Ускользающие тени
Шрифт:
– Да, если ты плохо причешешь меня, я призову сюда привидение по твою душу, Люси Белл.
Девушка вздрогнула:
– Ну, довольно об этом, леди Сара! Иначе я не смогу уснуть всю ночь.
– Сможешь. Я всего лишь видела сон, на самом деле сюда никто не приходил.
– Надеюсь, что так. Посидите же спокойно. Неужели леди Кэролайн рассчитывает, что я буду причесывать вас для визита во дворец?
– Нет, моя сестра уже выписала парикмахера из Лондона.
– Мужчину? – воскликнула Люси, всплеснув руками и откровенно смеясь.
– Почему бы и нет? Во Франции считают, что толк в женских прическах лучше всего знают мужчины.
– О Боже! – воскликнула
Она еще усмехалась, когда три дня спустя рано утром прибыл месье Клод. Он выехал из Лондона еще до рассвета и всю дорогу просидел, забившись в глубь кареты, отворачивая свое глуповатое бледное лицо от окна из боязни увидеть разбойников, о которых он был наслышан заранее. Кэролайн, которая была весьма практичной особой, просила его заодно подстричь двух старших мальчиков. Сте был разочарован – он только недавно начал отращивать волосы для прически в итонском стиле.
– Но, если я задержусь, боюсь, мне придется просить у вас позволения переночевать, леди Кэролайн. Дороги просто кишат пешими и конными негодяями всех мастей.
– Не тревожьтесь об этом, месье. Мы ни в коем случае не собираемся подвергать вас опасности.
– Хорошо, – с облегчением вздохнул парикмахер, укрепляя пышное лиловое страусовое перо в уже готовой прическе Кэролайн.
С волосами обеих девушек он сотворил настоящие чудеса. Смоляные кудри Сары он украсил искусственной гирляндой дикого мака, а на волосы Сьюзен – легкие, пушистые, цвета ячменного зерна – уложил веночек розовых бутонов. Эти украшения отлично дополнили их новые наряды, состоящие из нижних кружевных платьев с кринолинами и открытых верхних. Оба платья Сары были сшиты из ткани одного и того же цвета и одинаково украшены, а в одежде Сьюзен контрастировали цвета – оба варианта совсем недавно вошли в моду. Кэролайн, одетая в лиловый бархат, напоминала перевернутый пышный тюльпан, когда спускалась по лестнице и ждала карету. Мистер Фокс элегантно смотрелся рядом с ней в темно-розовом камзоле и шелковых панталонах, расшитых серебряными ландышами, на его жилете повторялся тот же мотив.
Под радостные крики экипаж покатился по вязовой аллее. Месье Клод нервно теребил кружевной платочек,
– Я прилично выгляжу? – нервно спрашивала у всех Сьюзен.
Кэролайн кивнула. Сара не отвечала – прильнув к окну, она, не отрываясь, разглядывала отдаленную фигуру, при виде которой, хотя в ней и не было ничего пугающего, на спину девушки будто легла ледяная рука ужаса. Ибо у края аллеи, проходящей параллельно дороге вдоль полей и ведущей к восточному крылу Холленд-Хауса, стояла женщина, волосы которой буквально пылали под зимним солнцем. Даже на большом расстоянии Сара без колебаний узнала незнакомку, которая стояла на пороге ее спальни той ночью. Сара привстала с сиденья и вдруг поняла, что незнакомка тоже разглядывает карету.
– Сядь же, Сара, – недовольно сказал Фокс, – твой кринолин совсем загнал меня в угол.
Он не успокоился, пока Кэролайн собственноручно не поправила ему шейный платок. Но Сара, хотя она тут же села на место, прижалась лицом к стеклу, со страхом осознавая, что существо, которое она считала химерой из сновидения, плодом своего переутомленного воображения, оказалось женщиной из плоти и крови, видимой при дневном свете, дерзко стоящей на краю аллеи.
