Услышь мой голос
Шрифт:
Он вышел из ванной и отправился испытывать прибор. Приятно было ступать босыми ногами по чистому, гладкому, нагретому солнцем паркету.
— Уже готовы, отлично, — произнес Олег. Весь его вид подчеркивал, что журналист, облаченный в одно полотенце, — это обычное дело для его квартиры. — Прошу, — Олег подозвал Лешу к сфере.
Леша подошел поближе и увидел, что на верху яйцеобразного устройства есть отверстие с откидной крышкой. Перед сферой стояла раскладная лесенка, похожая на те, что раньше были в купейных вагонах.
— А как я буду дышать? — спросил Леша.
— Сейчас все объясню, — ответил Олег и прочитал
— Если вам что-нибудь не понравится, просто постучите в стенку, тогда я прерву эксперимент, — сказал Олег.
— Все это, конечно, очень интересно, — сказал Леша, — но только зачем это нужно?
Олег снова заговорил таким тоном, словно читал лекцию целому курсу студентов.
— Самое сейчас перспективное направление в психотерапии и психоанализе — это повторное переживание моментов зачатия, внутриутробного развития и рождения. Основные проблемы, страхи и комплексы закладываются именно в это время. Любое неосторожное слово беременной женщины, любой ее страх навсегда закладываются в пренатальную матрицу плода.
Хорошо еще, что Леша успел включить диктофон. Конечно, голый, с диктофоном в руках, он выглядел крайне нелепо. Но сам он ни за что не запомнил бы все эти мудреные слова — типа «пренатальных матриц». Да и вообще, ему не слишком приятно было ощущать себя матрицей, куда записаны все ссоры его родителей. Мама как-то призналась ему, что они с отцом чуть не развелись, когда она была беременна. Это был самый тяжелый период их брака. Когда родился он, их первенец, они наконец-то стали семьей.
Перед экспериментом Олег измерил Леше пульс и давление. Оба этих показателя были немного выше нормы.
— Это неудивительно, — успокоил Лешу Олег, — просто вы волнуетесь.
Под присмотром Олега Леша натянул на лицо маску. Дышать было довольно легко, не сложнее, чем при подводном плавании. Он скинул полотенце и поднялся по лесенке к люку. Изнутри сфера была отделана мягким и теплым на ощупь пластиком. Олег велел лечь ему на спину и подтянуть ноги к груди. Собственно, ни в какой другой позе лежать здесь было невозможно.
— Я включу вам музыку, — пообещал Олег на прощание, — это очень способствует. Что вы предпочитаете?
— Похоронный марш, — серьезно ответил Леша.
— А все-таки?
— Ну не знаю, рок, наверное, не подходит для такого случая.
— Да, — согласился Олег, — классика лучше.
— Тогда «Хорошо темперированный клавир» Баха, если у вас есть, конечно.
— Есть, в исполнении Святослава Рихтера. Ну все, я закрываю.
Когда люк над головой Алексея захлопнулся и в сфере стало темно, он почувствовал себя японским камикадзе, который добровольно заточил себя в торпеде, чтобы взорваться вместе с вражеским кораблем.
Алексей услышал мерное гудение и почувствовал, как пространство сферы заполняется теплой жидкостью. Это ощущение было тревожным, но не слишком неприятным. Его лицо вскоре оказалось погруженным в жидкость. Дышалось легко, а потом и поза с поджатыми ногами перестала казаться неудобной. Алексей расслабился и задышал ровнее.
«Кажется, все не так уж страшно, — подумал он, — но где же долгожданный эффект? Я все равно чувствую себя взрослым мужиком, а не невинным эмбрионом».
Сфера начала мерно покачиваться, потом из невидимых динамиков приглушенно зазвучала знакомая музыка Баха. Алексей понял вдруг, что не чувствует больше своего тела. Он испытывал ощущение полной расслабленности, невесомости, и сам не заметил, как задремал. В сущности, это было неудивительно. Обычно Леша носился по делам с утра до вечера и выматывался так, что засыпал в метро.
Алексей сам потом не мог вспомнить, спал он в этой сфере или просто грезил наяву. Если это был сон, то он выглядел так. В какой-то момент Алексей открыл глаза и увидел себя в темном тесном пространстве, заполненном синеватым искристым сумраком. Ему было тепло и очень покойно. Ощущение спокойствия и защищенности окружало его со всех сторон подобно кокону. И вдруг сумрак как будто поредел, и Леша начал различать сквозь него какие-то смутные очертания. Сперва он даже не понял, что это такое, но не спешил всматриваться. Он был уверен, что со временем эти очертания прояснятся. И действительно, очень скоро он уже понимал, что на него смотрит женское лицо. Он не узнал эту женщину, но был абсолютно уверен, что уже где-то видел ее. Возможно, она его близкий друг, а может быть, родственница, сейчас это было не важно.
Неожиданно женщина вплотную приблизила к нему свое лицо. Алексей различал его совсем рядом, но словно сквозь тонкое и очень прозрачное стекло. Он знал, что не может, как бы ему ни хотелось, дотронуться до ее губ или век. А потом она заговорила. Правда, губы ее оставались неподвижными, но Алексей не знал, какими еще словами описать ощущение, когда один человек обращается к другому. Но он знал, что у женщины очень приятный и зовущий голос, хотя и не различал слов.
Алексей был абсолютно уверен, что женщина звала его, просила найти ее и освободить. От кого или от чего освободить, он не понимал, знал только, что женщине грозит или будет грозить в ближайшем будущем какая-то опасность и только он сможет предотвратить ее. Потом женщина замолчала и некоторое время просто смотрела на него, уже без грусти или мольбы, она словно давала ему возможность получше запомнить ее. Потом ее лицо начало удаляться и как бы растворяться в синеватом сумраке.
Алексею стало грустно, и он попытался позвать ее, но понял, что не умеет, что разучился говорить. Бесконечно долго он силился справиться со своими непослушными губами, потом ему это все-таки удалось, и он выкрикнул:
— Женя! — и проснулся от звука собственного голоса.
Он открыл глаза и увидел улыбающееся лицо Олега в проеме над собой.
— Сеанс окончен, — сказал Олег, — вылезайте.
Алексей снял с лица маску, сделал глубокий вдох и выбрался из сферы. Во всем теле было необыкновенное чувство легкости. Так бывает, когда долго идешь под тяжелым рюкзаком, а потом на привале наконец сбрасываешь его, и тогда кажется, что сейчас взлетишь. Именно так ощущал себя Алексей. Если бы он не стеснялся Олега, то не удержался бы и попрыгал немного по комнате или сплясал бы что-нибудь. Но он ничего этого не сделал, а снова позволил Олегу измерить себе давление и пульс.