Ускользающие тени
Шрифт:
Род не только бегло говорил по-валлийски, но и отлично владел итальянским, немецким и французским. Более того, он был единственным человеком в мире, которому Сидония позволяла называть себя Сид. Род был известным ловеласом, но, хотя его амурные похождения бурно обсуждались в кругу музыкантов, он взял себе за правило никогда не заводить интрижки с клиентами и не жениться ни на одной из множества увивающихся вокруг него женщин. «Полюбил — позабыл» — вот мой девиз», — добродушно говорил он.
— В старости вы останетесь одиноким, — предупреждали его.
— Я не собираюсь стареть. Мне нравится быть гранд-сеньором.
— Вы неисправимы, — не раз замечала Сидония.
— Если
Но, несмотря на все любовные дела — музыканты, с которыми он имел дело, прозвали его Гуляка Родди, — Род был отличным агентом, настырным и способным, становясь близким другом всех своих клиентов.
Теперь он стоял рядом с Сидонией в Зеленом зале Уигмор-Холл. Сидония, которой казалось, что ее лицо от испуга приобрело оттенок ее длинного изумрудного платья, с несчастным видом уставилась на фотографии знаменитостей, побывавших здесь в прошлом.
— Ну, ну, крошка Сид, выше нос! Тебе нечего бояться, ты ведь была в таком ударе прошлый раз, когда играла здесь, помнишь?
— Но тогда я только начала выступать, а сейчас уже пользуюсь известностью!
— Вот и перестань плакаться! Прошлый раз ты произвела сенсацию и с тех пор стала на голову выше в мастерстве. К тому же новые клавикорды должны принести тебе удачу.
Клавикорды уже стояли на сцене — их доставили в Уигмор-Холл днем и заново настроили.
— Будь они здесь, — сетовала Сидония, — я бы разогрела руки…
Но в это время прозвучал уже второй звонок и Род произнес свои знаменитые напутственные слова — всегда одни и те же, почти талисман, — прежде чем присоединиться к аудитории:
— Ну, детка, всыпь им как следует!
— О Боже, — простонала Сидония, чувствуя, что вот-вот испустит дух — прямо на глазах у публики.
И вот она уже стояла и кланялась на освещенной сцене. При этом ее пышные волосы упали с плеч. В зале громко вздохнула Дженни, а у Финнана О’Нейла на глазах выступили слезы — он разделял все переживания Сидонии, и ее напряжение передалось ему. Но это продолжалось всего одно мгновение. Сидония села за клавикорды и сразу превратилась в медиума, пальцы которого изливали звуки блестящей пьесы Солера, испанского композитора. В зале царила полная тишина; у Финнана по щекам потекли слезы, когда он увидел, как уверенно его новая соседка и приятельница завладела вниманием слушателей и повлекла их за собой в другой мир. Он никогда еще не слышал ничего подобного, никогда не чувствовал такого прилива гордости. Когда в зале волна за волной стал нарастать шквал аплодисментов, а музыкантша склонила голову в знак признательности, Финнан очнулся и хлопал до тех пор, пока его ладоням не стало горячо.
— Какая виртуозность! — воскликнула Дженни, трогая его за рукав. — Ну, разве она не великолепна?
— Не знаю, — искренне ответил Финнан. — Честное слово, не знаю. Я ожидал, что она окажется хорошей музыкантшей, но такого мастерства я даже не предполагал.
— Она кажется одержимой!
— Полагаю, таким должен быть любой великий музыкант.
— Но она — нечто особенное! Великая музыкантша! Я обязательно должна рассказать об этом!
Но Финнан уже не слушал ее, так как Сидония приготовилась к следующей пьесе и опустила руки на клавиши. Доктор услышал, как сидящий позади него мужчина глубоко вздохнул, как только Сидония вновь заиграла, но не придал этому значения.