– Есть ли у кого-нибудь из здешних крестьян жена с каштановыми волосами? – спросила Сара, совсем забыв о предстоящем событии, которое по праву должно было завладеть всеми ее мыслями.
– С каштановыми волосами? – в замешательстве переспросила Кэролайн. – Думаю, да. Почему ты спрашиваешь об этом?
– Да просто я только что увидела такую женщину на аллее вдалеке, – деланно беспечным тоном отозвалась Сара. – Простое любопытство.
Даже собственной сестре, которой она всецело доверяла, Сара не могла поведать о необычном облике незнакомки, поразившем ее, о лихорадочном биении сердца, совершенно необъяснимом, при виде одной из работниц деревни близ Холленд-Хауса.
Но даже это леденящее чувство оказалось забытым, лишь только карета достигла Кенсингтонского дворца и через арку ворот, украшенных башенкой с часами, въехала во двор. Впереди нее уже выстроилась вереница карет и портшезов.
Мистер Фокс усмехнулся:
– Здесь будет весь цвет Лондона, милые дамы. Это прекрасная возможность показать себя.
Теперь сердце Сары заколотилось совсем по другой причине, и, когда карета, наконец, оказалась в голове очереди и лакей в ливрее помог пассажирам выйти, она и Сьюзен обменялись совершенно перепуганными взглядами. Они тут же оказались еще в одной очереди – очереди пышно разодетых дам и джентльменов, которые поднимались по большой лестнице к холлу, а оттуда в зал, где сегодня вечером его величество принимал гостей.
Саре казалось, будто она проходит через «три огромных, переполненных людьми зала и все гостиразглядывают ее во все глаза», – так впоследствии она писала своей сестре Луизе. Неудивительно, что все присутствующие смотрели на нее во все глаза, ибо сегодня девушка была особенно очаровательна со своими глубокими темно-синими глазами, блестящими на белоснежной коже лица, с горящими маковыми цветами в волосах и горящим румянцем на щеках.
Выглянув из-за плеча мажордома в ливрее, который громко провозглашал: «Леди Кэролайн Фокс, леди Сара Леннокс, леди Сьюзен Фокс-Стрейнджвейз и достопочтенный Генри Фокс», – Сара изучала открывшуюся перед ней картину.
Король, более тучный и приземистый, чем она запомнила его, но по-прежнему бодрый и подвижный, сидел в позолоченном кресле, а старомодно одетая дурнушка средних лет, в которой Сара узнала принцессу Амелию, незамужнюю дочь монарха, сидела справа от него. Слева от его величества располагалась его внучка, принцесса Августа, названная по моде того времени в честь матери.
Эта принцесса, старшая сестра принца Уэльского, едва не удостоилась сомнительной привилегии быть рожденной в карете. Бедняга принц Фредерик, ее отец, был настолько ненавидим собственными родителями, Георгом II и королевой Кэролайн, что королева уверяла, что принцу подменят ребенка, спрятав его, например, в грелке, поскольку ее сын якобы неспособен зачать дитя сам. Даже когда Фредерик объявил, что его жена беременна, Кэролайн осталась непреклонной и заявила: «Я обязательно буду присутствовать при родах, чтобы убедиться, что это действительно ее ребенок»
Несмотря на слова королевы, молодая пара решила, что ребенок родится в Сент-Джеймсе, а не в Хэмптон-Корте, как приказал король. Дважды они поспешно усаживались в экипаж, и каждый раз тревога оказывалась ложной. Поэтому в третий раз они не стали торопиться, и бедняжка Августа едва успела войти во дворец, где «родила жалкого крысенка, величиной не более зубочистки». Увидев младенца, разгневанная королева объявила, что такое «отвратительное, безобразное и жалкое создание» не мог произвести на свет никто, кроме ее сына. И действительно, она была права. Принцесса Августа родилась за одиннадцать месяцев до появления на свет ее брата Георга.