Условие
Шрифт:
— Ну, отдыхайте, — сказал он, — вполне может статься, это ваш последний отпуск в Ленинграде.
Анна Степановна знала, что её документы затребовали в Москву, но отнеслась к этому спокойно. Её и раньше прочили на разные должности — как вверх, так и вниз — однако ничего не менялось. На сей раз будто бы опять вверх.
— Да я, Сергей Сергеевич, особенно не рвусь.
— Понятно, — улыбнулся он, — однако слух о вас идёт по всей Руси великой.
И вот — библиотека. Стоит ли влезать, когда сама она на весах? Но жёлтенькое с колоннами здание библиотеки посреди старого парка отчего-то всё время вспоминалось Анне Степановне, и мысль, что его могут разрушить, раздражала сильнее и сильнее.
Утром следующего дня Анна Степановна позвонила начальнику
У Анны Степановны было двойственное к нему отношение. С одной стороны, Апухтин был весьма податлив к вмешательству свыше, вставал навытяжку перед любым начальством. Вроде бы с ним было легко иметь дело. С другой — просачивался, струился сквозь обещания, как песок сквозь пальцы, делал всякий раз не как оговорено, а как самому удобно. Удобнее же всего Апухтину было делать так, чтобы оказываться как бы ни при чём. Анна Степановна не знала: хороший ли архитектор Апухтин, да и архитектор ли вообще? Что построил, спроектировал? Чиновником, вне всяких сомнений, он был ловким.
Апухтин долго охал, ахал, сожалея о несчастье, случившемся с Григорием Петровичем. Расспрашивал с каким-то нездоровым любопытством, потом, вздохнув, как бы невзначай припомнил, что Григорий Петрович, в сущности, молодой человек, моложе его, Апухтина, на целых пятнадцать лет. Анна Степановна знала, что семидесятипятилетний Апухтин маниакально следит за здоровьем, зимой и летом совершает многокилометровые пробежки, но сейчас её это не интересовало. Апухтин — древний, безмятежный дедушка — почему-то всегда был в курсе. Такая странная у него была особенность: собирать, систематизировать, анализировать информацию, предвосхищать перемещения, назначения чиновников, нащупывать скрытые пружины. Тех, кому были интересны его соображения, он подманивал к себе, как голубей крошками. Но лишь когда сам нуждался в человеке. В противном случае вытянуть из него что-либо было невозможно. Иначе не сидел бы на должности столько лет. Анне Степановне иногда казалось, Апухтин сделал ошибку, пойдя в архитекторы. Ему бы работать в другом ведомстве.
— Тут какая-то возня вокруг библиотеки и Грошевского парка, Степан Иваныч, — сказала она. — Сносить, не сносить, письма писателей, академиков. Мне это всё, как снег на голову, оставил Григорий Петрович подарочек. Что там по генплану, Степан Иваныч? Метро там будет в конце пятилетки, вы знаете. Но из-за метро нельзя же всё подряд сносить?
Ответ Апухтина вполне можно было бы занести в учебник, если бы существовал такой учебник: как отвечать, не отвечая. Начал старик с того, что только неделю назад выписался из больницы, поэтому, мол, не совсем в курсе происходящего, во всяком случае, последние решения по этому вопросу — если таковые имели место — ему точно неизвестны. Но он непременно выяснит. Далее, продолжил он, этим делом занимался бывший его заместитель, который недавно перешёл на другую работу. «Ну да, как обычно, концов не ищи!» — подумала Анна Степановна. Но он, Апухтин, как на исповеди выложил Анне Степановне всё, что лично ему известно. Прежде всего Анна Степановна должна твёрдо уяснить: архитектурное управление не собиралось и не собирается покушаться на целостность Грошевского парка и библиотеки! Далее Апухтин произнёс лекцию о том, как надо беречь и охранять природу и памятники архитектуры. Но… когда из-за строительства метро некоторые — старинной постройки — здания в том микрорайоне неожиданно — он подчёркивает, неожиданно! — пришли в негодность, естественно, возник план переустройства, новой застройки микрорайона. «Вы же знаете, как у нас, Анна Степановна, чуть где пустое место — сразу план!» Пока ещё, впрочем, этот план не поступал на рассмотрение и утверждение в управление.