Программа уже подходила к концу. В первый раз позволив себе взглянуть в сторону зала, Сидония с ужасом заметила, что ее бывший муж Найджел Белтрам сидит среди слушателей, причем прямо позади Финнана и Дженни. Всего на секунду она отвлеклась,
Зал взорвался неистовыми аплодисментами. Все, что желали присутствующие, — просто послушать талантливую солистку, но в виде премии получили еще и возможность весь вечер лицезреть необыкновенно красивую женщину. Не меньше половины слушателей встали, в том числе Финнан и Дженни. Под одобрительные возгласы Сидония вышла на бис и окончательно покинула сцену, внезапно почувствовав себя обессиленной и испуганной предстоящей встречей с человеком, за которым она когда-то была замужем.
— Найджел здесь. — Этими словами Род встретил Сидонию в гримерной, прокладывая дорогу среди множества букетов. — Хочешь, я вышвырну его отсюда?
— Не надо, — устало ответила Сидония. — Вряд ли он станет закатывать сцену. Он ведь теперь член парламента.
— Ну, это не сдержит такого ублюдка. Ты знаешь, что я думаю о парламентариях — все они как на подбор либо подхалимы, либо бессовестные вруны.
— А он который из них?
— И то и другое, детка.
Как по сигналу, в этот момент дверь распахнулась, и мужчина, женой которого Сидония была три потерянных впустую года, возник на пороге с возбужденно горящими глазами. Не говоря ни слова, Найджел положил руки на плечи Сидонии и слегка отстранил ее от себя, пристально всматриваясь в лицо, будто ища, где спрятан секрет ее таланта и можно ли как-нибудь до него добраться. Как и все, что делал Найджел, это была явная поза, и бывшая жена вывернулась из его рук. Но прежде он успел сказать: «Я уже почти позабыл, как ты очаровательна», — и бегло чмокнул ее в бровь. Сидония увидела, что за спиной Найджела Род изобразил приступ рвоты, и подавила нервный смешок.
— Я в восторге, — заявил Найджел. — Что за великолепный концерт, любовь моя!
— Спасибо, что пришел, — холодно отозвалась Сидония.
— Меня и за уши нельзя было бы оттащить отсюда. Я — твой самый пылкий поклонник и почитатель. До сих пор, — многозначительно добавил он.
Сидония отвернулась, не желая смотреть на его некогда античное, но рано обрюзгшее лицо и вдыхать удушающий перегар виски.
— Мне еще не все равно, — прямо ей в ухо проговорил Найджел.
В зеркале Сидония видела лица: ее собственное, сияющее от триумфа, несколько омраченного присутствием Найджела, и его, большое и бледное лицо тридцатипятилетнего мужчины, очевидно, испытывающего сексуальное возбуждение, судя по тому, как тряслись его пухлые белые руки.
— Нет, — решительно ответила Сидония, поворачиваясь к нему лицом.
Дверь снова распахнулась, и в гримерную одновременно вошли несколько человек, двумя из которых, к великой радости Сидонии, были врач-ирландец и Дженни, одетая в совершенно не идущее ей лиловое вечернее платье.
— Думаю, вас еще в колыбели поцеловала фея, — взволнованно проговорил Финнан, слегка прикасаясь губами к щеке Сидонии. — Я никогда еще не слышал ничего подобного! Вы гений, вот кто вы такая!
— Вам понравилось?
— Неимоверно! Я так гордился!
— Белтрам, — вмешался Найджел, протягивая руку. — Найджел Белтрам. Бывший «мистер Брукс», если вы понимаете, о чем я говорю.
Он по-мальчишески рассмеялся, и Сидония отметила, что теперь на его лице появилось выражение этакого рубахи-парня, души любой компании — особенность, оказавшая ему немалую услугу во время выборов.
— Финнан О’Нейл, — ответил врач, пожимая протянутую руку и поворачиваясь к Сидонии. — Так вы не забыли, что собирались поужинать со мной?