Услышь моё молчание
Шрифт:
– Расскажи мне, - попросил Алекс, но в ответ получил упрямое молчание, и в серых глазах напротив прибавилось боли.
– Я прошу тебя… Нам обоим станет легче. Герман, не молчи…
Он отпустил его. Герман медленно побрёл к окну, положил левую руку на тонкую деревянную перегородку, затем и вовсе прислонился лбом к прохладному стеклу. Тонкие пальцы замерли неподвижно. Алекс осторожно подошёл сзади, остановился очень близко, почти коснувшись телом, и накрыл холодную как лёд руку своей горячей ладонью.
– Я знаю, что сделала Альбина, и только догадываюсь, какова было цена, - произнёс тихо Алекс, почувствовав дрожь, пробежавшую по телу Германа при упоминании имени мачехи.
– Я не собираюсь её оправдывать или допытываться, как она умерла. У тебя были причины так поступить и не
– Даже если узнаешь, что я убил кого-то?
– раздался в тишине голос.
– А у тебя был другой выбор? Рогозин просветил меня о вариантах событий. Да и не знаю я подробностей. А ты говорить не хочешь, но… Уж прости, солнце моё, но не похож ты на Джека Потрошителя. Я никогда не был на той грани, когда сохранение собственной жизни становится важнее чужой. Бог миловал. Не думаю, что нажать на курок для тебя было легко и просто.
– А если я тогда сошёл с ума? Зачем тебе псих рядом, Гриневский?
– голова Германа устало откинулась на плечо Алекса, позволив зарыться губами в шелковистые волосы.
– В таком случае я сойду с ума с тобой.
– Что же нам делать-то?
– прошептал Герман.
– Жить. Любить.
– А твой Рогозин? Он же бывший следователь.
– А Егор просил передать спасибо за Удава и пожелания счастливой жизни. Он не собирается ворошить эту историю. Что случилось с Иевлевым?
– Он погиб из-за меня.
– Пытался вытащить?
– Да.
– Ты не многословен, - усмехнулся Алекс и потянул Германа на второй этаж, туда, где находилась просторная спальня.
– Я не хочу вспоминать, слишком долго пытался забыть. Не хочу говорить… Не хочу.
– Я подожду. Сколько захочешь, Герман.
Алекс втащил несопротивляющегося любовника в спальню и неторопливо, наслаждаясь каждым мгновением, раздел. Оставил стоять в потоке света из окна, любуясь стройным телом. Герман запрокинул голову назад, и устало закрыл глаза, отдаваясь на волю Алекса, который вздохнул с облегчением, не чувствуя барьера. Герман не отгородился от него, а значит, доверие он всё же сумел заслужить. Алекс сбросил одежду и аккуратно уложил любимого на удобную длинную банкетку, стоящую у изножья кровати. Развёл его ноги в сторону и удобно устроился, принявшись ласкать сначала руками, а потом губами член парня. Герман под его руками ёрзал и тихо постанывал, зарываясь пальцами в волосы Алекса, который изводил его от всей души, припомнив весь свой немалый опыт. Его жаркий язык кружил по головке, пальцы нежно перебирали и гладили мошонку. Наконец, он отпустил стоящий колом член и его губы поползли вверх, по пути целуя упругий плоский живот, бусины сосков, тонкую ключицу, стройную шею, пока не добрались до искусанных губ. Алекс покрыл поцелуями любимое лицо, а потом чуть отстранился и подхватил Германа на руки, заставив обхватить длинными ногами себя за бёдра.
Несколько шагов и они оказались на мягкой постели. Прохладный шёлк простыней принял их в объятия. Алекс на секунду навис над Германом, улыбнулся и подарил ещё один жаркий поцелуй, а затем… Быстрый переворот, и вот уже Герман лежит между широко разведённых ног любовника с недоумением глядя в смеющиеся карие глаза.
– Смелее, - прошептал Алекс, немного подкидывая бёдра.
– Ты…
– Хочу тебя. Сегодня. Сейчас. Всегда.
– Настолько доверяешь?
– всё ещё не веря спросил Герман, скользя рукой к расщелине между подтянутых ягодиц своего неожиданного подарка. Там было смазано и растянуто, словно ждало только его. А ведь так и было.
– Гриневский, я тебя…
– Тс-с-с, - Алекс быстро положил палец на губы Германа, понимая, что он ещё не готов сказать то, что ему хочется услышать. Признания во время или после секса ему всегда казались немного фальшивыми.
