Условный переход (Дело интуиционистов)

Дегтярев Максим Владимирович

– Там, кажется, по-русски, – сказал бармен, – я не знаю этого языка.

– Но он-то должен знать! – резонно возразил Петито.

Бармен кивнул и вернулся в зал. Но спросить о надписи было не у кого. Незнакомец, потребовавший вернуть свою вещь, лежал на полу лицом вниз. Из спины, под левой лопаткой, торчала ручка ножа для колки льда. Робот-уборщик невозмутимо вытирал алую кровь с желтой плитки.

7

«Шеф чем-то расстроен не по твоей вине», – такую

характеристику дала Яна утреннему состоянию Шефа. Не спрашивая подробностей, я прошел к нему в кабинет. Шеф наматывал проволочку на палец. Он соизволил поднять на меня глаза только после того, как я дважды поздравил его с «прошедшими» и «наступающими».

– Что бы это значило, – произнес он задумчиво, – k slozheniju vlipajut ne opahivajut.

– Чего?! – изумился я. – Это вы на каком языке?

– Неужели у меня такое ужасное произношение! – обиделся он.

«О, да!» – подумал я, но вслух этого не сказал.

– Шеф, я, кажется, понял. К сложению влипают не… пардон… куда?

– Не опахивают. Я посмотрел в словаре. «Опахать» означает вспахать землю вокруг чего-нибудь. Яна предположила, что это что-то пифагорейское. Но меня смущает слово «влипают», оно из твоего лексикона.

– Из моей кармы, скорее… Однако, вы правы, вместо «не опахивают» я бы употребил «не расхлебывают» или «не отмазываются».

– Ты подразумеваешь, что там есть тире. Но его нет, в этом вся проблема.

– Непростая проблема, – кивнул я, – вы из-за нее лишили Яну каникул? Про себя я не спрашиваю.

Шеф тяжело вздохнул и принялся разматывать проволоку. Я насчитал пять витков – не слишком хорошо для конца года.

– В Браске убили человека… – начал он, и у меня непроизвольно вырвалось:

– … с гвоздем?!

– А ты откуда знаешь?

– Догадался, – соврал я. – Лия, должно быть, огорчится.

– Не думаю. Это был другой человек с гвоздем.

– Сколько же их на свете… Подробности известны?

– В полном объеме, – ответил Шеф и рассказал, как он попросил Стевана Другича, с которым проработал десять лет бок о бок, найти подходящего человека, чтобы забрать из «Дориды» часы, принадлежавшие ЧГ. Фраза, поставившая Шефа в тупик, была выгравирована на крышке часов.

Я спросил:

– Местной полиции известно, что Кирилл Хинчин работал у Другича?

– Да, поскольку им удалось установить его настоящее имя. Другич, разумеется, сказал, что о визите Кирилла в «Дориду» он ничего не знает. По кредитной карточке, которую он передал Хинчину, его не отследят. Будем надеяться, что не отследят, – оговорился Шеф.

– А что по поводу личности убийцы?

– Ничего. Нож для колки льда взяли с барной стойки. Посторонних следов на нем нет. Нет и свидетелей, которые видели, что бы кто-то входил в кафе в то время, когда произошло убийство.

– У кого-то тоже кончились боеприпасы, – заметил я.

– Принесешь чек, оплачу, – буркнул Шеф недовольно, – что ты узнал о Борисовой?

– Сорок один год, из них полгода, как вдова. Ее покойный муж, Игорь Борисов, был президентом фаонского «Роботроникса»,

ему принадлежало сорок процентов акций компании и «Дум-клуб». В его смерти нет ничего криминального: в девяносто восемь любой может скончаться после неудачной пересадки искусственного сердца. Большая часть его акций отошла к детям от первых двух жен, «Дум-клуб» целиком достался Изиде, она им управляет и, как говорят, успешно. Живет одна в доме, который также достался ей в наследство от мужа. Детей нет, любовники есть или, во всяком случае, должны быть, – например, Олли Брайт, о котором вы, как пить дать, слышали или даже видели. Увлекается какой-то древней эзотерикой, медитирует и посредничает…

– Между кем и кем? – перебил Шеф.

– Этого я не знаю. Она медиум.

– Ах, в этом смысле… Продолжай.

– Продолжаю. Вернее, продолжу – сегодня же. В полдень мне назначено свидание у нее дома.

– Почему днем?

– Шеф, – взмолился я, – мы всего три дня как знакомы.

– Мне не до шуток, – прикрикнул он.

– Вечером она едет в клуб. Там не дадут спокойно поговорить. К тому же, она сама пригласила. Я не напрашивался.

– О чем ты собираешься с ней говорить?

– Пока я всего лишь журналист, пишущий для «Сектора Фаониссимо» о фаонских развлечениях. Если мне удастся произвести благоприятное впечатление, то я стану своим человеком в ее клубе. Когда получу доступ в клуб, осмотрю все терминалы и узнаю, кто навел Филби на Лию.

– Пустая затея, – отмахнулся Шеф, – я не отговариваю, но прошу – не переусердствуй.

– Шеф, вам достаточно приказать, и я оставлю Изиду с носом.

– Боюсь, ты мне этого не простишь.

Если Шеф и боялся чего-либо, то только не этого. Указав ему на неискренность, я удалился.

В квартале богатых особняков бетонная коробка Борисова смотрелась вызовом обществу. Если бы не забор на границе участков, я принял бы ее за фамильный склеп, принадлежащий обитателям соседнего дворца с колоннами.

– Вы пунктуальны, – томно произнесла Изида и повела внутрь дома.

Что это, намек на слишком ранний приход или обычный комплимент? – размышлял я, шагая по яркому шерстяному ковру с высоким ворсом. Изида шла впереди, на ней было полупрозрачное, пастельных тонов сари, сквозь ткань просвечивало трико чуть более темного оттенка. Разобранные на пряди волосы спускались на слегка полноватые плечи. Впрочем, нельзя исключать, что их полнило сари.

Навстречу вышла девушка в скромном платье и белом переднике.

– Я уже закончила, – сказала она, потупив глаза.

– Можешь идти, – отпустила ее Изида.

– Горничная? – уточнил я.

– Да.

Помня, как выглядел особняк с улицы, я подумал, что по окончании траура Изида для начала сменила дизайнера. Восточный ковер из натуральной шерсти, задрапированные в синий шелк стены, горящие свечи в стеклянных колбах, горничная вместо робота, – все вместе это походило на борьбу с технической цивилизацией в некотором, очень условном, но дорогом смысле.