Ушкуйники Дмитрия Донского. Спецназ Древней Руси
Шрифт:
По голосу князя, в котором явственно чуялась ласковая насмешка, Горский понял, что случившееся не во гнев легло Дмитрию Ивановичу, и потому ответил в лад ему:
– Грешен, княже, каюсь!
– Ага, согрешил: накрошил да и выхлебал! А хитер Мамай, – князь оборотился к неразлучникам своим – Боброку и брату Владимиру, – глядит лисой, а пахнет волком!
– Ничего, на Руси не все караси, есть и ерши! – задорно отозвался Серпуховской.
– И еще одно присловье не худо бы напомнить клятому кумыснику, – мрачно отмолвил Боброк. – Не хвались, идучи на рать! Говоришь, велика сила у Орды?
Он глянул на Горского.
– Толикое количество воинства на одном месте не
– Слышно, все латынское отребье сбивали в те полки, – презрительно сплюнул Владимир Андреевич. – Однако войско сложилось не худое.
– Ничего, наши пешцы им бока-то обломают! – Дмитрий Иванович усмехнулся: – Озвереют мужики-то, что не дали жатву свалить!
– Русский терпелив до зачина, – поддержал князя Боброк. – А уж коли возьмет в руки рогатину да упрется… Токмо поберечь надо будет пешцев на рати от конных напусков, чтоб не посекли стрелами до времени.
– А сторожевой полк на что? – вмешался Серпуховской. – Слава Богу, добре ведома ордынская повадка! Живым щитом укроем пешцев до сечи.
– Вот в сторожевой и пойдешь! – припечатал ладонь к столешнице великий князь. – А покуда быть тебе снова в Диком Поле – надо сакмагонов покрепити.
– Да не спеши. – Дмитрий Иванович махнул рукою на вскочившего было Горского. – Со второю сторожей отправишься. Дозволяю неделю дома побыть. Да с закадычником своим, с Поновляевым, попрощайся – отправляю его назавтре на родину вашу. Обещал Господин Великий Новгород подмогу. Вот Миша то войско и приведет…
Не все сказал Горскому Дмитрий Иванович, ибо особая надежда была у него на Поновляева. Не каждый сумеет обуздать упрямых вечников и направить их по нужному пути. А путь для них великий князь назначил излиха непростой. Должны соединиться новгородцы с полками братьев Ольгердовичей – Дмитрия и Андрея – и идти украйной русской земли, сторожа движение ратей Мамаева приспешника Ягайлы. Только у Дона соединятся русские дружины, и встретятся вновь Поновляев с Горским.
Они-то еще встретятся, а вот свидится ли еще Миша с ненаглядной Агафьей-Зульфиею – Бог весть…
Как описать эту последнюю ночь судорожных ласк, горячечного, беспамятного шепота, кратких мгновений чуткой дремоты на плече любимого, бесконечной и бесполезной мольбы и заклинаний, в которых причудливо смешались русская и татарская молвь? Нет таких слов, и, кажется, нет такой силы, которая разомкнула бы кольцо рук на шее любимого! Но из века в век, из поколения в поколение уходят мужчины на подвиг и на смерть, храня на устах до последнего часу святую горечь прощального поцелуя. И так будет в подлунном мире вечно, покуда есть в нем добро и зло, любовь и долг. А рождаются после таких ночей через положенный срок не сказочные – земные герои и их трепетные подруги, и потому стоит земля, и потому не гаснет память.
Через неделю распрощалась с ненаглядным ладой и Дуня Горская. Не впервой провожать ей мужа в пасть неведомого, но никогда еще не плакало так тоскливо сердце-вещун, заставляя точить по ночам в подушку горькие бабьи слезы. Истинно: в девках сижено – плакано, замуж хожено – выто. Ушли в поход новгородцы и не ведают, сколь еще тех слез прольется на Москве, когда выплеснутся из кремлевских ворот потоки русского воинства…
Как в древние, незапамятные времена золотого века, идут княжеские дружины в половецкое поле, к древним курганам – из синего Дона шеломом водицы испить. Но и тогда, поди, – при великом Мономахе, именем которого степные жонки пугали детей своих, – не выставляла Русь такой могутной рати! По Серпуховской, Брашевской и Болвановской дорогам разом подняли густую пыль тысячи и тысячи оружного люда, ибо не уместиться было воинству на одном шляху! И то была лишь половина русских дружин – у Коломны, на просторном Девичьем Поле, ждали общего сбора иные рати Залесской Руси.
