Усилия любви
Шрифт:
– Тогда полетите вы, – сказал шеф.
– У меня на послезавтра билеты в театр, – просто сказал Радик. – А на той неделе теща уезжает в отпуск, оставляя меня с женой и пятью детьми. Вы понимаете, что это значит?
– И это настоящий ученый! – сказал шеф. – Долой из института! Мы найдем другого. Любого.
Шеф развернулся всем корпусом и столкнулся с Пузисом, который обмахивался стопкой перфокарт, ожидая очереди поговорить с шефом.
– Пузис, – сказал шеф, и в его улыбке была неуверенность, – вы полетите сегодня вместо Басманного? Правда?
– С удовольствием, – сказал Пузис. – Когда обратно?
– Может быть, через полгода. Но для вас это не проблема?
– Нет, не проблема, – сказал коварный Пузис. – И монография, которую мы с вами заканчиваем, Артур Артурович, подождет. Она все равно в плане будущего года.
– Правильно, – сказал шеф. – Монография подождет. Кстати, вам совершенно нечего делать на Титане, Пузис. Он не по вашей специальности.
– Слушаюсь, шеф, – сказал коварный Пузис и исчез в радиорубке. Шеф обвел глазами армию техников и ученых у его ног. Все слышали разговор, все делали вид, что заняты делом. Только Губернаторов поднял взгляд и сказал тихо:
– Можно, я полечу? Я не женат. Мне всю жизнь хотелось побывать на Титане.
– Вот! – сказал шеф. – А вы говорите.
– Не пойдет! – крикнул снизу Прострел. – Он не поместится в установку. В нем сто пятьдесят килограммов живого веса.
– Сто двадцать, – сказал Губернаторов, который явно не поместился бы в установку.
– Во всей Вселенной не хватит гравитонов, – сказала Лисичка, – чтобы перенести массу Губернаторова на Титан. Но на меня не рассчитывайте. Я завтра лечу в Коктебель.
– Вас, Лисичка, – сказал шеф, – я и не приглашал. Вы даже в виде потока элементарных частиц чрезвычайно опасны. И если вместо Титана вы попадете к вашей косметичке, никто не удивится.
– Спасибо, – сказала оскорбленная Лисичка и вспомнила, что косметичка Алла Семеновна ждет ее вечером. Скорей бы прошел этот запуск.
В зал вбежал Иван Сидорович.
– Он дома! – крикнул Иван Сидорович с порога, жуя половецкий ус. – Он не приедет.
– О ком речь? – спросил в растерянности шеф.
– Мы посылали Ивана Сидоровича к Басманному, – сказал Радик.
– Почему он не приедет? – спросил шеф. – Через час телепортация на Титан. Разве не так?
– Он спит, – сказал Иван Сидорович. – И не хочет просыпаться.
– Так разбудите его!
– Он сказал, что не будет просыпаться.
– Напомните ему, в конце концов, что он участник исторического события.
– Он сказал, что знает.
– И что?
– Перевернулся на другой бок, – сказал Иван Сидорович.
– Я вас предупреждал, – сказал Прострел. – На Басманного нельзя полагаться.
Шеф бросился в радиорубку – шла космограмма с Титана.
– Это удивительно, – сказала Лисичка.
– Я у него вчера был, – прошептал ей Прострел. – Он произвел на меня впечатление слабого человека, не знающего, что такое истинная любовь.
– Ему этого не понять, – ответила Лисичка. – Я знаю.
– Я был вынужден подсыпать ему в кофе снотворного, – сказал Прострел.
– Это преступление! – ахнула Лисичка.
– Да, – согласился покорно Прострел. – На него меня толкнула любовь. Вы понимаете?
– Понимаю, – сказала Лисичка. – Но все равно это преступление.
– У вас не хватит совести выдать меня, – сказал Прострел.
– Не хватит, – согласилась Лисичка.
Большие часы с восемнадцатью циферблатами пробили двенадцать. До запуска оставалось меньше часа.
В радиорубке шеф передал Радику последние данные с Титана.
– Кто летит с Титана? – спросил шеф. – Пирелли?
– Пирелли.
– Еще вчера он был легче на три кило. Разве это не безответственность?
Радик посмотрел на шефа печальными преданными глазами.
– Я не пойду в театр, – сказал он. – И жене придется одной возиться с детьми.
– Спасибо, – сказал шеф. – Я буду приходить к ней по вечерам.
– Да? – И неизвестно было, рад Радик такому решению шефа или нет.
– Ну ладно, – сказал шеф, не дождавшись должной благодарности. – Иди. У тебя какой вес?
– Сейчас узнаем, – мрачно сказал Радик. – Не представляю, как жена управится.
В коридорчике, ведущем к весовой – «массогравитонному отсеку», – почему-то не горел светильник. Радик на секунду приостановился, поджидая Лисичку, чтобы она направила его на верный путь.
– Где ты? – спросил он.
– Я здесь, – ответил мужской голос.
В то же мгновение сильная рука прижала к носу и рту Радика вату, пахнущую хлороформом. Мир закружился и исчез. Последним ощущением Радика была уверенность в том, что его куда-то тащат. И голос Лисички: «Он не заслужил иного».
Ровно за восемь минут до запуска теленавт быстрыми шагами вошел в пусковой зал. Он был в длинном махровом халате с капюшоном, низко надвинутым на глаза. Из рукавов вылезали длинные руки с тяжелыми браслетами – дополнительным весом. Сзади шли два пусковика и Лисичка.
Кинув пронзительный черный взгляд на почтительную толпу техников, первый в мире теленавт исчез в черном люке установки. Пусковики нырнули вслед. Лисичка осталась стоять снаружи, словно охраняла установку от врагов.
Шеф поглядел на установку, спросил:
– Все готово? Он там?
– Он там, – ответила Лисичка.
– Он там, – ответили техники.
Шеф проследовал к пульту. Пульт сверкал огнями, как карнавальная улица в Рио. Метроном отсчитывал последние секунды. Еще немного, и теленавт перестанет существовать. Он превратится в поток гравитонов и мгновенно перенесется к Титану. А встречный поток с теленавтом с Титана материализуется в установке, поблескивающей под множеством прожекторов и сканеров, линз и объективов…