— Кто занимается планом? — поинтересовалась Анна Степановна.
Апухтин назвал один из проектных институтов. Затем будто бы вскользь заметил, что начальство Анны Степановны, насколько ему известно, в курсе происходящего, так что ему не вполне ясен самодеятельный интерес Анны Степановны к существующему пока лишь на бумаге проекту.
— Что начальство в курсе насчёт проекта, допускаю, — сказала Анна Степановна, — но что насчёт библиотеки — сомневаюсь.
В любом случае, продолжил Апухтин, речь идёт о жилом массиве, Анна же Степановна, как он знает, занимается вопросами промышленного строительства.
— Я вчера там была, — перебила его Анна Степановна, — здание в приличном состоянии. Нет никакой необходимости его сносить. Горком завален протестами общественности. Я хочу знать официальную позицию возглавляемого вами управления относительно архитектурной и исторической ценности здания библиотеки, которую, как вам известно, посещали люди, составляющие гордость отечественной истории, — заглянула в конспект беседы с Дерляевым, — декабристы, разночинцы, народовольцы, выдающиеся деятели Коммунистической партии и Советского государства. Что не бьёте в набат, Степан Иваныч?
— Анна Степановна, — после долгого раздумчивого молчания с достоинством ответил Апухтин, — вы меня обижаете. Я четверть века в управлении, и моей визы нет ни на едином постановлении о сносе. Всё, что сносили, — в обход нас, вопреки нам. Когда очень хочется расчистить место, как правило, не до соблюдения формальностей… Странно, что мне приходится говорить вам об этом. Теперь о библиотеке. Мы в своё время представляли развёрнутую справку. Здание построено в начале прошлого века архитектором-самоучкой Ананием Щаповым. Относится к так называемому русскому барокко. Зданий, выстроенных в подобном стиле, в городе всего насчитывается около семидесяти. Поэтому говорить о какой-то особой уникальности щаповского здания… Но тем, не менее архитектурное управление придерживается однозначного мнения о целесообразности сохранения и реставрации всех без исключения исторических памятников. На том стоим! — гордо закончил Апухтин.
— Степан Иваныч, — вздохнула Анна Степановна, — мы с вами не первый год знакомы. Всё это слова. Вы не хотите сносить, я не хочу, а в понедельник вопрос должен рассматриваться в горисполкоме. Давайте по существу. Что тут? Вы же пророк, Степан Иваныч, ясновидящий… Ну не будем ссориться!
— Анна Степановна, — старик любил, когда его хвалили, но не любил — когда угрожали, — есть такая восточная присказка: камень ли падает на кувшин, кувшин на камень, разбивается всегда кувшин. До сих пор вам, можно сказать, везло. Так стоит ли выступать в роли кувшина сейчас, когда… Земля слухом полнится, Анна Степановна, говорят, готовитесь нас покинуть?
— Всё может статься, Степан Иваныч, всё может…
— Тогда позволю себе, — продолжил хитрейший старик, — внести некоторые уточнения относительно набата. Первый раз я ударил в него семь лет назад, когда только познакомился с перспективным планом строительства метро. Но мне было твёрдо обещано: проходка будет вестись на глубине, исключающей всякие неприятные последствия.
— Степан Иваныч, так и хотели, но вы же помните, Госплан срезал смету. На тридцать процентов, Степан Иваныч!
— Минуточку, Анна Степановна. И в новом плане, с которым я знакомился три года назад, ничего не говорилось о разрушениях.
— Степан Иваныч, ну что вы делаете из меня дурочку? Вам же прекрасно известно, что очередь должна быть сдана в эксплуатацию в этой пятилетке. Для ускорения темпов строительства пришлось в виде исключения пойти на применение взрывных работ.
— В черте города, Анна Степановна, в черте города! Разве я не бил в набат?
— Били, Степан Иваныч, били, но это решение принимали не мы с вами.
— Так какого ещё набата вы от меня хотите? — грозно осведомился старик.
Анна Степановна молчала. Смягчившись, Апухтин продолжил: