Услышать тебя...
Шрифт:
— Вам?! — изумилась Лиля.
— А ты думала, ему? Видишь ли, милая моя, ему тоже, конечно, приходили в голову мысли... только совсем другие. Ну, ты понимаешь, о чем я говорю... И вот роман написан. Принят издательством и скоро выйдет в свет. Я не утверждаю, что это шедевр, и, напиши он о чем-нибудь другом, книга, вероятно, никогда бы не вышла в свет... Я нашла великолепную тему. Настоящая золотая жила! Просто удивительно, как за нее не
ухватились другие! И я победила... Поняла теперь, что такое для меня муж?
— Он вам изменял? — спросила Лиля.
Рика
— Лиля, ты просто ребенок! Конечно, изменял, и не один раз, но какое это имеет значение?
— И вам не было... больно?
— Уличить мужа в измене нетрудно. Гораздо труднее сделать вид, что ничего не произошло. Жена, закатившая мужу публичный скандал, не отучит его изменять ей. Наоборот, ожесточит. Не скажу, что мне это доставляло удовольствие, но я умела смотреть на «невинные» забавы своего мужа сквозь пальцы. Я уже столько в него вложила, что не могла себе позволить такую роскошь — подарить его другой женщине.
— А для меня муж не представляет никакой ценности,— сказала Лиля. — Дело в том, что я почти ничего в него не вложила.
— Это не каждой женщине под силу... — Рика Семеновна затолкала окурок в пепельницу и снова закурила. — Помнишь, когда вы только поженились, я тебе высказала свое мнение на этот счет... Тогда я мало знала тебя и Волкова. Я, признаться, была поражена, как ты, симпатичная девочка с высшим образованием, так скоропалительно выскочила замуж за этого пентюха... Я и сейчас не испытываю глубокой симпатии к твоему мужу,
но должна сказать, что он за каких-то пять лет сделал гигантский рывок вперед во всех отношениях. Если уж быть честной до конца, Сергей Волков — лучший журналист в нашей газете. У него большое будущее. Если, конечно, не встанет на скользкий путь многих талантливых людей — не начнет пить...
— И все-таки я, наверное, с ним разведусь, — сказала Лиля.
Рика Семеновна помолчала, глядя в окно. Рабочие перестали звенеть лопатами и куда-то ушли. На катушке осталось всего несколько витков толстого свинцового кабеля. На дощатых щеках каркаса отпечатались ровные черные полосы.
— Я ведь сказала, что нынешнее поколение по-другому смотрит на брак, семью... — Рика Семеновна нагнула большую голову и, прищурившись, взглянула на Лилю. — Что ж, у тебя тоже есть свой капитал: красота, обаяние... Очень часто девушка, выйдя замуж, через два-три года опускается и превращается в неинтересную бабу, а тебя бог миловал. Ты даже стала красивее, женственнее. ..
— Я уже решила, — сказала Лиля.
— А как он?
— Мне наплевать, — со злостью вырвалось у Лили. Рика Семеновна внимательно посмотрела на нее и вздохнула:
— Я тебе тут никаких советов давать не буду. Я пыталась советовать дочери, но она быстро осадила меня, заявив, что я мыслю отжившими категориями... А ты подумала о сыне? Как он будет без отца?
— С сыном все в порядке: он воспитывается у моих родителей.
— Вот оно, нынешнее поколение... — усмехнулась Рика Семеновна. — Даже дети не связывают их!
— Я знаю, что моему сыну хорошо там, — сказала Лиля.
После работы Лилю
Сева Блохин был в шелковой безрукавке. Тонкая материя обтягивала широкие выпуклые плечи. Лицо у него загорело, но, как это часто бывает у блондинов, приобрело не коричневый, а красноватый оттенок. Белые, не очень густые волосы были аккуратно зачесаны назад.
— За что не любит Лобанов твоего мужа? — говорил он, приноравливаясь к ее шагу. — На той неделе снял с полосы его очерк. Сказал, что нужно кое-какие факты обновить, а сегодня, когда Султанов предложил в номер фельетон, ну, который Сергей накатал еще до этой истории.. . с девчонкой, тоже вздыбился. Придрался к одной фамилии. Там, понимаешь, в одном месте написано «Евстифоров», а в другом — «Евстигнеев». Наверное, машинистки перепутали... Ну, и тоже снял. Вернется, говорит, Волков, пусть все еще раз проверит. А тут и проверять-то нечего: снял трубку и позвонил...
— Почему же ты не снял трубку и не позвонил? — спросила Лиля, сбоку взглянув на него. — Вы ведь с Волковым друзья-приятели.
— Во-первых, мы не такие уж и друзья — он мой рассказ в альманахе зарезал, — а
во-вторых, Лобанов все равно фельетон не поставил бы. Ты заметила, что, с тех пор как он остался за редактора, ни одного фельетона в газете не появилось? И не появится, пока Дадонов не вернется из санатория. Лобанов не любит рисковать, а фельетон — это дело опасное. Мало ли что. Вдруг в обкоме не понравится? Он ведь первое время каждый
критический материал возил в обком на визу, пока его оттуда не шуганули. Теперь в обком не ездит, но и фельетоны не печатает.
— Меня это не интересует, — сказала Лиля. — Тем более что я фельетонов не пишу.
— Сергей ни копейки гонорара за эту половину месяца не получит.
— Ну и пусть.
Сева с любопытством посмотрел на нее и присвистнул:
— Опять поцапались? Да и, видно, крепко!
— А как ты, не женился? — поинтересовалась Лиля.
— Надумаешь с мужем разводиться, имей меня ввиду,— улыбнулся Сева.
— Сдается мне, что второй раз я ни за что за журналиста замуж не выйду, — сказала Лиля.
— Я переменю профессию, — Сева, глядя ей в глаза, улыбался. — Ну, например, стану моряком...
Теперь Лиля на него уставилась: в голосе Блохина явно прозвучал намек...
— Присядем? — кивнул Сева на скамейку, укрывшуюся в тени большого клена.
Они сели. Немного помолчали. Напротив, через дорогу, блестела река. По бурым камням у самой воды прыгали воробьи. Сева вытащил сигареты, щелкнул блестящей зажигалкой и закурил. Когда прикуривал от крошечного бледного огонька, левая лохматая бровь его изогнулась, и обозначился шрам.