уставились на меня:
— Так, комбата повезет старший сержант Коробочко. Заодно, Эстер Шлемовна, попросите коллег поделиться литературой. Теперь, по караулу. Товарищ младший лейтенант! Это приказ, необходимо оборудовать стрельбище, а нагружать сменившихся нельзя. Отправьте два отделения на железнодорожный мост, там, думаю, работы много не будет. Остальные — на автомобильный. Работы на острове ведите по мере возможности, но мера
Никто не мог оценить этой классической фразы, но зампотылу занервничал.
— Присаживайтесь, Моисей Самуилович. Говорить будем, как два немолодых человека, многое повидавших.
От такого приглашения сержант совсем сник и смог только робко притулиться на краешке стула.
— Печать сделали? — для затравки поинтересовался я.
— Нет, товарищ старший лейтенант. В милиции сказали подождать до завтра..., уже до сегодня.
— Хорошо, — согласился я, — Подождем, все равно мы сейчас махновская банда, а не боевая часть.
— Какая махновская банда? — Абрамзон даже поднялся со стула.
— Ну, ладно. Не нравятся махновцы, пусть будет банда Булак-Булаховича. Товарищ Абрамзон, Моисей Самуилович, вы же на всей бумажной канители не одну собаку съели. Смотрите сами, — я отхлебнул чаю, и продолжил артподготовку, — Присягу бойцы не приняли, печати у нас нет, знамени тоже нет, документов у красноармейцев нет. Зато все вооружены, стрелять, правда, не умеют, но штыки блестят. О! Доведите до всех бойцов, что утеря штык-ножа будет приравнена к утере оружия, а то вещь хорошая, в хозяйстве пригодится.
Товарищ сержант немного расслабился, готовый поддержать мои жалобы на неуютное мироустройство, но я задал ему коварный вопрос:
— А что у нас с продовольствием?
— По нормам обеспечены на полгода. Но все мясо в консервах, поэтому я хотел просить вас выделить людей с бредешком походить.
— Эт-то отлично, — протянул я, и наконец-то нанес смертельный удар, — А сколько у нас спиртного?
— Так оно же нам не положено! — все-таки вскочил Абрамзон, но посмотрев на меня снова сел, — Ну есть маленько, на всякий случай.
— Странные у вас понятия о «маленько». Если полтонны спирта это маленько, то сколько же надо, чтобы сказать просто «нормально»? Похоже, что таких цифр в природе не существует.
Бедный зампотыла открыл рот для оправдания, но в этот момент ожил репродуктор. Сводка не радовала, но и сильно не огорчала — идет война:
«В течение ночи на двадцать третье июля наши войска продолжали упорные бои на ПЕТРОЗАВОДСКОМ, ПОРХОВСКОМ, СМОЛЕНСКОМ И ЖИТОМИРСКОМ направлениях.
На остальных участках фронта чего-либо существенного не произошло.
Наша авиация действовала по мотомехчастям противника и его аэродромам. В ночь на двадцать третье июля наша авиация уничтожила тридцать девять самолётов противника в воздушных боях и при налёте на его аэродромы подожгла самолёты, количество которых уточняется. Наши потери семнадцать самолётов.»
Я кивнул на репродуктор:
— Вот видите, там сражаются люди, упорно сражаются, погибают, а мы тут спирт считаем. Закончим с этим. Спирт оприходовать, в дальнейшем выдавать по накладным. Если, конечно, возникнет потребность, учить я вас не собираюсь. Теперь поговорим о нужных вещах.
Минут за десять, я объяснил Абрамзону необходимость поэмы про пулемет и как сделать треноги для пулеметов. Сержант немного помялся, но все-таки выдавил из себя:
— Товарищ старший лейтенант, я вас не подведу. Но для копировки нужен спирт. Ну, вы понимаете...
— Моисей Самуилович, о чем разговор? Надо — значит надо, но только проведите это все по документам. Как, куда, не знаю. Для меня бухгалтерия сродни колдовству, но не надо думать, что война все спишет. Наш контроль вы знаете лучше меня, так что хоть на протирку патронов, но спирт должен быть списан по документам!
— Да нет, — обиделся Абрамзон, — Мне действительно нужен спирт для копирования на гектографе.
— Все, все. Но не забудьте про печать батальона. И подумайте про телефонную связь с постами. Сидим тут, как на диком острове! Ох, как много еще надо сделать!
Сержант встал:
— Разрешите идти, товарищ заместитель командира батальона?
— Идите, — я вспомнил подходящую цитату и, улыбнувшись продолжил: — И не грешите...
Подозрительно посмотрев на меня, Моисей Самуилович открыл дверь, и в неё тут же заглянул дневальный:
— Товарищ старший лейтенант. Вас начальник медслужбы просит подойти к машине.
— Иду. — Я надел фуражку и вышел из канцелярии.
Лежащий в машине Шнитко тяжело дышал и говорил короткими фразами:
— Вот как получилось. Алексей Юрьевич. Думал что выдержу. Простите. Не поминайте лихом.
— Перестаньте, Архип Иоанович. В госпитале вас быстро на ноги поставят. Вы еще покомандуете.
— Не надо. Принимайте. Батальон. — Капитан поморщился, и Коробочко стоящая неподалеку возмутилась:
— Его надо срочно везти в госпиталь!
— Вы правы, товарищ старший сержант, —ответил я медичке и, повернувшись к машине, козырнул комбату. Потом повернувшись к водителю, негромко попросил: — Павел Васильевич, очень прошу вас, довезите...
Зубрицкий строго посмотрел на меня и только кивнул. Он был одет в новенькую форму и даже без петлиц выглядел более военным, чем все мы.
Мягко переваливаясь на трещинах и выбоинах старого бетона, машина скрылась за углом казармы, а я вернулся в кабинет. Достав из сейфа план завода, стал просчитывать, куда ориентировать стрельбище. Впрочем, меня опять отвлекли. На этот раз постучавшийся красноармеец выглядел озабоченным: