Ускользающий ангел

Картленд Барбара

— Без подобного комплимента я бы предпочел обойтись! — резко бросил маркиз. — Поговорим лучше о вас.

— Но вы… не можете говорить это… серьезно, — сказала Ула. — Ну как я могу… произвести в свете впечатление первой красавицы? Даже если бы вы были так добры и делали вид… что считаете меня красивой, люди… просто посмеялись бы надо мной.

— Я горжусь тем, — сказал маркиз, — что у меня очень проницательный глаз. Если я увижу неограненный грязный камень, надеюсь, я, будучи экспертом в таких вопросах, определю,

что передо мной алмаз, если это будет он.

Чувствуя, что все внимание Улы приковано к его словам, он продолжал:

— То же самое можно сказать об испорченной картине, за которой не было надлежащего ухода. Я непременно узнаю кисть Великого Рембрандта или Рубенса, в каком бы запущенном состоянии ни находилось полотно.

— Но… это совершенно другое дело, — возразила Ула.

— Ничего подобного, — ответил маркиз. — Я считаю себя знатоком женской красоты. Вам, Ула, необходима достойная оправа, чтобы подчеркнуть и выделить все ваши достоинства, и, как актрисе, собирающейся покорить сцену, вам нужен опытный режиссер.

Ула, стиснув пальцы, произнесла:

— Судя по вашим словам, милорд, сделать это так просто… но я… все же не могу поверить вам.

— Полагаю, вам придется довериться мне, — сказал маркиз. — Как я уже сказал, осуществив свои мечты, вы также поможете мне воплотить в жизнь мои замыслы.

При воспоминании о том, как отзывалась о нем Сара, его взгляд стал жестким.

— Если мы с моим положением, моим вниманием, моим богатством не сможем заставить лондонское общество принять вас такой, мне придется согласиться с тем, что я потерпел неудачу, чего со мной никогда прежде не случалось.

— Вам во всем сопутствовала удача, — подтвердила Ула. — Ваши лошади побеждают во всех крупных скачках, и я слышала, как дядя Лайонел с завистью отзывался о великолепии вашего загородного дома, который даже принц-регент назвал» потрясающим совершенством «.

Маркиз усмехнулся.

— Значит, и до вас дошли отголоски этой истории!

— Как я уже говорила, о вас говорят все, и все вами восхищаются.

— А вы?

— Странный вопрос! Как я могу не восхищаться человеком, сумевшим подобрать так идеально подходящих друг другу лошадей, как та четверка, которой вы сейчас управляете?

Маркиз, едва заметно изогнув губы в улыбке, подумал, что этот комплимент совершенно не похож на те, какие ему приходится обычно выслушивать. Он искоса взглянул на девушку и сказал только:

— В таком случае мне остается лишь еще раз просить вас довериться мне и в точности выполнить все, что я скажу.

— А если случится так, что я… подведу вас… вы очень разгневаетесь на меня? — обратилась к нему Ула.

— Возможно, я рассержусь, — ответил маркиз. — но, обещаю, бить вас не буду. И вообще, если вы провалитесь в свете, это будет и моим поражением, что крайне унизительно для меня.

— Такое… не должно… произойти, — пылко воскликнула Ула. — Я не могу представить вашего унижения… и вообще для меня вы — небесный правитель, воцарившийся над всем миром… затмевающий всех… кто под вами.

— Благодарю, — сдержанно сказал маркиз, слегка удивленный ее восторженным тоном, — но помните, что вы обязаны сделать все, чтобы сохранить за мной такое положение и не допустить того, чтобы я, подобно Шалтаю-Болтаю, свалился вниз.

Ула весело рассмеялась, и маркиз, подобрав поводья, тронул экипаж.

Лишь когда впереди показался живописный каменный особняк с внушительной колоннадой и высокими окнами, выходящими на пестрящий цветами сад, девушка занервничала.

Маркиз ничего не сказал ей. Однако он почувствовал, как напряглось ее хрупкое тело, заметил, что сплетенные пальцы судорожно сжались так, что побелели костяшки.

Маркизу впервые пришло в голову, что Ула убежала, не захватив с собой перчатки, — точнее, вообще ничего не взяв.

На ней было простенькое клетчатое платьице из хлопчатобумажной ткани, а накинутая на плечи шаль выглядела так, словно ее стирали много раз.

Но маркиз не мог не увидеть, что лицо Улы лучилось свежестью и красотой, которую нисколько не умаляла простая некрасивая шляпка, перетянутая разлохмаченными на концах атласными лентами.

Маркиз, помогая девушке спуститься из экипажа, с удовольствием обратил внимание на то, как она, распрямив плечи и вскинув голову, уверенно пошла следом за ним, ничуть не робея и не смущаясь.

Седовласый старик дворецкий просиял, увидев маркиза.

— Добрый день, милорд! Какая неожиданная радость видеть вас! Ее светлость будет счастлива, когда я доложу о вашем приезде.

— Как поживает ее светлость? — спросил маркиз, передавая лакею шляпу и перчатки.

— Вообще-то неплохо, но, скажу по правде, ваша светлость, она скучает, — покачал головой старый дворецкий.

— Я как раз приехал затем, чтобы исцелить этот недуг, — сказал маркиз. — Будьте добры, Берроуз, проводите мисс Форд наверх и попросите вашу жену помочь ей привести себя в порядок, пока я переговорю с ее светлостью.

— Разумеется, милорд, разумеется. Непривычным для себя решительным тоном он обратился к Уле:

— Будьте любезны, обождите здесь, мисс.

Затем дворецкий прошел по коридору и открыл дверь в гостиную.

— Маркиз Равенторп, ваша светлость! — объявил он.

Ула услышала чье-то радостное восклицание, после чего Берроуз, закрыв дверь, вернулся к ней.

Маркиз медленно прошел по великолепному обюссонскому ковру к креслу у камина, в котором сидела его бабушка.

В свое время герцогиня Рэксхем была первой красавицей света, и ее бракосочетание с герцогом явилось самым значительным светским событием года.