Воистину, от начала мира не бывала такова сила русских князей! И не подтачивало эту мощь гибельное разномыслие начальствующих. Не бывать за излучинами Дона новой Калке, а быть великой славе и бессмертию! А разделят их меж собой по-братски москвичи и смоляне, суздальцы и устюжане, ростовчане и переяславцы, и многих иных земель люди, имя которым отныне – Русский Народ…
Пришли в Коломну и посланцы Сергия – два монаха в пропылившихся островерхих кукулях. Дмитрий Иванович хорошо знал обоих, ибо в прежней, мирской, жизни и Пересвет и Ослябя были могучими воинами славного боярского рода. Но нынче князь будто и не узнал старых боевых товарищей – свет высокой жертвенности неузнаваемо преобразил суровые черты воинов. В тот же день глашатаи читали перед полками грамоты великого молитвенника с благословениями русскому воинству. И, как живое подтверждение святости зачинаемого похода, стояли рядом с князем монахи, принявшие на себя высшую степень иноческого послушания – великую схиму.
Часом ранее Дмитрий Иванович принял от них изустное благословение игумена Троицы:
– Пойди, господине, на поганыя половцы, призывая Бога, и господь Бог будет ти помощник и заступник, се ти мои оружници.
Голос инока Александра, навеки отринувшего богатырское имя Пересвет, помимо воли звенел от волнения.
– Великую ношу взяли вы на себя, братья.
– Что наша ноша? – сурово отмолвил князю седатый Андрей Ослябя. – Игумен взял на рамена своя предбудущий грех за пролитие крови, ибо не долженствует мнихам брать в руки оружия. Спасением души своей готов пожертвовать старец за-ради победы над Ордою!
– Было Сергию видение, – щеки Александра порозовели от смущения, – что имаши ты, господине, победити супостаты своя! И выйти мне на той рати на ристалище с ордынским поединщиком, и повергнуть ю с божьей помощью.
– Крест святой тебе защита!
Дмитрий Иванович порывисто перекрестился.
…Вал русского воинства неудержимо катился к Дону. И, питая его живительной силою, вливались и вливались в него дорогою все новые дружины и ополчения. А из-под Мамаевой Орды ежеден со свежими вестями спешили ко князю проведчики-сакмагоны. Там, в задонской степи, рыскали, силясь обмануть супротивника, русские сторожи и татарские разъезды. И чем ближе сходились великие воинства, тем теснее становилось на ковыльных просторах, тем чаще и кровавее творились сшибки меж удальцами-разведчиками. Поредели в тех боях русские дозоры, но все так же исправно доносили великому князю о движении ордынского войска. Еще с Оки Дмитрий Иванович послал на подмогу сакмагонам третью крепкую сторожу с воеводою Семеном Маликом.
– Ну, брате, вовремя ты подоспел! – радостно встретил друга Горский, уже месяц, почитай, не слезавший с седла. – Тщусь закамшить давнего нелюбя своего – Саид-бея. Слышно, в большой чести он нынче у Мамайки. Да хитер, чертяка!
– Ничего, раскинем бредошок и на твою золотую рыбку! – прогудел в ответ Мелик. – Тем паче что Дмитрию Ивановичу языка нарочитого надобе.
Испокон веку состязались в Диком Поле в хитрости и ловкости русские заставы со степными находниками. Хазаров сменяли печенеги, печенегов – половцы, половцев – татары, а уловки да премудрости в тех кровавых играх остались прежними. И хоть знает их наперечет каждый проведчик, а все ж попадает ненароком в разоставленные супротивником сети…