Герман приоткрыл губы и мягко обхватил палец, чуть пососал, вызвав искру в глазах Алекса и тихий стон. Он легко проник в подготовленное отверстие и сделал первое движение, наслаждаясь теснотой. Сразу стало понятно, что Алекс не часто был снизу. Он доверился ему, и сердце сразу наполнилось теплом, изгоняя страх и холод. Даже не зная всего, Алекс пришёл, дав понять, что хочет быть рядом несмотря ни на что. Это дорогого стоило. Герман не остался в долгу, доведя любовника до звёзд в глазах, до громких сладких стонов, до дрожащего и выгибающегося в экстазе тела, шепчущего нежные слова. Он догнал его, сам выгнувшись в последнем рывке и откинув голову назад. Что было дальше, Герман не помнил, главное, он чувствовал себя в безопасности и тепле. Он проснулся, когда за окнами ещё была серость февральского утра. Повернул голову, долго смотрел на любимые черты лица, слушал тихое дыхание, а потом аккуратно, чтобы не разбудить выскользнул из постели. Вещи были собраны, билет на самолёт куплен. Ему необходимо было время.
Алекс проснулся один в широкой постели. Он прислушался, и квартира ответила ему тишиной. Тишиной одиночества. На всякий случай он позвал по имени того, кого настолько сильно любил, что готов был отпустить и ему никто не ответил. Алекс и не ждал ответа, он видел накануне вечером чемодан в прихожей и понял, что Герман уехал. Он оделся, спустился вниз и уже собираясь уйти, заметил на стеклянном столике красную папку. На ней светлым пятном выделялась записка. «Мне нужно время. Слишком много мыслей в голове. Рядом с тобой я не могу трезво мыслить. Отдай папку Рогозину. Он поймёт, что с ней делать. Удачи, Алекс, и спасибо за всё». Гриневский скомкал записку в кулаке и тяжело вздохнул. Затем развернул листок, разгладил, сложил и спрятал в карман. Уходя он заметил, что чёрной папки с материалами Рогозина нигде не было видно, и усмехнулся. «Интересно, что в красной папке? Что же Герман дал взамен?» - любопытство потихоньку прогоняло печаль, оставляя надежду. Алекс был уверен, что никуда его любимый человек от него не денется. Он вернётся, пусть даже через месяц или год.
Эпилог
И душе иногда хочется праздника
На дворе была почти середина марта, и весна потихоньку вступала в свои права, радуя перезвоном капели и изредка выглядывающим из-за туч солнышком. Алексу было тоскливо и очень хотелось праздника. Яркого, шумного, фееричного. Но где ему взяться-то? Звонил Стаховский и приглашал отметить Масленицу в Усадьбе, но без Германа туда ехать не хотелось. Видеть счастливые лица и сходить с ума от одиночества? Увольте от такой радости. Не спасала даже работа, на которой после нервотрёпки наступило затишье, стабильность и спокойствие. Красная папочка Германа сыграла роль бомбы, причём в буквальном смысле. Алекс, приехав на работу, хотел было заглянуть в неё, но подарочек утащил Рогозин с абсолютно счастливой мордой. Утащил и пропал на пару дней. Алекс едва не умер от беспокойства и любопытства. Зато про последствия действий своего начальника безопасности он узнал из газет и новостей, так как их настырный противник был взорван в собственной машине неизвестными злоумышленниками. Хотя для Рогозина, как оказалось, не такими уж и неизвестными. Когда Алекс поинтересовался, за что так поступили с известным в городе бизнесменом, Егор хмыкнул и коротко бросил:
– А нечего было общак воровать.
И только позже Алексу таки удалось вытрясти у него историю, связанную с красной папкой и его таинственным исчезновением. Оказалось, некий криминальный авторитет решил порвать со своим прошлым, да не просто так, а прихватив солидный куш. Воровать у своих всегда считалось делом наказуемым, но авторитет подстраховался. Сменил не только имя да фамилию, но и лицо с помощью покойного доктора Агарова. Только Иннокентий Вениаминович тоже оказался хитрецом и собирал компромат на своих самых интересных клиентов, которых после можно было пощипать ещё пару раз. Скорее всего, Герман прихватил из картотеки доктора несколько дел, чем-то заинтересовавших его. Вот одно из них и пригодилось. Он опознал на фото одного из клиентов доктора и подарил Алексу шанс выпутаться из сложной ситуации. А Рогозин знал бывших сотоварищей беглого авторитета, вот и отправился на встречу, прихватив подарочек. Бизнес перешёл в другие руки, вор получил по заслугам, а о компании Гриневского пообещали забыть.