Условия жизни
Шрифт:
Все это время «прохлаждавшийся» шаман в раз ожил. Ловкими и отработанными движениями он содрал мачете кору с нижней части Сагового дерева.
— Садись с той стороны от ствола, а я устроюсь с этой, — губернатор извлек из корзины-рюкзака длинную доску с торчащими из нее острыми шипами-колючками, — берись за рукоятку терки, и поехали. Сначала я тяну доску на себя, затем ты.
Костику с шаманом удалось измочалить доморощенной теркой молочно белую мякоть пальмы, почти до самой сердцевины. Самые «стойкие» древесные волокна пришлось перерубать мачете. Затем, кашеобразную массу Сагового дерева разложили на куске парусины.
—
И с этой задачей «парочка» справилась. Однородный порошок они ссыпали в корзину-рюкзак.
— Ого, здесь килограмм двадцать не меньше, — определил вес взваленного на плечи «богатства» Медведев. — Теперь можем возвращаться в деревню.
— Погоди, порошок сначала промыть надо, — шаману досталось нести: топор, терку и парусиновую холстину.
Дорога «добытчиков» лежала через болото к горному ручью. В центре трясины Костику с губернатором довелось повстречаться с Бо-бо.
При виде «шершавой» зеленовато-бурой спины крокодила у Медведева мелко затряслись коленки — «Ужин сегодня будет — только не у меня!».
Между шаманом и Бо-бо состоялся гипнотически телепатический сеанс связи. Не выдержав пронзительного взгляда, крокодил щелкнув зубастой пастью, развернулся и поплыл в другую сторону трясины.
— А я уж думал нам конец, — в повеселевшем Костике пробудились, совсем было угасшие силы.
— Нет, Бо-бо старый, мудрый крокодил, знает на кого нападать не следует, — губернатор нащупывал бамбуковой палкой следующую твердую кочку, чтобы ступить на нее.
На ручье оказалось (незамеченное в предыдущее посещение Медведевым) деревянное корыто, в него-то и ссыпали весь Саговый порошок.
Залив белую массу сверху водой, шаман принялся приплясывать в корыте босиком. «Нарезвившись», он спустил через пробку в борту, мутную кисельную воду из корыта.
— Осталось только подсушить муку и можно печь лепешки, но этим всем мы уже займемся в деревне, — губернатор попробовал на язык Саговую муку.
Корзина-рюкзак потяжелела от мокрой муки вдвое, но Костик не роптал — «Лишь бы только Бо-бо не вернулся на «тропу войны»!».
. Добавив к Саговой муке кокосового молока, Ребека испекла на ужин знатные пышные сладкие лепешки.
— Хороши хлебце, не хуже парижских круасанов, — ел и нахваливал лепешки Медведев.
— Завтра я в них еще и толченых лесных орехов добавлю, — Ребека палочками переворачивала на раскаленной сковороде лепешки.
— Давай, давай, — одобрил ее кулинарные изыски губернатор. — Еще бы Джек нас сегодня порадовал, было бы совсем хорошо.
— Я не виноват, в той стороне моря, моллюски почти полностью перевелись, — Тревол соизволил поделиться с шаманом всего лишь одной жемчужиной, две другие «левые» он передал на хранение Сесиль.
— Может, обсудим рабочие моменты завтра, а сейчас займемся нашим разводом с Марселем, — подлизываясь к шаману, Гвинет подула на взятую им в руку горячую лепешку.
— Посмотри, в каком я состояние: грязный, уставший, да и записи уже вести темно. С утра пораньше, до основных работ и устроим заседание, — губернатор откусил остуженную лепешку.
Пятиминутная процедура развода для какой-нибудь цивилизованной страны, на Изабель вылилась в многочасовую судебную дрязгу, с привлечением всех жителей деревни.
Заседание проходило в главной хижине. Поселенцы сидели возле разведенного по такому случаю очага, а губернатор облаченный помимо белых брюк, золотистой жилетки и морской фуражки, в кусок черной ткани, заменявшей ему судейскую мантию, располагался напротив, за импровизированной трибуной из тростника.
Раскрыв конституцию, шаман зачитал тринадцатый пункт, где перечислялись права и обязанности мужа и жены. В частности мужу запрещалось избиение жены тяжевыми предметами, наносящими непоправимые увечья, влекущие нетрудоспособность оной. Жене в свою очередь возбранялось проводить ночь в не супружеской хижины и взывать к духам острова без дозволения губернатора. Об измене не было сказано и пол слова.
— Местами наши законы вполне либеральны, — в который раз поражался островной конституцией Костик.
— Как же, ночью и не погуляешь, — Сесиль придерживалась противоположного мнения. — Несправедливо! Все должно быть наоборот. Днем — заботы, работа, семья, а ночью полная свобода. И что это за иезуитские ограничения на общение с духами.
— Да, а как тебя по-другому контролировать, — в разговор включилась Ребека. — Ромиреса травами и заговорами, чуть в могилу не свела.
— Он сам виноват, нечего было влезать в такие долги, я просто хотела получить причитающиеся мне деньги, — отношение Сесиль к шаманству был вполне бытовым.
История, о которой вскользь упомянула Ребека, происходила полтора года назад, и вовлечены в нее помимо Сесиль и Ромиреса были Грап и Консуэла. Ромирес, считавший себя всеядным в отношение секса, питал все же большую привязанность к мужчинам и пристрастил Грапа к этой заразе. Пострадавшими оказались: жена Грапа — Консуэла, лишившаяся внимания, и Сесиль потерявшая сразу двух клиентов. Не сговариваясь, Консуэла и Сесиль обратились за помощью к Тусегальпо и духам острова. Консуэла желала вернуть мужа в семью, а Сесиль пеклась о процветании традиционной островной проституции. Ветер ли им нашептал, а может и вправду, духи присоветовали, только женщины не сговариваясь, решили действовать через Ромиреса. В пищу «развратника» стали подсыпаться лошадиные дозы трав и снадобий. Результат не заставил себя долго ждать. Ромирес осунулся прямо на глазах. Через неделю он перестал встречаться Грапом, а еще через три дня слег с температурой в постель. На этом этапе в конфликт вмешался губернатор (поговаривали, будто он тоже прибегал к услугам Ромиреса) и развел враждующих по разным сторонам. Ромирес был оставлен выздоравливать в деревне, а Сесиль с Консуэлой отправились в ссылку на другой конец острова соскребать со скал зеленую слизь, необходимую при приготовлении «молока пробуждения». Скоро при «невыясненных» обстоятельствах погиб Грап и голубой вопрос сам собой рассосался.
— Развод дело серьезное, и для его одобрения нужны веские доводы! — шаман постучал по тростниковой трибуне указательным пальцем. — Выходите и расскажите, что вас не утраивает.
Марсель и Гвинет расположились по бокам от трибуны.
— Начнем с тебя, — губернатор обратил внимание присутствующих на Гвинет. — Ты утверждаешь, что Марсель тебя систематически избивает.
— Тусегальпой клянусь, этот маньяк лупит меня почти каждый день, причем всем подряд!
— Чем можешь доказать? — губернатор, готовясь записать в книгу показания женщины, обмакнул кончик перьевой ручки в чернильницу.