Ушкуйник
Шрифт:
После недолгой осады прошла неделя, жители успокоились, и жизнь вернулась в своё русло. Снова Михаил в поход за товаром отправился. Памятуя о татарах, плыли осторожно, к своему берегу прижимаясь да по сторонам поглядывая — не мелькнёт ли чужой? Однако — обошлось.
Так они дошли до Нижнего. На пристани народ шумит — ярмарка на берегу торгует, разве что поменьше стала. И первой новостью было — татары стороной пошли, на Москву или Владимир. Покупателей, как и продавцов, поубавилось, но Михаилу удалось свой товар выгодно пристроить у оптовиков и, в свою очередь, самому закупиться. Всё успел за два дня. Обрадовался — как
Добрались они до знакомой стоянки, пристали, ушкуй верёвкой за дерево привязали. Дальше — по накатанному: костёр, кулеш, ужин — и на боковую. Дежурного выставили — как без него? Только не помог дежурный.
В середине ночи проснулся Михаил от какой-то возни. Глянул в освещенный костром круг — а там двое чужих Капитона ножами добивают. И непонятно в скудном свете тлеющих дров — разбойники это или татары?
Подхватился Мишка, заорал: «Тревога!» Схватился за саблю, что рядом с собой положил, выхватил её из ножен, в два приёма чужаков настиг. Одного с лёту поперёк спины ударил — с потягом, как Митрофан учил. Увернулся от удара ножом, резанул второго по шее.
Корабельщики вскочили и кинулись на ушкуй — за топорами. А из кустов человек семь чужих вывалились. Видать, те двое дежурного должны были тихо снять, остальные же в кустах прятались до поры до времени. Столкнулись чужаки и корабельщики между костром и береговым урезом. Теснят чужаки, а у корабельщиков и пространства нет никакого: шаг назад — и вода. Крики, ругань, звуки ударов. Хрясь! Это Трофим топором череп нападавшему проломил. А рядом Никанор застонал, получив удар сулицей в грудь. Стоял, качаясь, но видно было — не жилец.
Михаил крикнул Павлу:
— Ушкуй уводи, я отобьюсь!
Он упал на землю, ударив саблей по ногам нападавшего, перекатился в сторону и перерубил верёвку, удерживающую ушкуй. Судёнышко стало медленно отходить от берега. Павел замешкался на берегу, отбиваясь от нападавшего. Михаил прыгнул вперёд и ударил того саблей в бок.
— На судно!
Павел бросил топор в чужака и прыгнул на ушкуй. Зацепился за борт, подтянулся и влез на судно. Краем глаза успел Михаил увидеть, как Павлу удалось на ушкуй взобраться, потому как специально глядеть некогда было. Оставшиеся в живых трое чужаков — да тати они! — начали медленно подходить к Михаилу. Видели саблю в его руках, опасались. А у Мишки пот глаза заливал. Он понимал: сейчас того, что слева, бояться надо, у него сулица в руках — короткое копье.
Тать сделал выпад, Мишка отбил. Второй выпад — приказчик шагнул назад, упёрся спиной в наклонный ствол берёзы. Чужак ощерился. Видя, что отступать Мишке некуда, сделал ещё выпад. Мишка развернулся на месте, и лезвие сулицы прошло по его животу, вспоров рубаху. Но и сам он успел рубануть саблей нападающего по животу. А справа уже другие двое кинулись, грозя изрезать ножами.
Отпустил Мишка саблю, оставив её торчать в чужом брюхе, оттолкнулся ногами и упал спиной в воду. Дыхание сперва перехватило, потому как открытым ртом воды хлебнул. Вынырнул, вдохнул воздуха, закашлялся, отплёвывая воду.
На берегу метались двое татей, обшаривая своих убитых товарищей и тела корабельщиков. Не проснись Мишка вовремя, сейчас бы уже все ушкуйники мёртвыми лежали. Счёт, конечно, в пользу вятичей. Нападавших
За такими думами Мишка как-то о себе и забыл. А ведь и у него положение незавидное: не то что ушкуя или там коня — даже лодочки-долблёнки нет. Стало быть, пешком идти надо, а это ой как не близко! Из оружия только — он ощупал пояс — два ножа: обеденный и боевой. Денег вовсе нет.
Сапоги набрали воды и тянули на дно. Избавиться от них жалко. Мало того что стоят недёшево, так ещё и идти далеко, босиком все ноги собьёшь. Отсвет костра уже давно пропал позади, в темноте ночи, и Мишка решил выбираться на берег. Он начал забирать влево, пока ноги дна не коснулись. Оскальзываясь и хватаясь руками за траву, вылез на берег. Отдышался, прислушался. Никаких настораживающих звуков, только ночные птицы ухают да верещат.
Он разделся, одежду отжал, из сапог воду вылил, снова оделся. Ночью идти не рискнул, решил оставаться на месте до утра. Посветлу идти проще, да и врага — случись он — заметить можно, в кустах укрыться.
Мишка свернулся калачиком под ивой. Мокрая одежда не грела, от реки тянуло сыростью. Короткое лето в вятских краях, прохладное. На ярмарке купцы, в дальние страны ходившие, сказывали, что зимы там вовсе не бывает и снега сроду никто не видел — круглый год тепло. Вот благодать-то! Печку зимой топить не надо, валенки да тулупы не носить, разные ягоды-грибы небось всё время собирать можно. Попасть бы туда, хоть одним глазком глянуть!
Он потихоньку согрелся и заснул. Проснулся от того, что солнце через листву в глаза светить стало. Мишка подхватился, вскочил, осмотрелся. Лицо в реке умыл, напился и по берегу — вперёд, к родным краям.
Шёл он, поглядывая на реку — не видать ли где знакомого ушкуя? Может, не уплыл Павел далеко, его дожидается? Нет, не видать — чиста водная гладь. Так он шёл, поглядывая то на реку, то вперёд.
Неожиданно появилась тропинка — выбежала слева из кустов и вдоль реки потянулась. Насторожился Мишка: раз тропинка есть, значит, и люди по ней ходят. А вот добрые ли они? Хотя и грабить-отбирать у него, кроме сапог да ножа, нечего.
Сошёл с тропинки Мишка, меж кустами пошёл. А через версту мачту у берега узрел. Проглядеть её запросто можно было, да река судёнышко покачивала, и мачта то влево, то вправо наклонялась.
Подходил к нему крадучись, чуть ли не ползком. Судёнышко и в самом деле оказалось ушкуем, и стояло оно в небольшом затоне — вроде озерка, связанного с рекой узкой протокой. Берега заросли камышом, с реки затон и не увидишь.
Последние сажени Мишка прополз на животе. К радости своей, увидел знакомый ушкуй. После стольких ходок Михаил отличил бы его от других с закрытыми глазами. Только где Павел? Мишка встал, осмотрелся. Не видно кормчего. Покричать, что ли? А вдруг враги рядом?
Михаил подошёл по берегу к корме ушкуя, перепрыгнул на палубу. Судёнышко качнулось. Он присел на борт, открыл люк и заглянул в глубокий трюм. Тюки и узлы с товаром были на месте. На душе стало легче — хотя бы товар цел. Мужиков-корабельщиков жалко, вся команда, кроме Павла, полегла. Да и то — не толкни Михаил Павла к ушкую, ещё неизвестно, остался ли он жив.